Окрик памяти. Книга третья - Виктор Ефимович Копылов

На выставку приехал, вооружившись оригинальными лекциями: «Флора вершин Денежкина Камня» (личные исследования) и «Границы распространения сибирского кедра». Спрашиваю у распорядителей время и место чтений. «А мы, – говорят, – и не предполагали и не предвидели этого». Я взорвался: «За каким же чертом вы вызывали представителей обществ?!». Вместе со мной возмущались профессора-археологи Анучин из Москвы и Высоцкий из Казанского университета».

Далее в письме Словцов высказывал свое возмущение по поводу присуждения медали какому-то представителю Министерства финансов только за то, что выставке была оказана денежная поддержка. На другой день И.Я. Словцов покинул выставку и уехал в Тюмень. Весьма ценна из письма следующая информация. Впечатления о выставке И.Я. Словцов опубликовал в «Восточном обозрении» (№34 – 35) в статье «Учебный отдел на Екатеринбургской выставке» под псевдонимом Чингий. Словцов писал: «Так я назвал себя в память о городе, где я родился (по справкам город этот назывался вначале Чингий, потом Тюмень, затем Чингидан и Чинги-Тура, наконец, снова Тюмень)». Это документальное свидетельство самого автора письма окончательно завершает затянувшийся спор о месте рождения И.Я. Словцова: Тюмень или Тобольск.

После кончины С.И. Гуляева в 1888 году у И.Я. Словцова наладилась регулярная переписка с сыном Степана Ивановича Николаем Гуляевым, известным в Сибири этнографом и проживавшем в Омске, которому изредка Словцов посылал письма и ранее. К сожалению, после экспедиции в болота Пелымского края Словцов простудился в ледяной воде после аварии с лодкой. У него потеряли чувствительность пальцы правой руки. Он с трудом держал ручку, почерк изменился настолько, что читать письма почти невозможно. По этой причине мною использована только небольшая часть переписки. Содержание писем отражает, в основном, общие научные интересы корреспондентов, значительно меньше и реже – семейные и личные дела. Так, в письме из Тюмени от 21 апреля 1887 года Иван Яковлевич живо интересуется происхождением куска «железной» руды, которую Гуляев-младший подарил Словцову. «Помнишь, когда ты был в Омске, – пишет Словцов, – и я приезжал туда летом 1882 года, у тебя на столе лежал обломок зуба мастодонта и кусок черной железной руды. Обе эти вещи я у тебя отобрал. Ты говорил мне, что достал их у кого-то из пароходчиков, а найдены они по дороге из Семипалатинска в Омск. Железная руда оказалась необыкновенных качеств и химических соединений. Ради бога, черкни, вероятно, помнишь, через кого, где и когда найден этот кусок руды».

Речь, по-видимому, шла о первом метеорите, с которого началась у Словцова богатая коллекция небесных посланников. Как свидетельствовал П. А. Россомахин, ученик И.Я. Словцова и выпускник реального училища, эта подборка метеоритов была солидной. Под «солидностью» надо понимать количество образцов: не менее 5–10. Небезынтересны также сведения о судьбе бумаг П. А. Словцова: «Плачевная участь постигла библиотеку моего деда Петра Словцова, Абрамов и Голодников все из нее растаскали налево и направо». Здесь важно подчеркнуть ссылку на родство двух Словцовых, о котором Иван Яковлевич был осведомлен лучше кого-либо, а также нелицеприятная характеристика упомянутых двух имен, нередко упоминаемых в местной краеведческой литературе по истории края в начале второй половины XIX века.

В первой книге «Окрика...» приходилось писать о том, что в Санкт-Петербурге на Никольском кладбище мне удалось обнаружить могилу И.Я. Словцова. Долгие годы она не охранялась, и от мраморного надгробья остались только фрагменты: постамент и раскрытая книга, опирающаяся на стопку из трех таких же книг. По имевшимся у меня сведениям на книгах стоял глобус, но он исчез, и восстановить его изображение, казалось, невозможно. Но вот недавно, когда мне понадобилось собрать воедино все материалы о С.И. Гуляеве, я обнаружил в своем архиве фотографию его надмогильного памятника на Нагорном кладбище Барнаула. Изумлению моему не было предела! Оказывается, этот памятник в абсолютной точности был повторен для могилы И.Я. Словцова. Тот же постамент, те же книги в стопке и в раскрытом виде. Но самое главное – на снимке сохранился вид глобуса, рядом с ним древний свиток, а на заднем плане стоит каменный крест. С вероятностью в 100 процентов можно утверждать, что памятник И.Я. Словцову, сооруженный его супругой Елизаветой Степановной и сыном Борисом Ивановичем, полностью идентичен памятнику Гуляеву. Если когда-нибудь тюменцы найдут возможность восстановить и обиходить памятник и могилу И.Я. Словцова, то материал к восстановлению, включая утраченные глобус, свиток и крест, готов в полной мере (илл.76). Для сравнения на фотографиях я счел необходимым повторить опубликованный ранее в «Окрике...» снимок памятника И.Я. Словцову. Памятник С.И. Гуляеву к нашему времени не сохранился. Говорят, на каменной странице развернутой книги существовала надпись: «Тот достаточно потрудился, кто честно искал истину».

ФОТОГРАФИЯ В СУДЬБЕ МЕНДЕЛЕЕВА

Современники Д.И. Менделеева – нашего великого земляка, уроженца Тобольска, относили ученого к тому классу исследователей, которых считают неисправимыми романтиками. Романтик в науке это человек, удовлетворяющий собственное любопытство к природе, а не выполняющий чей-то посторонний заказ на исследование. Условие существования романтика – независимость мышления и положения в обществе. Такие люди интересуются на протяжении своей жизни многими направлениями науки и техники. Они не стесняются менять свои привязанности к той или иной теме, в изучении основных вопросов которой нашли первое или решающее звено. Разработку последующих деталей они оставляют другим. У них в научной работе нередко происходила не только смена тематики, но и специальности. Этими чертами исследователя в полной мере владел и Д.И. Менделеев. Может быть, по этой причине Дмитрий Иванович, впервые в среде мировых ученых сформировавший смысл великого закона природы, не смог открыть ни одного нового химического элемента. Менделеев, подобно Леонардо да Винчи, за многое брался, но редко доводил начатое до логического конца, давая повод для критики своим недоброжелателям. Торопился, спешил, боясь не успеть выполнить задуманное. «Время – ртуть!», – говаривал ученый. И все же романтиков науки нет смысла упрекать в чем-либо. Каждому судьба отмеряет свое. «Чем только я не занимался в своей жизни!», – не раз писал Дмитрий Иванович. В самом деле, в списке научных трудов ученого можно встретить, кроме специфических исследований по химии и педагогике, вопросы экономики, социологии, политики и науковедения. Он профессионально разбирался в метрологии, проблемах промышленности (нефть, уголь, выделка железа) и сельского хозяйства. Его энциклопедические познания не оставили без внимания географию, судостроение, воздухоплавание – перечень бесконечен. А