Двадцать три раны Цезаря - Тиана Веснина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кажется того… — боясь ошибиться, прошептал он.
— Чего того? — брови Ирины встали почти вертикально. — Умираешь?
— Нет, того… пакет, кажется, вышел.
— О боже! — не мигая, проговорила Ирина. — Так давай посмотрим!
Уманцеву было страшновато, но ведь все равно надо было решиться. Он с трудом оторвался от ведра. Стукнувшись головами, они принялись разглядывать содержимое.
— Ни черта не видно. Дай лампу, и еще… ложку, что ли? Лучше половник! Нет, шумовку!
Ирина металась, выполняя приказания мужа.
— Есть! — сдавленно вскричал Уманцев, подцепив шумовкой пакет. — Есть! — вскочил и принялся приплясывать.
Из-за шкафа выглянули любопытные головы детей.
— Папа! — удивленно протянул Костик.
Уманцев, выплясывая в чем мать родила, прыгнул на диван.
— А ну спать! — замахала на них руками Ирина. — Спать!
— Папа! К папе! — принялись канючить дети, но она быстро разобралась с ними и, сгорая от любопытства, вернулась к Роману, без сил лежавшему на диване.
— Вылей из ведра, но так, чтобы ни одна сволочь соседская не увидела, — устало проговорил он, — и принеси мокрое полотенце.
Ирина выглянула в коридор. Убедившись, что там никого нет, схватила ведро и помчалась в туалет. Вернулась с мокрым полотенцем, вытерла пакет и положила на стол.
— Ножницы, — дергая носом от неприятного запаха, только теперь он его почувствовал, сказал Уманцев.
Ирина подала ножницы, он встал с дивана, разрезал целлофан и, взяв его двумя пальцами, протянул Ирине.
— Выброси!
Но она не двинулась с места. Она смотрела на камень. Темный, невзрачный.
— Фу… — разочаровано произнесла она. — Я-то думала!.. Да это вовсе и не алмаз.
— Много понимаешь! — не отрывая взгляда от своего сокровища, бросил Уманцев и поставил включенную лампу на стол.
Алмаз будто проснулся, свет, заключенный в нем, пришел в волнение и заиграл. Ирина привалилась к столу.
— Красиво как, — протянула она.
— То-то же.
— Да, но бриллианты обычно прозрачные. Недаром говорят, чистой воды бриллиант, то есть, если положить его в воду, он как бы растворяется в ней и становится невидимым.
— Откуда такие познания?
— Ну так я все-таки горнорудный институт оканчивала.
— Тогда должна знать, что существуют так называемые цветные алмазы. И из них наиболее редкие, а значит, наиболее ценные — ярко-красные. А наш вообще потрясающий. Смотри, какая удивительная восьмигранная форма, а какая равномерная окраска! Да за этот камень мы пол-Москвы можем купить!
Зачарованные алмазом, они не заметили, как дети встали и тоже молча любовались сверкающим в свете лампы красным камнем. Заметили, лишь когда дочь потянулась за одним из бесцветных алмазов, рассыпанных по столу.
— А вы что здесь делаете?! — прикрикнула на них Ирина, стукнув дочь по руке.
— Ну мам, — захныкала Лена. — Я только посмотреть. Подумаешь, стекляшку взяла.
— Я вот тебе дам стекляшку! — крикнул в свою очередь Роман и прикусил язык.
«Глупо, что мы не смогли утаить алмазы от детей», — посмотрел он на жену.
«А как это было сделать? Ты сидишь на ведре и причитаешь, что сейчас умрешь. Я понятия не имею, что с тобой происходит!» — ответила она ему взглядом.
— Ладно, — примирительно сказал Роман и обратился к дочери: — Лена, пойдем поговорим.
Они ушли за шкаф и сели на раскладушку, которая под тяжестью Уманцева провисла до пола.
— Пап, а когда ты приехал? Сегодня ночью?
— Да, сегодня ночью… Лена, ты уже совсем большая и должна понимать, что есть вещи, о которых нельзя говорить никому из посторонних. Если ты хочешь, чтобы у тебя была своя комната, чтобы у тебя были самые лучшие наряды, ты должна забыть о камнях, что видела на столе. Забыть! Если ты хоть одному человеку, хоть самой своей задушевной подружке, от которой у тебя нет секретов, скажешь о красном камне, меня посадят в тюрьму, а вы никогда не вылезете из нищеты. Понятно?
— Понятно, — в раздумье проговорила Лена. — А что это за камень такой?
— Как-нибудь я расскажу. А сейчас тебе надо запастись терпением. Скоро, очень скоро наша жизнь изменится настолько, что ты будешь с гордостью приглашать своих друзей к нам в дом.
— Я, папа, поняла, не волнуйся, — глядя ему в глаза, ответила дочь. — А вот как быть с Костиком? Он, наверняка, проболтается.
— Иди позови его и запомни, если скажешь хоть одному человеку, меня посадят в тюрьму, а вы навсегда останетесь в коммуналке.
— Не скажу! — суровым голосом проговорила девочка. — Ни за что не скажу! — и вдруг опять подсев на раскладушку, прошептала, прижавшись щекой к его щеке: — Только бы, папочка, поскорее уехать отсюда.
Роман погладил ее по волосам.
— Обещаю!
За шкаф влетел Костик и бросился ему на шею.
— Пап, вот здорово, что ты приехал. Я ребятам обещал рассказать об Африке. А ты открытки привез?
Роман долго и серьезно беседовал с сыном. Костик обещал молчать, но чувствовалось, что, увлекшись рассказом об Африке, он вполне может сболтнуть и о камне.
Роман вышел из-за шкафа и развел руками. Ирина призадумалась. А потом, когда дети пошли умываться, сказала:
— Пойду-ка я куплю каких-нибудь декоративных камней, стекляшек. Если Костик проболтается и слух дойдет до учреждения, ты скажешь, что так как ничего не смог привезти из командировки, то жена пошла и накупила всякой всячины, чтобы хоть что-то подарить детям. Они же знают, чем ты занимаешься, вот ты и привез им образцы африканской породы.
Роман немного подумал и согласился с предложением Ирины.
— А куда мы спрячем камень? — спросил он. — В квартире его оставлять опасно. У нас вполне могут произвести обыск.
— Даже не представляю, — потерянным голосом отозвалась Ирина, и они уставились на камень, который преспокойно лежал на столе.
— Куда бы мы его ни спрятали, спецы из учреждения вычислят с первого взгляда, — заметил Роман.
— Ладно, что-нибудь придумаем! — Ирина достала из тумбочки небольшой целлофановый пакетик и ссыпала в нее алмазную мелочь, а красный алмаз долго вертела в руках. — Как сверкает, словно крови напился!
Роман отвел взгляд в сторону. Это сравнение заставило его мысленно содрогнуться. Оно не понравилось ему своею точностью.
ГЛАВА 11
О том, чтобы Роману идти на работу, не могло быть и речи. Бледный, усталый он лежал на диване. Перед уходом детей в школу он еще раз напомнил им, как важно держать язык за зубами.
— Можете сказать, что папа вернулся из командировки. Но он очень устал, и поэтому отдыхает.
Когда дети ушли, Ирина отправилась по магазинам купить каких-нибудь декоративных камней и разноцветных стекляшек.
Пакетик с алмазами они закатали в банку с прошлогодним вареньем. Глупо, но ничего другого не придумали. К тому же нельзя было суетиться. Нужно было выждать время.
Роман остался один. В коридоре слышалось шарканье соседей, их голоса, часто переходившие на крик, но он был почти счастлив. Беспокоил только алмаз. Как он там, в банке?..
Наконец, Уманцев успокоился и заснул. Сначала суматоха в мыслях не давала ему отключиться. Только задремлет, как тут же просыпается. Подскакивает на диване, хлопает глазами: «Где я? Неужели дома?» Ляжет и опять: джунгли, лица, вопросы, ответы… и еще другие лица, страшные, безмолвные… Их он больше всего не хотел видеть.
Роман заворочался, резко открыл глаза, а над ним — лицо. Он дернулся всем телом, лицо поспешно отодвинулось, расплылось в улыбке:
— С приездом, Роман Дмитриевич.
Роман все равно не мог сообразить, кто перед ним. Он провел рукой по глазам, тряхнул головой и только тогда узнал:
— А, это вы, Василий Игнатьевич, — тяжело дыша, проговорил он.
— Да, я. Забеспокоился, что ты на работу не вышел. Мне-то сообщили, что ты приехал, — он замялся, давая понять, что ему известно все или почти все, и продолжил: — Сразу, как только тебя в больницу на лечение определили. Видно, — повышая голос, чтобы слышали соседи, которые как бы невзначай замедляли шаги перед дверью Уманцевых, — придется тебе еще в санатории отдохнуть. Может, в Ялту путевочку или в Ессентуки, как а?
— Нет, я уж лучше дома.
— Ну смотри, смотри.
Василий Игнатьевич подкрался к двери и неожиданно ее открыл. Кто-то шарахнулся в сторону.
— Вот же… — в сердцах плюнул Мальцев.
— Роман Дмитриевич, — он вновь сел на стул рядом с диваном. — Роман… ну как же все это? — перешел на шепот Василий Игнатьевич.
— Да вот точно так, как вам сообщили, — вздохнул Уманцев.
Мальцев понял, что Роман прошел хороший инструктаж и больше не пытался его расспрашивать. В принципе, главное, чтобы сам Уманцев не принялся болтать языком. Рано или поздно родным погибших придется рассказать правду, но сначала необходимо было решить, в какой форме. Нужно было выждать подходящий политический момент. Именно выждать, потому что в стране творилось неладное.