Двадцать три раны Цезаря - Тиана Веснина

Теперь он познакомился с такими людьми, к которым раньше не мог приблизиться даже мысленно. Одно дело — новая элита, составившаяся из таких же выскочек, как и он, и совсем другое — бывшие крупные партийцы и члены их семей. Когда его представили зятю бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Коротких, он на миг потерял дар речи, но не оттого, что ему пожимает руку зять самого члена Политбюро, а от восхищения самим собой. «Кто бы мог подумать?! — мысленно на все лады восклицал он. — Кто бы мог подумать?! И откуда у меня это взялось? Значит, спал я все эти тридцать с лишним лет. Но как могли пребывать в бездействии такие мощные внутренние силы?!»

И когда случайно услышал процитированные кем-то строчки из Вийона, он и не знал, что был такой поэт, то поразился его проницательности: «Я знаю все, но только не себя».

С Коротких он был уже накоротке. Как-то вечером сидя в ресторане у большого полукруглого окна в стиле модерн, с красиво приспущенными темно-синими шторами, попивая бренди, Роман взглянул на улицу и увидел контур знакомого ему человека. Свет от фонарей, преломляясь через стекло, слегка то вытягивал, то сплющивал черты лица заглядывавшего с улицы в окно мужчины.

Роман выпятил нижнюю губу и промычал под нос: «Гм». Сделал еще глоток бренди и, вновь взглянув в окно, встретился взглядом с тем человеком. Уманцева тряхнуло, как от разряда током. Коротких даже привстал и хлопнул его по плечу:

— Рома! Ты это чего?

Уманцев пожал плечами, силясь улыбнуться:

— Устал, да и бренди в голову ударило.

— А мы его сейчас, чтобы не било, водочкой, водочкой зальем, — рассмеялся тот и подозвал официанта.

Роман сидел, боясь пошевельнуться и взглянуть в окно. Ему казалось, что это дух Вязигина пришел посмотреть на него.

«Э, нет, — заставляя себя приободриться, подумал Уманцев, — только дай слабину — и начнут привидения являться…» Ему стало холодно, и он непроизвольно поежился. Теперь и другие, сидевшие за столом, заметили, что с Уманцевым что-то не так.

— Роман? Ты это чего? Заболел, а? Да мы тебя вмиг поправим… — начал один.

— Сейчас баньку организуем с девочками… — предложил другой.

— А и верно, давайте здесь заканчивать! — подхватил третий.

— В баньку, Рома! — наклонился к нему через стол Коротких.

Уманцев только неопределенно хмыкнул и, преодолев себя, взглянул в окно и… узнал! Узнал Криворотова из соседней лаборатории. Несомненно, это был он! Белесый, лицо вытянутое, взгляд тоскливый…

— Ни дать ни взять… привидение… — вдруг громко расхохотался Роман.

Все с интересом посмотрели на него. А Уманцев продолжал хохотать, указывая на окно и одновременно подзывая рукой Криворотова.

— Что, знакомый? — спросил кто-то.

— Да, вместе работали, — опьянев от отпустившего его страха и разлившегося по телу спокойствия, ответил Уманцев. — Пойду поздороваюсь, приглашу рюмочку выпить.

Роман поднялся, пошатнулся и широким вальяжным шагом направился на улицу. Но тут же возникла мысль: «Зачем тебе нужен этот Криворотов? Убедиться, что это он?»

Выйдя на ярко освещенное крыльцо, он оглянулся, сообразил, с какой стороны то окно и пошел. Моросил мелкий дождь. Роман сделал несколько шагов и увидел бывшего сослуживца.

— Криворотов! — крикнул он.

Тот встрепенулся, посмотрел на Уманцева и широко раскинул руки.

— Рома! А я смотрю в окно, ты это или не ты?

— А это я! — хохотал Уманцев, обнимая за плечи Криворотова. — Что ты здесь под дождем торчишь?

— Да вот, жду одну знакомую.

— Так лучше подожди с нами.

— Да нет, Рома…

Но Уманцев потянул его чуть ли не за шиворот. Мокрый плащ Криворотов сдал в гардероб, одернул полы пиджака, провел по волосам рукой.

— Да хватит, не девушка, — бросил Роман и поморщился. Только сейчас он разглядел Криворотова. «Как он одет! Черт знает, что такое».

А Криворотов, переминаясь с ноги на ногу и бросая острые любопытные взгляды по сторонам, ждал, куда его поведет Роман.

«Н-да, за столик с ним не солидно. И какой черт меня дернул притащить его сюда? А, пойду-ка с ним в бар. Пропустим по коньячку и пусть валит».

— Пойдем…

— Витя, — подсказал Криворотов.

— Да я помню, — солгал Уманцев. — Пойдем-ка в бар.

Они спустились вниз, сели на высокие табуреты. Криворотов завертел головой, желая все рассмотреть.

Уманцев заказал коньяк и подумал, глядя на бывшего сослуживца: — «Привидения испугался, вот дурак. Да этот Криворотов хуже привидения. Он — реальность, не сделай я того, — даже мысленно он не стал уточнять, чего именно, — сейчас бы был как Криворотов. Забитый, плохо одетый, приниженный. Нет, уж лучше от привидений вздрагивать, чем так жить!»

Отделавшись от Криворотова, Уманцев вернулся к друзьям. Те уже собирались уходить.

— Рома, едем в баню, — шепнул ему Коротких.

Вышли, расселись по машинам и поехали. Уманцев еще никогда не был в бане для ВИП-персон.

«Вот Ирка бы удивилась, — мысленно хохотал он. — Сейчас выберу себе девочку, самую что ни на есть…» Но увидев девочку, Уманцев даже немного протрезвел. В стремительно меняющейся жизни он как-то упустил любовь. Была Ирка, и она вполне устраивала его. Тем не менее иногда хотелось чего-то… хотелось, как он понимал, женщины другого уровня.

После этого вечера Уманцев полюбил ходить в баню. Полностью удовлетворенный презираемыми им в глубине души девочками, он по-человечески стал больше уважать и даже любить жену, но только по-человечески. Она, правда, иногда чересчур настойчиво предъявляла свои права, и Роману приходилось исполнять свои обязанности.

«Но ведь это не главное, — рассуждал Роман. — Удовольствие на стороне я всегда получу, а в доме должна быть жена». Вообще, атмосфера в доме резко изменилась. Уманцев вновь полюбил свою семью. Он теперь с удовольствием ходил с детьми по магазинам. Раньше это вызывало у него раздражение, потому что он не мог купить детям то, что они просили. Они ныли, надували губы. Ирина тоже была не лучше: с обреченным лицом мерила дешевые пальто и вздыхала о шубе, хотя бы каракулевой. Поход в магазин всякий раз оканчивался слезами Костика, которого приходилось силой оттягивать от прилавка и который истошно орал, протягивая руки к игрушкам: «Купи! Купи!» Ирина шлепала его, грозилась выпороть, но он в ответ орал еще громче. Елена старалась в этот момент держаться подальше от своей нищей семейки. Зато теперь Роман получал наслаждение от посещения магазинов. Дети сияли, Ирина пребывала на верху блаженства. Он покупал им все, что они хотели. Ирина заметно изменилась. Похудела, помолодела, но все равно, как женщина, не привлекала Уманцева. Однако он твердо решил, что семья должна быть нерушима.

После почти двух десятков лет жизни в коммуналке, после вечного отказа себе даже в необходимом Уманцевыми овладело одно общее желание: покупать. Они сменили уже две квартиры и теперь жили в прекрасных пятикомнатных апартаментах в тихом районе, неподалеку от Храма Христа Спасителя.

Уманцев почувствовал, что наконец наладил жизнь, но тут стали подрастать дети, возникли новые проблемы. Вопрос с поступлением в ВУЗы с помощью денег был решен, но что было делать с неразделенной любовью Елены?..

Роман говорил дочери, что если бы она полюбила бедного, но славного парня, то тот, если, конечно, не дурак, с радостью женился бы на ней. Но она выбрала сына банкира, с которым познакомилась на вечеринке в клубе. Он учился в Англии и на Рождественские каникулы приехал в Москву к родителям.

Елена вертелась перед ним, кокетничала, пыталась ослепить возможностями отца. Даже упросила того позволить ей надеть рубиновый гарнитур из фамильных драгоценностей Вязигиных: колье, серьги, браслет и перстень. Уманцев, как следует разобравшись в тонкостях ювелирного дела, оставил себе только самые изысканные украшения из вязигиновского «наследства», а остальные продал.

Сначала Роман наотрез отказал дочери, сказав: «Забудь!» Но она принялась упрашивать. Уманцев внимательно посмотрел на нее и задумался:

«А ведь Ленка-то — не красавица. И в кого она такая? Не иначе в Иркину родню. Глаза глубоко посаженные, нос картофелиной, подбородок тяжелый, а ребенком, вроде, была славной. Может, ей как-то постричься по-другому?.. Да, тут даже рубиновым гарнитуром дело не поправишь», — пришел он к выводу, но дочь стало жаль.

— Ладно, бери. Только охранник пойдет с тобой. А то там тебя быстро разденут.

— Ой, папа, да там на девчонках такие будут украшения!

— Да какие бы ни были. Твои не уступят.

Как и предполагал Роман, рубиновый гарнитур не помог. Избранник Елены с вниманием и интересом рассмотрел рубины, минуя ее лицо.

Домой она вернулась бледная, злая.

— Убила бы! — ответила на немой вопрос отца, отчего так быстро вернулась? — Убила бы! — повторила и пошла в свою комнату.