Двадцать три раны Цезаря - Тиана Веснина

— Ладно, бери. Только охранник пойдет с тобой. А то там тебя быстро разденут.

— Ой, папа, да там на девчонках такие будут украшения!

— Да какие бы ни были. Твои не уступят.

Как и предполагал Роман, рубиновый гарнитур не помог. Избранник Елены с вниманием и интересом рассмотрел рубины, минуя ее лицо.

Домой она вернулась бледная, злая.

— Убила бы! — ответила на немой вопрос отца, отчего так быстро вернулась? — Убила бы! — повторила и пошла в свою комнату.

— Кого? — удивленно спросил Уманцев, следуя за дочерью.

— Стерву одну. Повисла на нем… — Елена отвела глаза и тихо выругалась.

Роман кашлянул и заметил, что, видно, он ничего не имел против той стервы, иначе отделался бы от нее.

— Давай рассуждать логично. Если бы ты повисла у него на шее, он бы…

— Ну да, да! — срывая свою злобу на отце, выкрикнула она. — Он бы сразу улизнул. Но что же мне делать, а? Папа?! — тут же присмирев, проговорила она.

— Наплевать! Заменить другим.

— Ах, что ты понимаешь?!

Роман пожал плечами и повернулся, чтобы вернуться в гостиную.

— Папа, — удержала его Елена.

Он остановился и вопросительно посмотрел на нее. Она явно хотела что-то сказать, но не решалась, то покусывала ноготь, то теребила выкрашенный в золотистый цвет локон.

— Папа, а если ему сказать про… — она подошла к отцу поближе. — Про алмаз.

— Что?! — Уманцев одновременно и побледнел и покраснел от возмущения и неожиданности.

— Про какой алмаз? — Он все это время пребывал в блаженной уверенности, что дети забыли про красный камешек, который видели всего один раз в день его возвращения из Анголы.

— Ну ладно тебе. Думаешь, я забыла? В начале я, конечно, не понимала его ценности. Но потом, когда ты купил сейф, задумалась, да и разговоры ваши с мамой «о том камне» все мне объяснили. Понимаешь, если ему сказать, что ты даешь за мною его в приданое… то он…

Роман остолбенел: «Какое приданое? И с какой стати я должен отдавать алмаз? Да я его даже продавать не собираюсь. И потом, он мой, только мой! Я за него тогда слишком дорого заплатил. А сейчас такая хандра иногда находит, а то бессонница одолевает и все лица, лица…» — он отмахнулся от дочери.

— Ты, папа, мне рукой не маши! — не отставала Елена. — Ты мне прямо скажи, дашь алмаз в приданое?

Уманцеву хотелось ударить по холеной щеке дочери, но он сдержался.

— Подожди, сначала мне его распилить надо, — с ехидством ответил он.

— Это зачем? — подбоченилась в шикарном вечернем платье Елена, будто торговка на рынке.

— Как зачем?! — выпустил свою злость Уманцев. — А Костику половину надо дать?

— Не обязательно. Он мужчина. Пусть сам заработает. И вообще приданое дают за дочерью.

Уманцев смерил Елену уничтожающим взглядом и спросил:

— И тебе не противно, если на тебе женятся из-за камня? Да и с чего ты взяла, что он из-за него женится. Он что, прости, камень трахать будет?

Елена остолбенела от откровенности отца. Уманцев в бешенстве вышел из ее комнаты.

«Алмаз ей дайте! Да я сам не старый, всего сорок семь. Мне он самому нужен. И потом, я знаю одно: пока алмаз со мной, все будет хорошо. Недаром говорят, что алмазы приносят счастье».

Когда Роман зашел на кухню, говорившая по мобильному телефону Ирина, отчего-то ему так показалось, сначала понизила голос, а потом нарочито громко произнесла:

— Ну я тебе позже перезвоню, а то вон муж пришел….

Роман с удивлением посмотрел на нее. Обычно при его появлении она разговоров со своими подругами не заканчивала.

Ирина сидела на барном табурете, положив ногу на ногу. На ней было маленькое черное платье, обшитое по вороту серебряной нитью. На руке — платиновый браслет с подвесками.

— Знаешь, что сейчас потребовала от меня наша дочь? — напустился на жену Уманцев.

Ирина поморгала накрашенными ресницами.

— Она сказала, чтобы в приданое за ней я отдал алмаз.

— Что?! — приложила руку к груди Ирина. — Но?.. Но откуда она узнала про него? Я была в полной уверенности, что дети забыли о камне.

— Представь себе, нет.

— Абсурд! Как она может требовать?! — пальцы Ирины нервно задрожали. Она вынула из пачки сигарету и прикурила от зажигалки.

— Вот и я сказал: «Прости, дорогая, но сначала я должен его распилить на две половины, нельзя забывать о Константине. В один прекрасный день он придет и потребует свою часть!»

— Ужас! — выпуская дым изо рта, проговорила Ирина. — Вот дети! Мы им ни в чем не отказывали, а они требуют то, что принадлежит нам.

— Видите ли, — не придавав значения словам жены, продолжал взвинченный Уманцев, — сынок банкира не обращает на нее внимание, так она решила приманить его алмазом. Вот дрянь!

— Да, — о чем-то серьезно задумавшись, проговорила Ирина. — Да…

Уманцеву не понравилась отстраненность жены. Он невольно вспомнил, как им было хорошо, когда он вернулся из Анголы, и все только начиналось. Как они ездили в Горький, как покупали квартиру… И теперь, вроде, все как прежде, живут вместе, но совершенно не обращая внимания друг на друга.

— Рома, — Ирина провела пальцем по губе, чтобы стряхнуть прилипший пепел, — алмаз много потеряет в цене, если его распилить?

— Естественно, — по инерции ответил Уманцев и замер, глядя на жену.

— Ты что, с ума сошла? Мне этот алмаз достался такой ценой, о которой вы даже не догадываетесь, а я буду его пилить! Нет уж, лучше продам и все потрачу на себя!

— Как это на себя? А мы? Мы имеем такое же право на него, как и ты.

— Что?! — взревел Уманцев.

— А ты думал? — вскинула голову Ирина. — Да любой суд вынесет решение разделить алмаз, если не на четыре, то на две части — точно. Так что алмаз не только твой, — вызывающе посмотрела она ему в глаза.

— Ну ты и дрянь! — бросил Роман. Плюнул и вышел из кухни.

В другое время Ирина не позволила бы так вести себя с мужем, но она… была влюблена. Вот уже полтора года.

Он, Ростислав, сотворил чудо. Он объяснил ей, что до сорока пяти лет она все еще оставалась нерасцветшим бутоном и только теперь, после близости с ним, расцвела. Она и сама это видела. Ростислав был необыкновенным. Он писал стихи, трехстишия на японский лад, вместо галстуков носил шелковые платки. Он так произносил французские фразы, был таким элегантным, изысканным, но…

«Не всем же везет, как некоторым», — часто глядя мужу в затылок, говорила про себя Ирина.

…Но вынужден был работать коммивояжером. И это было ужасно. Он уставал. В своей небольшой квартирке он устраивался на тахте и положив себе на глаза ее руку, дремал. Ирина, как могла, старалась скрасить его жизнь. Но проблема была в том, что ее кредитную карточку пополнял муж. И крупные траты вызвали бы у него вопросы.

После года встреч и волшебной поездки в Палангу Ростислав предложил ей выйти за него замуж. Ирина тогда даже не нашлась, что ответить. С одной стороны, она никогда не думала, что в сорок шесть лет кто-нибудь сделает ей предложение, а с другой стороны, она не собиралась уходить от мужа, который обеспечивал ее по высшему разряду. Но Ростислав сказал, что намерен жениться. И если она отказывается от его предложения, то… пусть она его простит. Ему уже тридцать девять и пора обзавестись супругой. Потом он, правда, бросился целовать ей ноги и уверял, что ни одну женщину не сможет полюбить так, как ее.

После этого разговора Ирина задумалась: «А что, как Роман увлечется какой-нибудь молодой шлюхой и захочет на ней жениться. Тогда все имущество мы с ним разделим пополам, ну, выделим там что-нибудь детям, они уже совершеннолетние. Но вот алмаз… алмаз останется у него…»

Роман, как ошпаренный, выскочил из кухни, а Ирина думала, как это такая простая мысль не приходила ей в голову — распилить камень. Не на четыре, конечно, а на две части. Тогда она с Ростиславом была бы обеспечена до конца дней.

«Если я буду медлить, Ростик может жениться на другой, и я его потеряю. Значит, надо действовать, — она оглядела свою кухню, вздохнула и поняла, что ни за какую любовь Ростика не расстанется с этой роскошью, если вот только распилить алмаз…

«Этот алмаз держит меня, точно на привязи», — с неподдельной горечью подумала она.

Роман, кипя от негодования, заперся в своем кабинете.

«Твари! Твари! — пыхтел он. — Какие твари! Подавайте им алмаз! Да вы вообще забыть должны о его существовании. Он мой! И только мой! Ну я вам устрою! — погрозил он на дверь кулаком. — Я вам покажу!..»

Он открыл дверцу шкафа из массивного дуба, за которой находился сейф.

— Вытащил их из нищеты! Да вам на меня молиться надо! Вот напишу завещание, да… Нет, ничего я писать не буду, — вставляя ключ в сейф, решил Уманцев. — Пошли вы все!.. Я сто лет жить буду, вас всех переживу… — неожиданная мысль прервала его злобную тираду. — А ведь сейф надо понадежнее. Эти сволочи могут и ключ подобрать, чтобы алмаз выкрасть. Да-да, надо подыскать более надежный сейф. — Осторожно, как и всякий раз, волнуясь, он вынул из верхнего отделения бархатную коробочку. Подошел к письменному столу, на котором горела лампа, отодвинул кресло, сел и открыл коробочку. На белом бархате, словно истекая кровью, сверкал алмаз.