Двадцать три раны Цезаря - Тиана Веснина

— Как куда? В Москву! Решено немедленно доставить вас домой. Ведь вы единственный, кто остался в живых из специалистов, посланных на «Катоку». Только вы можете ответить на все вопросы. Так что давайте, давайте! — нетерпеливо подгоняя его, говорил Виктор Захарович.

Уманцев лишь догадывался, который был час. «Около четырех, наверное», — подумал он, выйдя на крыльцо, у которого их уже ждала машина.

Ночной воздух чуть освежил затуманенную голову Романа, но в машине его укачало, и по трапу он поднимался с одной мыслью: «Поскорее сесть в кресло и заснуть».

Виктор Захарович был чем-то явно расстроен.

«Из-за меня! — подумал Уманцев. — Меня не поделили. Еще бы! Я как подарок свалился в руки Виктору Захаровичу. Через меня мог бы и звездочку новую получить, а товарищи из Москвы меня перехватили. Нажали на кого следует, объяснили ситуацию, вот меня и везут, как важную персону, в столицу…» — широко зевнул он и тут же заснул.

Зато Виктору Захаровичу было не до сна. Он растолкал Романа, предлагая перекусить. Уманцев хотел было отмахнуться, но, увидев на подносе бутерброды с черной икрой, шумно сглотнул и согласился позавтракать.

Виктор Захарович все приставал с вопросами, ловко выстроенными в форме дружеской беседы. И ни с того ни с сего спросил его о перстне. Уманцев ответил слово в слово то же, что говорил Насте. Виктор Захарович попросил его снять печатку и показать ему. Роман пожал плечами и снял перстень с мизинца.

Виктор Захарович вертел его и так и этак, доставал лупу, смотрел через нее, но ничего интересного для себя не обнаружил. Почесал кончик носа и вернул печатку Уманцеву.

Перед посадкой Роман пошел в туалет, браня себя за то, что слишком много съел. Хотя, если бы он после стольких дней полуголодного существования не набросился на еду, это вызвало бы подозрение.

Поход в туалет принес новые треволнения, от которых проступил на лбу пот. Роману показалось, что алмаз перекрыл все пути, и его вскоре разорвет от переизбытка переработанных продуктов жизнедеятельности. Он уже ожидал потоков крови от разодранных алмазом кишок. Но на этот раз обошлось. Роман с жалостью посмотрел на себя в зеркало.

«Что надо претерпеть, чтобы стать человеком, не существом, которым руководят и направляют, а человеком. А вдруг так и не стану?..» — спросил он у своего отражения, жалко моргавшего и поминутно облизывавшего сухие губы.

А воображение преподнесло ему версию его скоропостижной смерти от прорвавших целлофан алмазов.

«Врачи дураками не будут, успеют разжиться…» — вздохнул он, мысленно видя, как склизкими от крови руками в перчатках хирург и его ассистенты безжалостно терзают его внутренности в поисках рассыпавшихся алмазов.

Когда стали заходить на посадку, Роман позабыл обо всем, думал только об Ирине и детях. Представлял, какая будет радость, когда он появится дома.

— А что… что жене сказали? — заикаясь от волнения, обратился он к Виктору Захаровичу. — Сказали, что я погиб?

— Нет. О происшествии на «Катоке» родным погибших еще не сообщали. Прежде следует разобраться.

— Значит, Ирина ничего не знает, — проговорил Роман, отчасти огорчившись. Ему хотелось, чтобы Ирина помучилась, чтобы дети почувствовали, как это — остаться без отца. «А, может, она наоборот вздохнет с облегчением?.. Нет, вначале, конечно, расстроится, начнет плакать, а потом как подумает, что избавилась от меня, неудачника, как подумает, что у нее появился шанс изменить жизнь… Э, нет, — ехидно ухмыльнулся он, — а двое детей? Кому она с ними нужна?! Значит, без сомнения расстроилась бы, сообщи ей товарищи, что я погиб…»

После приземления самолета сели в поджидавшую машину и поехали. «Наверное, на Лубянку», — подумал Роман и не ошибся.

Вошли в кабинет. Из-за стола поднялся человек с утомленным лицом и за руку поздоровался с Виктором Захаровичем.

— Вот, доставил вам Романа Дмитриевича.

— Да-да. Признаюсь, мы все были удивлены, что вам удалось спастись, — обратился к Роману хозяин, как он думал, кабинета, но, оказалось, приемной.

На улице было пасмурно, окна прикрыты наполовину спущенными шторами, настольная лампа пригнута к столу, и уставший от перелетов Уманцев не заметил высоких дверей, ведущих в соседнее помещение.

Роман и Виктор Захарович сели на стулья. Им принесли кофе и бутерброды. Хозяин приемной, которого звали Аркадием Леонидовичем, принялся задавать Уманцеву вопросы, на которые он уже отвечал Виктору Захаровичу.

Через час он взмолился:

— Я устал. Я хочу встретиться с женой и детьми.

— Да-да, конечно, — согласился Аркадий Леонидович. — Но вначале с вами побеседует Матвей Ильич.

Уманцев кивнул. Он ждал час. Потом его одолела злость: «Да что же это такое? Я вернулся на родину, а меня к семье не пускают!» — забывшись от усталости, выпалил он свои мысли вслух.

— Сожалею, но Матвей Ильич занят. Вам придется подождать.

Уманцева увели в какую-то комнату и предложили вздремнуть на диване. Роман повалился и мгновенно заснул. Его разбудили, как ему показалось, минут через пятнадцать и опять повели в кабинет.

Лица Матвея Ильича он не видел. Слышал только голос. Вопросы он задавал те же самые, но несколько неоднозначно построенные, отвечать на них приходилось, добавляя новые подробности. В минуту передышки Роман подумал, что его оставят здесь на несколько дней, а то и вообще арестуют.

«Гады! Так или иначе, а алмазом они завладеют».

— Матвей Ильич, я хочу хоть на полчаса встретиться с женой и детьми, — сказал он. — Ведь я никуда не денусь.

— А зачем вам куда-то деваться? — слегка шевельнулся в густой тени Матвей Ильич.

— Да и я говорю, незачем. Но только тогда странно, почему меня не отпускают? Я отвечаю уже в сотый раз на одни и те же вопросы. Сколько же можно?

— Подождите в приемной, — сказал Матвей Ильич.

Роман с трудом поднялся и вышел в приемную. Время будто зависло. Он не представлял, который сейчас час. Его опять стало клонить ко сну, но неожиданная боль в левом подреберье в миг привела его в чувства. Он выпрямился и стал прислушиваться к себе. «Может, показалось?» Нет, боль разрасталась. Роман переменил позу, чем сразу привлек к себе внимание Аркадия Леонидовича.

— Вам плохо? — участливо спросил он.

— Да, — несколько резко ответил Уманцев, — я устал. Я хочу спать.

— Подождите, скоро вас отвезут домой.

Боль принялась потихоньку поедать внутренности Романа. Потом она принялась поглощать его сознание, он уже с трудом контролировал свои действия. Уже несколько раз ему хотелось встать и сказать, что ему необходима срочная медицинская помощь. Но боль на несколько секунд оставляла его, и он, точно утопающий, вынырнувший на поверхность воды, старался сконцентрироваться, чтобы разобраться, насколько плохи его дела. Тошнота ползла от желудка к горлу. Роман с трудом загонял ее обратно.

«Все, — подумал он, — жду пятнадцать минут, и если они меня не отпустят, скажу, что проглотил пакет с алмазами…»

Раздался телефонный звонок, Аркадий Леонидович поднял трубку.

— Понял, — произнес он.

— Ну вот, Роман Дмитриевич, сейчас вас отвезут домой, — сказал он, подходя к Уманцеву. — Но вам плохо? Может, нужен врач? — склонился он к Роману.

Уманцев решил, что здесь не то место, где легко сходит обман, поэтому сказал:

— Да, чувствую себя неважно, но все, что мне нужно, это стакан чая и сон.

Аркадий Леонидович вызвал дежурного.

Роман молил, чтобы тот появился как можно быстрее. На его счастье, дежурный не заставил себя ждать. Уманцев последовал за ним. Боль отпускала на миг, чтобы вспыхнуть с новой силой.

На улице было уже совсем темно. Роман сел на заднее сиденье автомобиля, не веря в то, что его повезут домой. В голове все вертелись инструкции, данные ему Аркадием Леонидовичем. Вернее не инструкции, а легенда: он заболел воспалением легких. Купался в водопаде. Его лечили местные врачи, но началось осложнение и потому он был доставлен в Москву. Его определили в госпиталь, где он прошел курс реабилитации. После чего ему разрешили вернуться домой. О том, что произошло в городке, о страшной гибели его коллег говорить было запрещено.

Когда машина остановилась, Роман недоверчиво глянул в окно и увидел подъезд своего дома. Обознаться он не мог, дверь висела на одной верхней петле. Внутри не горела ни одна лампочка.

— У вас есть спички? — обратился он к сопровождавшему его дежурному.

Тот недоуменно посмотрел на него, а потом догадался.

— Пожалуйста, — протянул он коробку.

Роман поблагодарил и вышел из машины. Боль прошла. Он даже чуть подпрыгнул, когда автомобиль выехал со двора, чтобы убедиться, что внутри все в порядке. Подпрыгнул и не ощутил никакого дискомфорта.

«Нормально!» — подбодрил он себя и осторожно заглянул в подъезд. Не хватало, чтобы его стукнул по голове какой-нибудь бандюга, когда он был уже у цели.