47 ронинов - Джоан Виндж

Она перевела взгляд на своего возлюбленного господина, на его лицо, озаренное тем же отсветом, что и ее собственное, и усмехнулась.

– Рассудок Асано неспокоен. Пора.

В ответном взгляде Киры кицунэ вдруг уловила сомнения, и зрачок ее синего глаза – того, что был наделен Ясновидением, – предостерегающе сузился.

– Что тревожит тебя, мой господин? – мягко произнесла она, сдерживая внезапно вспыхнувшее звериное желание вцепиться ему в горло.

Люди… до чего они слабы… И все же…

– Покажи мне свою отвагу… Впусти в сердце…

Она скользнула к любимому, ловким движением запустила руку ему под кимоно на грудь, пробежала пальцами сверху вниз, длинными ногтями прочертила светлые полосы на гладкой коже, укрывающей сердце… вслушалась в участившееся биение…

– После этого пути назад уже не будет… – шепнула красавица. – Ты связан со мной… я – с тобой…

Глаза Киры сомкнулись, губы приоткрылись, из груди вырвался вздох наслаждения. Мидзуки не прерывалась – продолжала ласкать, распускала пояс его кимоно. И говорила, говорила…

– Нас не остановят ни реки крови, ни высота гор… Не испугают слезы вдов и сирот…

Голос ее зазвучал напевно, точно молитвенный речитатив. Она ощущала под пальцами стремительный ток Кириной крови, видела, как в унисон с его вожделением пульсирует жилка на виске… До чего же с ними просто, с людьми… просто управлять… еще проще – убить… И все же…

– Вспомни о своих стремлениях, воскреси ненависть!.. – приказала кицунэ, и когти ее вонзились в мужскую плоть.

Кира вскрикнул – но не от боли. Из собранных в высокую прическу волос Мидзуки извлекла длинную шпильку. Неуловимое движение – и острие вонзилось в вену на запястье господина. Капли крови медленно потекли в сложенные чашей ладони красавицы.

– Вспомни о них… И я дам тебе все, что пожелаешь…

Журчащие тихим шепотом слова, отдавшие Киру во власть ведьминых чар, вдруг зазвучали по-иному, напев изменился… и из крови, собравшейся в руках Мидзуки, медленно стал расти причудливый темно-красный паук – воплощение самых сокровенных желаний лежащего перед ней мужчины, самых тайных его страхов. Долго же приходилось сдерживать ему честолюбивые страсти, бушующие в крови, – чересчур долго для столь слабой человеческой натуры… Ее возлюбленный станет сёгуном. Но не в одиночку. Дух его слишком немощен – ему недостанет мужества действовать решительно. Не беда… Ведь у Киры есть она, кицунэ Мидзуки, а ее бесстрашия и силы хватит на них обоих. О да, они идеальная пара – во всех отношениях…

После сегодняшних переживаний, потребовавших огромного напряжения сил, господин Асано погрузился в глубокий сон. Изнеможение его было столь велико, что, даже когда отбрасываемые тусклым светом фонаря тени принялись вдруг метаться по спальне, он не пошевелился.

В самом темном углу комнаты из мрака соткалась фигура ведьмы-лисицы и крадучись поползла по стенам. Достигнув спящего, она замерла под потолком. Точно страшный ночной демон, медленно двинулась вниз, пока не добралась до самой головы ни о чем не подозревающего мужчины. Раскрыла ладони – и выпустила наружу жирного красного паука, лапки которого до сих пор не просохли от Кириной крови.

Послушная воле колдуньи, тварь почти невесомо засеменила к губам князя, оставляя на своем пути мельчайшие бисеринки ядовитой крови. Словно поцелуй Смерти…

Зависшая над постелью Мидзуки пристально наблюдала за происходящим. Губы ее приоткрылись, и она прошептала:

– Отец…

Господин Асано резко сел. И замер, неестественно выпрямив спину. В широко распахнутых глазах плескался ужас. Рука его нащупала оставленный, как обычно, у постели меч, взгляд заметался по комнате в поисках непрошеных гостей, в попытке уловить их малейшее движение…

Ничего… Никого – лишь он один. Просто кошмарный сон, не больше. Он потер лицо, отгоняя оставшееся после странного видения неприятное чувство, и вновь опустился на футон. Как же он устал… Забыть обо всем и поспать…

Откуда-то донесся приглушенный плач, и испуганный голос Мики вдруг отчаянно выкрикнул:

– Отец!..

Нет… показалось… Нечистая совесть играет с ним злую шутку, заставляя «слышать» голос дочери…

– Отец!

– Мика?

Ее голос! Никаких сомнений. Это не сон… Крик раздался вновь. И вновь – с каждым разом все громче, все страшнее. Господин Асано вскочил, схватил меч и выбежал из комнаты.

Он мчался по ночному саду навстречу полным ужаса и боли призывам дочери.

– Мика! Мика-а-а!

Добравшись наконец до ее покоев, он дернул в сторону ширму, закрывающую вход в спальню.

Распростертая Мика… а над ней… господин Кира… навалился на нее всем телом… словно… хочет…

Неистовый, яростный крик разнесся по дому. В руках господина Асано блеснул меч.

Кира поднял голову и, спасаясь от гнева обезумевшего отца, выпустил девушку. Рывком попытался встать. Но удар меча все же настиг его – пришелся в плечо. Насильник рухнул на пол, дико вращая перепуганными глазами.

С ледяным бешенством господин Асано занес меч над мужчиной, посмевшим напасть на его дитя. Убить… пронзить… Как вдруг…

…вдруг все перед ним исчезло, словно дурной сон, растаявший вместе с первыми лучами солнца…

Он почему-то стоял в покоях господина Киры – а вовсе не в комнате дочери. Сам Кира съежился перед ним на полу, баюкая окровавленную руку и визгливо вопя:

– Стража! Стража!

Мики нигде не было.

Господин Асано обернулся, недоуменно моргая, не веря собственным глазам. В зияющем дверном проеме виднелся внутренний дворик, в котором уже начали собираться разбуженные криками люди. Вот среди них – не может быть! – появилась Мика. Невредимая. В огромных глазах застыло потрясение: отец? ее отец с поднятой катаной?.. над истекающим кровью Кирой?..

Господин Асано медленно опустил меч – пораженный ничуть не меньше, чем застывшие в изумлении зрители; и еще сильнее, чем они, ошеломленный чудовищностью собственного поступка. Он вновь посмотрел на Киру. «Боги, что со мной?..» Когда его взяли под стражу и принялись выталкивать из комнаты, он почти не сопротивлялся.

– Отец! – Мика попыталась пробиться к нему сквозь толпу, но охрана сёгуна преградила ей дорогу.

Услышав ее голос, господин Асано ожил и стал вырываться. Перед ним вдруг откуда-то появился Оиси – приподнятые руки успокаивающе выставлены ладонями вперед, во взгляде мольба: образумьтесь! не сопротивляйтесь!

– Господин мой, прошу вас…

Князь Асано пристально глянул на каро, моргая так отчаянно, словно его слепил яркий свет дня – хотя на дворе все еще стояла глубокая ночь. Затем, наконец, потряс головой, точно сдаваясь, и вновь опустил меч… Ему на миг показалось, будто он только что выбежал из глухих зарослей и попал в какой-то страшный неведомый мир, но успокоился, обнаружив здесь знакомое лицо – лицо своего ближайшего помощника.

Оиси отступил, тревога и страх в его глазах постепенно угасали, сменяясь облегчением. Но оно оказалось недолгим – стражники разоружили князя Асано и увели прочь.

Каро смотрел им вслед, и пустоту в его душе начало заполнять безнадежное отчаяние. Что же сделалось с его господином?.. его наставником… другом… Отчаяние вползало в грудь, наливалось там свинцовой тяжестью… ложилось неподъемным валуном поверх и без того невыносимого бремени последних недель… И валун этот медленно, но неуклонно давил на Оиси, сминая и круша какую-то незнакомую беззащитную часть души… пока в конце концов его сердце не разбилось вдребезги на сотню крошечных осколков…

Собравшаяся толпа, бормоча и перешептываясь, начала расходиться. Оиси увидел Мику, которую людской поток увлекал в направлении ее комнат – босую, с рассыпавшимися по плечам волосами, укутавшими девушку темным покровом. Она была неестественно бледной, какой-то бестелесной – словно убитый горем призрак. Он отвел от Мики глаза, понимая, что это видение будет преследовать его, как не нашедшая покоя после смерти душа, – до тех самых пор, пока он, Оиси, не найдет способ исправить зло, причиненное ее отцу.

Оиси посмотрел на Киру. Над его рукой хлопотал лекарь и люди из свиты. Но взгляд каро не желал останавливаться на раненом и бесцельно блуждал вокруг, пока… пока не натолкнулся на стоящего в дверях своих покоев сёгуна. Токугава все видел…

Но вот чего Оиси не заметил – потому что она сама не хотела, чтобы ее обнаружила хоть одна живая душа, – так это наложницу Киры, колдунью, один глаз которой был синим…

Кай вновь скитался. Скитался, не в силах найти выход из сумеречного мира ненасытных призраков – мира, из которого он когда-то, давным-давно, спасся бегством. Но то был лишь сон… сон… ду́ши покинутых мертвецов вновь цеплялись за него бесплотными пальцами, сотканными из синего пламени. Их жалобные стенания наполняли беспомощный рассудок видениями раненых и умирающих людей, брошенных на произвол судьбы на каком-то забытом поле брани, под изорванными в клочья красными знаменами…