У кромки моря узкий лепесток - Исабель Альенде

Хуане. Однажды женщина осмелела и, заикаясь, спросила, не могли бы хозяева немного заплатить ей, совсем немного, «простите, что прошу»; оказалось, у Хуаны имелись кое-какие траты и некоторые потребности. «Но ради бога, ведь ты член семьи, как мы можем тебе платить?!» — таков был ответ. На что Хуана позволила себе возразить: «Простите меня, но я не член семьи, я всего лишь ваша служанка, не более того». Впервые в жизни Хуана Нанкучео получила зарплату, которую стала тратить на сладости для детей и на пару обуви в год — для себя; остальное она откладывала. Никто не знал лучше, чем она, каждого члена семьи, она была хранительницей их секретов. Когда родился Леонардо и стало ясно, что он не похож на остальных, — его нежное личико было лишено какого бы то ни было выражения, — женщина решила жить настолько долго, насколько это возможно, чтобы заботиться о мальчике до конца своих дней. У Малыша были проблемы с сердцем, и доктора говорили, что долго он не проживет, но интуиция и любовь Хуаны отказывались принимать такой диагноз. Она терпеливо учила Леонардо самостоятельно принимать пищу и пользоваться туалетом. Другие семьи скрывали таких детей, стыдились их, считая появление их на свет наказанием Божьим, однако благодаря Хуане с Малышом все было по-другому. Поскольку он всегда выглядел чистым и опрятным и никогда не кричал и не топал ногами, родители представляли его своим знакомым наряду с остальными детьми.

Фелипе, старший сын семьи, был для Хуаны Нанкучео светом в окошке, им он остался для нее даже после рождения Леонардо, она любила обоих, но разной любовью. О Фелипе она думала как о своем наставнике и опоре, на которую можно рассчитывать в старости. Он всегда был хорошим мальчиком и с возрастом не переменился. Он служил адвокатом, но работал скрепя сердце, его душа тяготела к искусству, беседам и размышлениям, — словом, ко всему тому, от чего мало толку в нашем мире, как говаривал его отец. Фелипе научил Хуану читать, писать и считать в той мере, в какой сам постиг эти науки в католическом колледже для детей из самых консервативных и наиболее влиятельных семей страны. Это соединило их в нерушимый союз. Хуана покрывала шалости и проделки Фелипе, а он делился с ней своими знаниями. «Что ты сейчас читаешь, малыш Фелипе?» — «Подожди, пока я закончу, тогда тебе расскажу, это про пиратов». Или: «Ничего интересного, Хуана, это про финикийцев, которые жили много веков назад. Гроша ломаного не стоит вся эта писанина! Не понимаю, зачем монахи учат нас таким глупостям!» Фелипе вырос и стал взрослым, но все так же продолжал рассказывать ей о том, что прочитал, и объяснял ей разные другие важные вещи о жизни; позднее он помог Хуане вложить сбережения в те же самые акции биржи, которые скупал Исидро дель Солар. Фелипе относился к ней с нежностью, а она порой тайком проникала к нему комнату, чтобы просунуть под подушку конфеты или деньги. Она очень беспокоилась о здоровье Фелипе, он часто болел, простужался на сквозняке и страдал несварением желудка от тяжелой пищи. И к несчастью, ее Фелипе был так же наивен, как Леонардо, так же не способен увидеть в людях неискренность и вероломство. «Идеалист», — говорили про него. Кроме того, он был довольно рассеянным, постоянно все терял, да еще и слабохарактерным, и люди этим пользовались. Он давал в долг деньги, которые никто никогда не возвращал, и участвовал в благородных акциях, которые Хуана считала бесполезными, потому что этот мир ничто не может исправить. Понятно, почему он не женат, какая женщина станет терпеть подобные выкрутасы, пригодные скорее для святых из календаря, а не для разумного господина, выговаривала ему иногда Хуана. Исидро дель Солар тоже не одобрял щедрость своего сына, опасаясь, что тот не всегда ограничивается порывами милосердия и что в голове у него нет ясности мысли. «Вот увидите, в один прекрасный день до нас дойдет весть, что он стал коммунистом», — вздыхал Исидро дель Солар. Дискуссии между отцом и сыном были ужасны. Они всегда заканчивались хлопаньем дверей и велись исключительно по вопросам, не касающимся семейных дел, как, например, положение в стране и в мире, что, по мнению Хуаны, никак не должно было их занимать. После одного из таких конфликтов Фелипе решил переехать в дом, который снял для себя в шести кварталах от родительского. Хуана в ужасе обратилась к Небесам: хороший сын покидает родительский дом, только когда женится, не раньше, однако остальные члены семьи приняли это решение без всякой драмы. Фелипе вовсе не исчез из их жизни, он ежедневно приходил обедать к родителям, так что для него, как и прежде, следовало готовить диетическую еду и стирать и гладить одежду, как он привык.

Хуана приходила к нему в дом присматривать за работой служанок, двух индейских девушек, ленивых и неряшливых, как она считала. В результате у нее стало больше работы, и лучше бы он оставался в своей холостяцкой комнате, часто ворчала она. Разлад между Фелипе и его отцом грозил затянуться навечно, однако серьезное обострение болезни печени у доньи Лауры заставило их помириться.

Хуана помнила причину этой ссоры, о ней невозможно было забыть, из-за нее сотрясалась вся страна, и об этом говорили по радио. Все случилось весной прошлого года, во время выборов президента. Было три кандидата: первый — фаворит Исидро дель Солара, миллионер-консерватор, слывший спекулянтом; второй — кандидат от партии радикалов, преподаватель, адвокат и сенатор, за которого собирался голосовать Фелипе; и третий — генерал, заблаговременно объявивший замену президентства диктатурой, открыто опиравшийся среди прочего на нацистскую партию. Этот последний не нравился никому в семье. В детстве у Фелипе был набор оловянных солдатиков прусской армии, но он утратил всякую симпатию к немцам, когда Гитлер пришел к власти.

— Ты представляешь себе, Хуана, как по улицам Сантьяго маршируют нацисты в коричневой форме, вскинув перед собой руку? Это же смешно!

Да, она видела нацистов и знала, кто такой Гитлер, Фелипе ей рассказывал.

— Ваш папа был уверен, что выиграет его кандидат.

— Да, потому что у нас всегда выигрывают правые. Чтобы помешать им, сторонники генерала хотели устроить государственный переворот. Но ничего не вышло.

— По радио говорили, будто бы нескольких парней убили как собак.

— Это кучка экзальтированных нацистов, Хуана. Они захватили здание Национального университета и еще одно, напротив президентского дворца. Карабинеры и военные быстро их обезвредили. Они сдались и вышли с поднятыми руками и без оружия, но их