У кромки моря узкий лепесток - Исабель Альенде

Солар, где все отличались незапятнанной репутацией, кроме разве что его отца, в зрелые годы влюбившегося в скромную школьную учительницу и прижившего с ней двоих детей, прежде чем их связь раскрылась. Обширная семья и прочие представители класса, к которому принадлежал отец Исидро, сомкнули ряды вокруг жены и законных детей, но он все равно не захотел оставить любовницу. Этот скандал его уничтожил. Исидро тогда исполнилось пятнадцать лет. Он больше не виделся с отцом, хотя тот продолжал жить в том же городе, однако спустился на пару ступеней в строгой классовой иерархии и потому исчез из своего прежнего круга. Об этой драме никогда не упоминали, но все о ней знали. Братья матери Исидро помогали брошенной женщине, обеспечив минимальное содержание и пристроив на работу его самого, старшего из детей, вынужденного оставить колледж. Парень оказался умнее и энергичнее всех своих родственников, вместе взятых, и всего через несколько лет достиг финансового состояния, которое соответствовало его фамилии[19]. Он гордился тем, что никому ничем не был обязан. В двадцать девять лет он получил руку Лауры Бискарры, благодаря своей репутации и разным занятиям, считавшимся уважаемыми среди людей его социального уровня: разведение овец в Патагонии, импорт антиквариата из Эквадора и Перу, владение недвижимостью, приносившей малый доход, но достаточно престижной. Семья невесты, происходившая от дона Педро де Бискарра, временно исполняющего обязанности губернатора Колонии в XVI веке, представляла собой католический клан, ультраконсервативный, невежественный и закрытый; члены семьи жили, женились и умирали, не смешиваясь с другими семьями и не интересуясь идеями нового времени. Они были чужды наукам, искусству и литературе. Исидро они приняли только потому, что он у всех вызывал симпатию и сумел доказать, что у него по материнской линии есть родство с семьей Бискарра.

На борту «Тихоокеанской королевы» Исидро дель Солар провел двадцать с лишним дней, укрепляя деловые контакты и занимаясь спортом: он играл в пинг-понг и брал уроки фехтования. Исидро начинал день пробежкой — несколько кругов по палубе, — а оканчивал за полночь, в компании друзей и знакомых, в гостиной для курящих, куда дамы не допускались. Господа обсуждали состоявшиеся сделки, напуская на себя безразличие, поскольку считалось дурным тоном выказывать излишний интерес, но политические темы всегда вызывали бурные страсти. Новости узнавали из корабельной газеты: по утрам пассажирам раздавали два печатных листа бумаги с телеграфными сообщениями. К вечеру эти сообщения уже устаревали; все менялось с головокружительной быстротой, знакомый мир перевернулся с ног на голову. По сравнению с Европой Чили казалась райским уголком, оставленным так далеко позади. На тот момент правительство страны состояло из левых центристов, а ее президент принадлежал к партии радикалов и был масоном, презираемым правыми; его имя не произносилось в «приличных домах», но длилось это недолго. Левые, с их неуклюжим реализмом и неотесанностью, не думали о будущем; эту обязанность взяли на себя хозяева Чили. На борту корабля Исидро встречался с женой за едой и на вечерних развлечениях. На корабле пассажирам были предложены кино, театр, музыка, цирк, выступления чревовещателей, сеансы гипноза и ясновидения, вызывавшие восторг у дам и насмешки у мужчин. Будучи темпераментным жизнелюбом, Исидро посещал все эти мероприятия, с сигарой в одной руке и бокалом вина в другой, не обращая внимания на мнение жены, шокированной этим напускным весельем, отдающим грехом и разнузданностью.

Лаура сидела перед зеркалом, стараясь не расплакаться. На другой женщине это платье выглядело бы потрясающе, подумала она; она его не достойна, как не достойна почти ничего из того, что имела. Она сознавала свое привилегированное положение; ей повезло родиться в семье Бискарра, повезло выйти замуж за Исидро дель Солара, повезло, что у нее есть и иные многочисленные блага, доставшиеся ей словно по волшебству, без малейших усилий и каких бы то ни было стремлений с ее стороны. Она всегда чувствовала себя защищенной и обеспеченной. Она родила шестерых детей, но ни разу в жизни не поменяла пеленки и не приготовила молочную смесь; то были обязанности добрейшей Хуаны, надзиравшей за кормилицами и служанками. Хуана ухаживала за всеми детьми, включая Фелипе, которому скоро должно исполниться уже двадцать девять лет. Лауре в голову не приходило спрашивать Хуану, сколько той лет, с какого времени она работает у них в доме, она даже не помнила, откуда та родом. Господь слишком многим одарил Лауру. Но почему именно ее? И что он попросит взамен? Этого она не знала, но ее долг перед божественной природой причинял ей мучения. На борту «Нормандии» она из любопытства отправилась на палубу третьего класса посмотреть на тамошнюю жизнь, нарушив тем самым инструкцию не смешиваться с пассажирами другого класса из соображений гигиены, — об этом гласило объявление на двери каюты. Если бы, к несчастью, у кого-нибудь обнаружили туберкулезную или иную сыпь, свидетельствующую о заразной болезни, всех бы посадили на карантин, — объяснил Лауре офицер, призвавший ее к порядку. Однако Лауре удалось увидеть достаточно, и она лишний раз убедилась в том, что заметила еще тогда, когда вместе с другими сеньорами из Общества дам-католичек распределяла гуманитарную помощь в отдаленных поселках; у бедных людей кожа другого цвета, более темная, от них странно пахнет, у них тусклые волосы и поношенная одежда. Но каковы были пассажиры, что плыли в третьем классе? Они не выглядели ни оборванными, ни отчаявшимися, как бедняки в Сантьяго, но и на их коже, волосах и одежде Лаура заметила все тот же пепельный налет. «Почему у них он есть, а у меня нет?» — спрашивала себя Лаура, чувствуя одновременно облегчение и стыд. Вопрос не давал ей покоя, словно навязчивый шум в голове. На борту «Тихоокеанской королевы» классовые различия были такими же, как и на борту «Нормандии», но контраст выглядел менее драматичным, — времена изменились, да и корабль был не такой роскошный. Основную часть пассажиров туристического класса, как называлась публика с нижних палуб, садившаяся на пароходы в Чили, Перу и в портах других стран на тихоокеанском побережье, составляли чиновники, служащие, студенты, мелкие торговцы и иммигранты, отправлявшиеся в Европу навестить свои семьи. Лаура открыла для себя, что они проводят время гораздо веселее, чем пассажиры первого класса, в атмосфере расслабления и праздника, они поют, танцуют, пьют пиво, устраивают конкурсы, играют в разные игры; им не надо надевать твид к обеду, шелк, чтобы выпить кофе, и вечерние туалеты к ужину.

В этот предпоследний вечер, сидя перед зеркалом, уже втиснутая в бальное платье, надушенная, с ожерельем, унаследованным от матери, Лаура хотела только одного: выпить рюмку