Наша Маша (Книга для родителей) - Алексей Пантелеев

На этот раз не вышло.

Мама накричала на Машку и велела ей немедленно извиниться перед бабушкой.

- Ты сама знаешь, что нужно сделать, - сказала она.

- Не помню, - нахмурилась Машка.

Извиняться она ни за что не хотела. Это уже второй случай, когда она отказывается извиняться перед бабушкой.

Когда я узнал о случившемся, я настоял, чтобы этот случай не был оставлен без последствий. Одних извинений тут мало. Нужно, чтобы девчонка поняла, как плохо она поступила. А индульгенция, которая покупается за бездушное, холодное "прости", ничего не стоит.

От моего имени Маше было объявлено, что папа не хочет ее видеть.

Мама не разговаривала с ней.

И даже бабушке было рекомендовано, чтобы она не таяла от первого слова раскаяния, от первого поцелуя внучки.

Когда Машка наконец сказала:

- Прости, бабушка.

Та ответила:

- Я еще подумаю, стоит ли тебя прощать.

Все это было и для бабушки и для Машки потрясением. Между нами говоря, кто из них больше виноват - я судить не берусь. Знаю только, что если бы моя милая, добрая и мягкая тещенька так не распустила девчонку, нам не пришлось бы всем домом устраивать этот педагогический аврал.

Машку было жалко. Весь вечер она сидела в столовой на тахте и негромко подвывала:

- Ма-а-а-а-ма-а-а...

* * *

Была ли в этом случае перегнута палка? Думаю, что нет, не была.

Одними внушениями, проповедью, разговорами о том, что дурно бить по лицу любимого и любящего тебя человека, тут обойтись нельзя было. Нужна была строгость. И нужно было потрясение.

А сегодня - новая беда.

Нашла на полу или в корзине для бумаг ломаную немецкую "архитекторскую" кнопку - красивую, блестящую, золотую...

- Денежка, - сказал я.

Она засмеялась: дескать, шутишь!

Такая взрослая ирония меня обманула. Я позволил Машке взять эту понарошную денежку.

А через двадцать минут из комнаты Элико вопли и крики. Оказывается, Машка запихала "денежку" в ноздрю... И забыла об этом. Потом пришла к матери и говорит:

- У меня козявка в носу.

Мама, не посмотрев, стала запихивать в нос вату.

А дышать Машке еще труднее.

Тогда мама подвела ее к окну, к свету, заглянула в нос и увидела, что там что-то блестит...

Заставила Машку сморкаться, и, слава богу, кнопка была извлечена.

А бабушке опять было худо.

* * *

Вчерашняя история сказалась на Машкином поведении. Слушается всех, даже бабушку и тетю Минзамал. Сейчас (три часа дня) мама и бабушка отправились по делам. Машку готовит к дневному сну Минзамал. И Машка беспрекословно дает себя разоблачать.

* * *

После происшествия с архитекторской кнопкой извожу Машку насмешками. Думаю, что в данном случае этот способ верный.

Говорю ей:

- Я ничего тебе теперь не буду давать - ни карандаша, ни ложки...

Мрачно усмехнулась...

- Ложку можно. Ложку мне сюда не засунуть.

- Дырка мала?

- Да. Мала...

И пытается пальцем растянуть ноздрю.

* * *

Донял ее. Убирает посуду у меня "со стола", то есть с табуретки, которая заменяет мне во время болезни и письменный и обеденный стол.

Унесла тарелку с хлебом, кружку из-под киселя. Прибегает:

- А еще что?

- Вот тарелка и вилка. Только, смотри, в нос вилку не запихай.

Со вздохом:

- Халясо...

И совершенно серьезно, даже мрачно:

- Я не умею вилку в нос запихивать.

* * *

Полушутя я хотел шлепнуть Машку по попке. Она понимает, что делается это играючи, и, охотно подставив попку, сказала:

- Один маленький попопчик!

* * *

Вернулась с прогулки, очень просила почитать ей старую "Мурзилку" номер за 1948 год, - где напечатана "Повесть о Галиной маме" Георгиевской. Там на картинке девочка Галя получает за маму орден, потому что у мамы забинтованы руки. Эта картинка произвела на Машу большое впечатление. Говорит:

- Я даже ночью сегодня думала об этой тете без рук.

Чтение отложили до вечера. Постараюсь вообще отложить. Чтение не по возрасту.

10.12.59.

- Пустите, пустите...

- Ты куда?

- Тете Минзамал хочу спасибо сказать!

* * *

Не пересаливаем ли мы с этими "спасибо" и "пожалуйста"? Может быть, и пересаливаем. Но в этом случае лучше, пожалуй, немного пересолить, чем недосолить.

Говорят: "Не в этом счастье". Вообще-то верно - не в этом. Но отчасти и в этом. Смотря как понимать это счастье. Если грубость окружающих ранит тебя, обижает, мешает тебе жить, то любезность, отзывчивость, дружелюбие наоборот, жизнь украшают. Мудрость, казалось бы, не велика, а как мало считаются у нас с этим добрым законом, как не хватает нашей молодежи этих "внешних форм"!

Телефонный звонок. Снимаю трубку:

- Я вас слушаю.

Молодой повелительный голос:

- Галю!

Отвечаю как можно мягче и любезнее:

- Простите, вы не туда попали.

И чаще всего слышу в ответ:

- А, черт!..

И скрежет брошенной на рычаг трубки.

Через день, через два или в тот же день попозже - уже другой голос, но опять молодой и опять повелительный:

- Марину позовите!

- Такой у нас, простите, нет.

- Как нет? А, ч-черт!..

Зато как приятно бывает услышать в ответ:

- Ах, простите!..

Или:

- Извините, пожалуйста!..

Редко, но бывает.

Между прочим, заметил, что после этих любезных слов человек никогда не бросает трубки.

11.12.59.

Ездил вчера по делам в "город", на обратном пути зашел в Гостиный двор, купил много всяких игрушек Павлику и немного - Маше.

В числе прочего купил маску - собачью, бульдожью морду, очень похожую на морду Синдбада...

Когда я надел эту маску и заглянул через застекленную дверь в столовую, Машка дико заорала. Конечно, я не ожидал такого эффекта и маску тут же сорвал. Потом по очереди при ней надевали маску мама и бабушка - она и тут орала.

Когда же я предложил ей самой попробовать надеть маску, она сделала это не задумываясь и охотно. Долго с любопытством смотрела на себя в зеркало. Бегала на кухню, пугала тетю Минзамал. Позже пугала шварцевскую тетю Нюру.

* * *

Показала мне туфли, которые мама и бабушка купили вчера в подарок Павлику.

- Это моему братишке Павлику.

- Вот он какой большой, - я говорю.

- А когда он жил в Разливе - в прошлом году, - он был маленький. И я была маленькая. Мы вместе были маленькие.

* * *

Ведет себя довольно прилично. Правда, с бабушкой у нее казусы бывают.

Проветривается мамина комната. Чтобы дверь в столовую не открылась, к ней приставили стул.

Машка влезает на этот стул.

- Машенька, слезь, - говорит бабушка. - Из той комнаты дует.

Машка сидит.

- Слышишь?

Слышит, конечно, но продолжает восседать на стуле.

Если бы в эту минуту не появился я, Машка оказалась бы победительницей в этой борьбе характеров. Я сказал:

- В чем дело?

И Машка слезла со стула.

Увы, поражение и тут засчитывается бабушке...

* * *

Вечером, перед сном, Машка была у меня. Я лежал.

- Маша, - сказал я.

- Я не Маша.

- А кто ты?

- Я девочка Мотя.

- Где ты живешь?

- Я одна живу. У меня мамы нет, и папы нет, и тети Гетты, и Павлика нет.

- Кто же тебе готовит?

- Я сама готовлю. И сама в магазин хожу. И сама в школу хожу.

- Что же ты готовишь на обед?

- Щи, каклетки, потом - компот. И в булочную сама хожу.

- Никого у тебя нет?

- Нет.

- Значит, ты - сиротка?

- Нет, я Мотя.

Пришла мама. Я говорю:

- Ты знаешь, эту девочку зовут Мотя. У нее нет ни папы, ни мамы.

- Да, - говорит девочка Мотя. - И тети Ляли нет. И Синдбада нет.

- А где же твоя мама?

- Она в магазин пошла. И папа тоже ушел.

Это уже не первый случай, когда таким неожиданным образом завершается трагедия одинокой девочки.

12.12.59.

Повесив трубку, я говорю Маше:

- Просят меня для детей рассказ написать.

- Напиши.

- О чем бы написать, как ты думаешь? О Белочке и Тамарочке, что ли?

- Напиши, знаешь, как они белье стирали.

- Об этом я уже писал. Что же я - второй раз буду писать?

- Тогда напиши знаешь о чем? Напиши о "Бемби". У меня есть книжка "Бемби" и есть "Утенок Тим". Напиши о них.

* * *

Указательный палец называет показательный.

И объясняет почему: ведь им показывают. И говорят: "Не показывай пальцем".

* * *

Пришла ко мне, посмотрела на полку, где еще накануне лежал пакет с бульдожьей маской, радостно засмеялась:

- Павлику послали Синдбада! Я теперь не боюсь сюда ходить.

14.12.59.

Читал ей вечером: Чуковского, Чарушина, Е.Ильину[9], Одоевского[10] - "Мороз Иванович". Самое, казалось бы, интересное - сказку про прилежницу и ленивицу - слушала невнимательно и даже не дослушала. Зато с восторгом, разинув рот, выслушала стихи Ильиной - о девочке, которая учится ходить. Стихи пришлись, что называется, в самый раз.