Родная сторона - Василий Земляк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дед строго посмотрел на нее, привлек к себе, провел ладонью по волосам и сказал:
— Иди. Ты уже выросла… Иди, иди!..
Дед призраком растаял в ночи, а Зоя свернула в поле и направилась в бригаду. Но на полпути остановилась, постояла в раздумье и повернула обратно в Замысловичи. Сняла лакированные босоножки, чтоб не портить лак о стерню, и лишь у самого села обулась. Вглядываясь в темноту, заспешила к хате Евгения. Навстречу катилась подвода. Это талаевцы возвращались с заседания. Зоя решила свернуть с дороги, но пока надумала, Тимош узнал ее.
— Ты куда?
— В бригаду…
— Смотри у меня, девка!
Недалеко отъехала талаевская подвода, а Зоя уже стояла у ворот под старой, тенистой липой и с трепетом поджидала Евгения. Как объяснить ему, зачем она здесь? Сказать, что дед послал?.. Нет, это будет неправда. Надо сказать прямо, откровенно: захотела прийти и пришла! Пусть проводит в бригаду. А вот и он. Идет по улице в белой распахнутой рубашке и тихонько напевает: «Темна нiчка, петрiвочка»…
Зоя вышла ему навстречу:
— Евгений, это я.
— Что случилось? — с тревогой в голосе спросил он.
— Ничего не случилось. — Зоя смущенно опустила глаза. — Проводи меня в бригаду.
На повети виднелись аисты. Один из них, верно самый любопытный, взобрался на шпиль крыши.
— Это лишний, — показал на него Евгений.
— Как лишний? — искоса, недоверчиво посмотрела Зоя на Евгения.
— Для него нет пары… Полетит в теплые края, там и найдет пару.
Зоя представила себе, как птица где-то далеко-далеко над Кубанью, над Доном, а то и дальше будет искать пару, как будет разговаривать там со своей милой, а весной приведет ее сюда. А может, она сюда не вернется? И это возможно. Высушат болота, и все аисты переселятся в другие места. Ей будет жаль их, она к ним так привыкла. Разве мало верхушек вяза надломила она в лесу, чтоб аистам было удобно вить гнезда…
— Эх ты, славная моя полещаночка!
Евгений привлек ее к себе, горячую, благоуханную лесную девушку. Вспомнил, как вместе сено убирали…
Зоя нащупала на его ладони мозоли от косы. Подумала: «Что значит без привычки…» Прильнула к нему. Слышала сразу два сердца: его и свое. Аисты, любопытные птицы, глядели с крыши старой повети. В антенне загадочно гудел ветерок.
Зое шло восемнадцатое лето…
* * *Евгений проводил ее за село.
— Дальше я пойду одна, — со скрытой хитринкой промолвила девушка. Ждала, что он не согласится. А он:
— Иди, Зоя, иди…
У девушки сжалось, похолодело сердце, но она ничего не сказала.
Вернувшись на свой двор, Евгений лег в повети на пахучем сене и уснул беспокойным сном. Снилось ему, что у Зои свадьба. Но странно, почему рядом с ней никого нет? Ищет он, ищет и не может найти.
…А Зоя идет одна, грустная, подавленная, вспоминает свои встречи с Евгением, а связать сноп этих воспоминаний нечем. Словно кто выдернул из рук свясло.
В усадьбе МТС, в доме, где находится контора, светится окно профессора Живана. Еще совсем рано, у Шайбы темно, у Стерновых темно, а он уже встал. Над чем он думает, ее строгий и добрый дядя Живан? Это он уговорил Карпа взять ее учетчицей, это он всякий раз, когда встречает ее, заботливо спрашивает: «Ну, зоренька, ты еще не на тракторе?» Собирает на лугах травы, сушит их, перекладывает мхом, как тогда в партизанах, а теперь еще и землей стал интересоваться. Видела, как он нес землю в колбочках: с луга, с болота, с песков, со всех мест, где собирал травы. Может, зайти к нему, сказать, что они уже копают на Вдовьем болоте канаву? Пошла на огонек. От ворот МТС послышались тяжелые шаги: может, Живан? Нет, у него не такая походка. Вот скрипнула калитка, и из густого предрассветного сумрака вышел Шайба. В руках у него шевелилось что-то живое, черное. Зоя вгляделась и вздрогнула:
— Куда это вы, Максим Минович?
— Я давно собирался оставить эти проклятые места. Но замены не было и меня не отпускали. А теперь пусть поорудует твоя соперница вместо меня. А я — в управление. Меня туда давно приглашают. Надоело мне здесь. — Он погладил то, что нес в руках. — Утром уезжаю, вот и хочу выпустить ворону. Пусть летит к своим. А ты откуда?
Зоя промолчала, и он сочувственно покачал головой:
— Держись Пороши, не то и с тобой будет, как со мной…
Так все говорят: «Держись Пороши»… Набежала неожиданная слеза. И чтобы скрыть ее, Зоя наклонилась, провела ладонью по крылу вороны.
— О, она у вас спокойная.
— Очень спокойная.
— Дайте ее нам в бригаду. Все ж хоть память о вас останется.
Подумав, Шайба погладил ворону и сказал:
— Бери. Не на память, а просто так… Прощай, Павочка! Можно было и не так устроить жизнь.
* * *Пока Тодось Сечка заправлял машину, Товкач с Шайбой прохаживались по двору.
— Ну, Филимон Иванович, — грустно говорил Шайба, — я еду… Очень жаль, что вы без образования, — потянул бы и вас с собой. Кузьма Митрофанович берет меня агрономом главного управления. Теперь я на все МТС агроном. Здесь не оценили, а он, видите, в какие ранги меня выдвигает!
— Вижу, голубчик, — с завистью сказал Товкач. — Оттуда и до министра рукой подать.
— До министра нет, но где-то около — да, анкета у меня подходящая! — с достоинством промолвил Шайба. — Но слушайте, что я скажу вам на прощание. Сбейте гонор с Бурчака! Так сбейте, чтоб эта зелень всю жизнь помнила нашего брата. Для этого у вас есть два прекрасных варианта. — Шайба вынул из портфеля переведенную на кальку карту-схему и развернул ее перед Товкачем. — Это Вдовье болото. А это Магистральная канава, по которой вы хотите вывести воду в Уборть.
— Голубчик, кто хочет? Меня насильно загнали в болото!
— Вода из болота не пойдет в Уборть. Ни за что не пойдет, потому что Уборть выше болота. Я раздобыл точные данные. Целое лето рыли канаву, столько средств, столько труда вложили, а все, как видите, ни к чему. Вот и надо спросить этого ученого мужа: чем он думал? Так спросить, чтоб у него в глазах потемнело! Публично, на собрании. Только за одну эту штуку колхозники свернут ему шею. — Шайба спрятал карту. — А теперь второй вариант. Бурчак наобещал людям хлеба и денег на трудодни. А вы поинтересуйтесь сами, как мудрый хозяин. Попомните мое слово: он и половины обещанного не выполнит! Вот вам и обман народа… Спросите его, где обещанный хлеб, где деньги. Давай, раз обещал! А нет — так за ушко да на солнышко. Я со своей стороны помогу по линии управления. Одну комиссию, другую… Эх, Филимон Иванович, в нашу эпоху надо смотреть в корень.
— Да, да, голубчик, побольше бы сюда комиссий! А я его изнутри заминирую.
Подкатила летучка.
— Опасно на такой лайбе ехать в город, — буркнул Тодось Сечка, прислушиваясь к неровному стуку мотора. — Вам ничего, а у меня права отберут.
— Кто посмеет?
— Не знаете кто? Инспекция права отбирает.
— Какие могут быть инспекции? — сказал Шайба, протискиваясь в кабину. — Ты знаешь, кто я теперь такой? Надейся на меня!
Долго не могли тронуться с места, наконец поехали.
— А права все-таки отберут, — беспокоился Товкач. — И чин не поможет…
Желтая пыль скрывала за Шайбой неровную разбитую дорогу.
— Комиссий побольше! — потирал руки Товкач, направляясь на болото. Весь день он ходил вдоль канавы, о которой говорил Шайба, и, злорадно усмехаясь, напоминал людям: — А вы знаете, голубчики, что эта канава ни к чему?
— Как ни к чему?
— Говори, Филимон. Если так, зачем понапрасну в болоте гнить?
— Я и говорю, что вода по этой канаве в Уборть не пойдет.
— Неправда, дяденька! — возразила Зоя, с позволения Карпа Силы взбираясь на трактор. — Раз Бурчак сказал, значит вода должна пойти. Он агроном, он знает. — И неуверенно повела трактор по трассе канала. Диски рвали старую дернину, крошили ее, а вслед за этим люди углубляли канаву. А что, если вода и в самом деле не пойдет?
Вечером, придя домой, Товкач задал Василинке задачу.
— Ну-ка, Василинка, давай погадаем: будет твой отец в Замысловичах председателем или не будет? Помножь мне эту цифру на эту. — Цифры были у него записаны на клочке бумаги. — Теперь раздели на все трудодни — вот на эту цифру. Ты ученая — считай точно.
— Мало, отец, выходит, — покраснела Василинка.
— Глупенькая, это и хорошо. Чем меньше выходит, тем больше шансов у твоего отца… Это зерно. Теперь давай проверим деньги. Считай точно.
Посчитала и деньги. Товкач удовлетворенно подкрутил усы и вышел на кухню.
— Настя, будет твой Филимон председателем! Чтоб я так жил, будет! — Надел шляпу и собрался уходить.
— Куда, Филимон? — спросила Настя с порога. — Куда на ночь глядя?
— В Ковали, к Роману.
— Ой, Филимон, сейчас так строго. Не ходи, Филимон!