Гунны. Грозные воины степей - Эдвард Томпсон

В назначенное время, в девять часов вечера, Максимин и Приск явились на обед вместе с послами от Западной Римской империи и остановились на пороге зала во дворце Аттилы. Согласно обычаю, гунны поднесли им кубки с вином. Пригубив из кубков, римляне заняли отведенные им места за обеденным столом. Когда все расселись, Приск получил возможность осмотреть зал. По обеим сторонам у стен стояли стулья, на которых сидели гунны и гости. В центре, напротив входной двери, на ложе восседал Аттила. За спиной Аттилы стояло еще одно ложе, но на нем никто не сидел, и Приск так и не смог понять, для кого оно было предназначено. За спиной Аттилы на возвышении, к которому вели несколько ступеней, находилась постель гуннского короля, отделенная от комнаты вышитыми льняными занавесками. Аттила действительно спал в обеденном зале, хотя некоторые ученые подвергают этот факт сомнению.

Почетное место по правую руку от Аттилы занимал Онегесий. Это, несомненно, указывает на то, что после Аттилы Онегесий был самым влиятельным человеком. Слева от Аттилы второе по значимости почетное место занимал знатный гунн по имени Берих. Римляне сидели за Берихом. Сыновья Аттилы сидели перед отцом, глядя в пол из уважения и страха перед ним. Наконец, когда все расселись, появился виночерпий и вручил Аттиле кубок с вином. Он взял кубок и выпил за Бериха. Удостоенный чести Берих сразу поднялся с места; согласно традиции, он мог сесть только после того, как, пригубив или выпив вино, Аттила отдавал кубок виночерпию. У каждого присутствующего на обеде был свой виночерпий, входивший по порядку после выхода виночерпия Аттилы. После того как почести удостоились все гости, Аттила почтил римлян таким же образом. После окончания этой церемонии виночерпии вышли, и перед каждыми тремя-четырьмя гостями поставили столы; таким образом, каждый имел возможность брать себе положенные на блюда кушанья, не вставая с места. Слуги внесли и расставили на столах хлеб, мясо, всевозможные лакомства, лежавшие на круглых серебряных блюдах, трофеи из разграбленных римских городов. Римляне отметили богатое угощение и красивую сервировку, однако сам Аттила ел с деревянной тарелки и только мясо. Вино он пил из деревянного кубка, в то время как его приверженцы пили из золотых и серебряных чаш. Одежда Аттилы, очень скромная, отличалась от одежды других гуннов только чистотой; ни висевший у Аттилы сбоку меч, ни перевязи варварской обуви, ни узда его коня не были украшены, как у других гуннов, золотом, драгоценными камнями или какими-то еще украшениями. Когда все было съедено, все встали, и никто не садился до тех пор, пока каждый гость не выпил кубок вина за здоровья Аттилы. Вот как Приск описывает то, что происходило дальше.

«При наступлении вечера были зажжены факелы, и два варвара, выступив на середину перед Аттилой, запели сочиненные ими песни, в которых воспевали его победы и военные доблести. Участники пира смотрели на них, и одни восхищались песнями, другие, вспоминая о войнах, ободрялись духом, иные, у которых телесная сила ослабела от времени и дух нуждался в спокойствии, проливали слезы. После пения выступил какой-то поврежденный рассудком гунн и начал молоть всевозможный вздор, которым всех рассмешил».

Следом вышел шут Бледы, Зерко. Бледа дал ему жену, о которой тот так мечтал, но после убийства Бледы Аттила в качестве подарка отправил карлика Аэцию, который, в свою очередь, передарил его Аспару. Теперь Зерко вернулся к гуннам в надежде получить обратно свою жену. Эдеко посоветовал карлику обратиться с просьбой к Аттиле, но вождь сердито отклонил его просьбу. Теперь Зерко надеялся, что если ему удастся рассмешить Аттилу, то он согласится вернуть ему жену. Карлику удалось рассмешить и вызвать аплодисменты своим нелепым одеянием и безумной смесью языков, на которых он произносил какие-то глупые слова, всех, кроме Аттилы. Гунн сидел с каменным лицом и ни словом, ни поступком не показывал веселого настроения. Вдруг открылась дверь, и на пороге появился младший сын Аттилы, Эрна. Он подошел к отцу и встал рядом. Зал заходился от хохота, а Приск внимательно наблюдал за Аттилой. Гунн нежно посмотрел на сына и потрепал его по щеке.

Приск удивился такому проявлению нежности по отношению к младшему сыну, тогда как на старших детей Аттила смотрел с явным презрением. Историк повернулся к сидящему рядом с ним гунну, который, как он понял, знал латинский язык, и спросил, почему Аттила, не обращая внимания на других детей, с такой нежностью относится к младшему сыну. Варвар, попросив никому не передавать его слова, объяснил, что предсказатели напророчили Аттиле, что его род падет, но будет восстановлен младшим сыном.

Всю ночь гости пировали в доме Аттилы, а римляне незаметно ушли, поскольку, по словам Приска, не хотели слишком напиваться.

На следующее утро римляне пошли к Онегесию и открыто сказали, что они просто впустую тратят время и просят разрешения уехать. Разрешение тут же было получено, поскольку римляне пошли на уступки относительно состава следующего посольства. Онегесий, посовещавшись с гуннами, составил письмо императору Феодосию II, написанное Рустикием. В этот день римлян пригласила на обед жена Аттилы Крека. Римлянам оказали радушное гостеприимство. По окончании обеда каждый из гуннов подавал римлянам кубок вина, а затем, поцеловав, принимал кубок обратно. На следующий день римляне опять обедали у Аттилы. Вечер прошел по тому же сценарию, но теперь по правую руку от Аттилы сидел его дядя со стороны отца, Оэбарсий. Нам не известно, почему Оэбарсий не правил вместе с братьями Руа и Октаром, но то, что он дожил до 449 года, говорит о том, что он был значительно младше остальных братьев. Во время обеда Аттила любезно разговаривал с римлянами и просил передать императору, чтобы он отдал в жены Констанцию, которого Аэций прислал ему в качестве секретаря, дочь некоего Саторнила, богатого и знатного жителя Константинополя. История с женитьбой Констанция была настолько запутанной, что разговор получился долгим и не мог не наскучить Максимину.

Спустя три дня римлянам поднесли дары, и они отправились в Константинополь. Вместе с ними Аттила отправил в качестве посла к императору Бериха, очевидно желая, чтобы он, как посол, получил дары от римлян. Путешествие оказалось весьма поучительным. Когда римляне остановились в одном селении, там был только что пойман «скифский» шпион, засланный на гуннскую территорию за информацией о варварах, и по приказу Аттилы его собирались сажать на кол. На следующий день уже в другой деревне они увидели, как по деревне вели двух рабов со связанными сзади руками. Они убили своих господ, которые захватили их во время войны в плен. Рабов распяли. Пока ехали по Скифии, Берих казался спокойным и общительным спутником, но, когда пересекли Дунай, его поведение резко изменилось. Когда римляне собрались уезжать, Аттила приказал своим приближенным преподнести дары римскому послу, и каждый из них, в том числе Берих, подарил коней. Теперь Берих потребовал у Максимина вернуть его коня и не захотел ни ехать рядом, ни есть вместе с римлянами. Доехав до Адрианополя и остановившись на отдых, римляне пригласили Бериха за стол и попытались выяснить, чем вызвано его странное поведение. Но только в Константинополе он объяснил, что послужило причиной его гнева. Он обвинил Максимина в том, что, находясь в Скифии, посол якобы сказал, что германские военачальники впали в немилость и что теперь Аспар и Ареобинд не имеют влияния на императора. Непонятно, почему это высказывание так возмутило Бериха? Итак, посольство, через Филиппополь и Адрианополь, благополучно вернулось в Константинополь. Послы выполнили свою миссию тактично, решительно и с достоинством.

На дороге между Филиппополем и Адрианополем они встретились с Вигилой, возвращавшимся в Скифию в главное селение (ставку) Аттилы с 50 либрами золота, с помошью которого он надеялся заставить Эдеко убить Аттилу. Задав несколько вопросов о том, что происходило в ставке Аттилы после его отъезда, переводчик поехал дальше, по-прежнему не подозревая, что заговор давно раскрыт и он направляется прямо в западню.

Когда Вигила приехал в ставку Аттилы, его тут же арестовали. Золото нашли, изъяли, а Вигилу отвели к Аттиле, который спросил, зачем он привез столько золота. Но у Вигилы был уже готов ответ. Он заявил, что деньги ему нужны, чтобы покупать еду для себя и своих слуг и на тот случай, если какая-то из его лошадей или вьючных животных не выдержит долгого пути и придется купить одно или несколько новых животных. Кроме того, объяснил он, многие жители империи, родственники которых были захвачены в плен во время войны, дали ему деньги, чтобы он попытался выкупить пленных. «Нет, мерзкое животное! — вскричал Аттила. — Ты не уйдешь от суда благодаря своим выдумкам, и нет у тебя достаточного предлога, чтобы избежать наказания, так как у тебя денег больше, чем надо для твоих расходов, для покупки лошадей и вьючного скота и для выкупа пленных, в котором я отказал, когда ты приезжал ко мне с Максимином». Вигила допустил ошибку, взяв с собой сына. Аттила объявил, что если Вигила не скажет, кому и с какой целью он привез золото, то его сын падет от меча. Когда Вигила увидел, как уводят его сына, он не выдержал. Заливаясь слезами, он закричал, что меч должен обрушиться на него, а не на ни в чем не повинного мальчика. Он тут же рассказал историю заговора, подготовленного Эдеко, евнухом Хрисафием и императором Феодосием II, и умолял покарать его, но отпустить сына. Аттила понял, что на этот раз Вигила сказал правду; его рассказ совпал с рассказом Эдеко. Аттила приказал заковать Вигилу в оковы, пригрозив, что не освободит его до тех пор, пока его сын, вместе с Орестом и Эслой, не съездит в Константинополь и не привезет за Вигилу выкуп в размере 50 либр золота. Аттила приказал Оресту повесить на шею кошель, в котором Вигила привез золото, показать кошель Феодосию и Хрисафию и спросить, не знаком ли им этот кошель. Эсла должен был сказать Феодосию II, что Аркадий, отец императора, был благородным человеком, и Мундзук, отец Аттилы, тоже был благородным человеком, но если Аттила сохранил благородство, свойственное его отцу, то о Феодосии II этого сказать нельзя. Император стал рабом Аттилы и платит ему дань. Феодосий II решил напасть на него исподтишка, как коварный раб. Он, Аттила, готов его простить только в том случае, если гуннам будет выдан Хрисафий.