Слепцы - Дмитрий Ермаков

– Например? – отвечаю я.

– Что угодно. Озеро из берегов вышло. Москвичи налет устроили. Поэтому им не до нас… Или другая версия: это на тебя покушение было, а я так, случайно влипла.

– Покушение?! – не верю я своим ушам.

– Не ори, оглушишь. А почему нет? Почему нет? Ты нам всем веришь? Доверяешь? С какой стати, парень?

– Но вы же… – я вконец растерялся. Просто не знаю, что тут говорить.

– По секрету всему свету. Я слышала разговор вождя и Кондрата Филипповича. Из того, что разобрала, следует: Афанасий решил от тебя избавиться, а учитель его отговаривал. Наставник так и сказал: «Если ты решил избавиться от Германа…»

– Что-о-о?! Избавиться?! Ну, Афанасий. Ну, скотина… За что?! Миротворцем считает, да?

– Я так поняла, ты нарушил какое-то равновесие, что ли.

– Ничего я не нарушал…

Даша не стала ничего объяснять. Или она сама не понимает ничего, или не может подобрать слов.

– Повторяю, это просто версия. Скорее всего, я чушь несу.

– Кстати. Давно спросить хотел.

– Да?

– А ты-то зачем сюда полезла?

– За тем же.

– Кристалл?

– Ага.

– А просила что?

– Это неважно, – холодно цедит женщина. И добавляет: – Делать-то что будем?

Я не отвечаю. Я не знаю, что сказать.

Как ни стараемся мы согреться, холод не отступает. Я с ужасом чувствую, как немеют руки, ноги. Холод подбирается к сердцу. Какая страшная смерть, бр-р!

– В общем, так, – решительно произносит Дарья Сергеевна после того, как попытки прыгать кончились ушибленными головами, а приседания – разбитыми коленями, – у нас остался один способ продержаться до подхода ребят.

– Ну, не томи. Что делать надо?

– Займемся сексом, – выдыхает она.

– Что?!

Моя челюсть резко рвется к полу. Вот так поворот…

– Или сдохнем от холода. Ты что предпочитаешь? Черт возьми, будь у нас другой выход, я бы ни за что на свете… Короче. Иди сюда, быстро, пока мы не замерзли оба! – кричит Дарья.

– Слушаюсь, командир, – отвечаю я.

Даша прыскает в кулак. Я тоже начинаю смеяться.

Этот смех окончательно растопил невидимую глыбу льда, разделяющую нас. Скоро в пещере становится очень, очень жарко…

Когда через некоторое время все члены племени, включая Кондрата и Ханифу, общими усилиями сумели пробиться сквозь завал в дальнюю часть зала Гиви Смыра, их взорам предстала идиллическая сцена.

Дарья Сергеевна и космонавт Буданов сидели рядом, укутавшись в куртки. Конечно, они замерзли, но не так сильно, как могли бы за столько часов заточения в каменном мешке. Вождь был уверен, что они найдут там два синих от холода, полумертвых тела. К всеобщей радости, худшие опасения не оправдались.

Афанасий рассказал вызволенным из темницы пленникам, как сначала в зал Апсны в первый раз за двадцать лет ворвались москвичи. На то, чтобы отбиться от них, ушло много времени. Потом вдруг стало выходить из берегов озеро. Наводнения не случилось, но и паника в пещере началась нешуточная. Лишь после этого люди заметили исчезновение Германа и Дарьи.

– А Ханифа где? – огляделся Герман.

– Она сначала заблудилась, потом упала и ногу подвернула. Мы встретили ее в пути. Вот так, тридцать три несчастья… Все к одному. Но вы живы, это главное!

Радостные возгласы, однако, вождь пресек: попасть под новый камнепад никому не хотелось. Со всей возможной поспешностью племя покинуло зал Гиви Смыра.

Никто не услышал, как на обратном пути Даша шепнула Герману на ухо:

– Спасибо. Это было здорово. Но заруби себе на носу: продолжения не будет. Никогда. И не приближайся больше ко мне. Ты все понял?

Герман рассеянно кивнул.

Конечно, он прекрасно помнил восхитительные минуты, которые провел с Дашей там, в темноте, в пяти шагах от смерти. Помнил ту дикую, первобытную страсть, что охватила их, превратила их тела в единое целое, спасла от могильного холода склепа. Но сейчас совсем другое волновало Германа. Слова Афанасия, которые тот произнес после осмотра места схода лавины.

– Не понимаю, чего эта груда вдруг осыпалась… Странно.

«Странно, – повторял про себя Герман. – Странно. Кто-то из них хочет твоей смерти, парень. Надо лишь понять кто…»

Глава 12

Враг?

Маша Острикова, как обычно, проснулась раньше общей побудки и тут же выбралась из своей ямки.

Безумно хотелось спать. Вчерашние прогулки с пришельцем сильно вымотали девушку и физически, и морально. Тело Маши ныло и канючило, упрашивая поваляться лишние десять минут.

«Поспи, отдохни… Что тебе стоит?» – умоляли руки, ноги. Но Мария была непреклонна. Ранние подъемы стали для нее за долгие годы почти ритуалом. Это было единственное время суток, которое целиком и полностью принадлежало ей и только ей. Ее время. Невзирая на отчаянные протесты тела, Мария рывком подняла себя на ноги и тут же, чтобы взбодриться, несколько раз подпрыгнула на месте.

Вчерашний день остался в прошлом. Забылся, растворился, и не имело значения, что было вчера. Наступал новый день.

– Ну, с бодрым утром, Маша! – улыбнулась девушка.

Маша Острикова знала: если начать день с этих простых, обыденных слов, то утро, в самом деле, будет добрым. А следом и день.

– Такое вот волшебство, хи-хи-хи! – рассмеялась она, шагая к озеру.

Старушка Ханифа называла это «психологический установкой», но для Маши слово «волшебство» казалось намного проще, доступнее и понятнее.

Повсюду в своих ямках спали остальные члены племени. В стороне раздавался богатырский храп космонавта. На груди Германа – девушка расширила глаза от удивления – свернулась калачиком Машина кошка Рыжка. Острикова знала, что кошка, как заправский лекарь, всегда приходит по ночам к тем, кто плохо себя чувствует, но и предположить не могла, что зверек не испугается чужого человека.

– Вот куда ты делась! – ахнула Мышка и зашипела, стараясь никого не разбудить: – А ну слезай с него. Брысь!

Но Рыжка никак не отреагировала на шепот хозяйки.

В пещере царил таинственный полумрак: соседи людей по пещерам, друзья и помощники – светлячки – тоже нуждались в отдыхе. Днем они сияли в полную силу, а вот в остальное время суток либо совсем гасли, либо едва мерцали. Так в пещерах и определяли смену дня и ночи.

– Интересно, какой сегодня день? – задумалась Мария, но не смогла вычислить. Надо было дождаться начала занятий в школе.

Каждый урок Кондрат Филиппович, их наставник и учитель, знавший о прежнем мире больше, чем все остальные, начинал стандартной фразой:

– Открыли тетрадки, записали сегодняшнее число. Классная работа.

Тетрадок у учеников не водилось. Не из чего было их тут изготовить. Конечно, люди иногда писали острыми камешками на глиняном полу. Именно так поступала Наташа, боясь забыть новые стихи. Но строгий наставник так и так заставлял учеников учить все наизусть, поэтому в записях не было нужды. Тем не менее каждый урок неизменно начинался со слов Кондрата: «Открыли тетрадки».

Никто уже давно не смеялся над причудами старика. Такому мудрецу, как он, можно было себе позволить немного подурачиться. Со временем эта фраза Кондрата Филипповича стала почти ритуалом.

С замиранием сердца ждала Маша, когда хриплый старческий голос объявит с трогательной торжественностью:

– Десятое мая две тысячи тридцать третьего года!

Или любую другую дату. От осознания того, что они знают, какой сегодня день и год, сердца людей переполняла гордость. Они чувствовали: связь с внешним миром еще не совсем потеряна. Пусть они изгнанники, но точно – не изгои.

Именно благодаря Кондрату Филипповичу обладали они этим бесполезным, но важным знанием. С самых первых дней заточения в пещерах бывший сотрудник пещерного метро вел календарь. На стенах извилистого длинного каньона Аюхаа он каждый день, как бы плохо себя ни чувствовал, оставлял одинаковые зарубки и каждое воскресенье подчеркивал их общей чертой. Так неделя за неделей складывались годы. И если Кондрат Филиппович и пропустил несколько дней, – а во время войны с каннибалами ему было не до календаря, – на общую картину это мало влияло.

Восьмое, девятое, десятое… Май, июнь, июль…

Эти дни никак друг от друга не отличались. Неважно, февраль был на поверхности или март – тут, в пещере, погода всегда была одинаковая.

– Безветренно. Влажность: примерно семьдесят пять процентов, – говорил Кондрат Филиппович в конце каждого занятия. – Температура восемнадцать градусов по Цельсию. Хорошего вам дня, увидимся.

Вот такими веселыми шутками, неизменно вызывавшими у всех улыбки и смех, заканчивались уроки Кондрата Филипповича. Но между классной работой и прогнозом погоды смешного было мало. Маша диву давалась, как это люди в прежнем мире могли придумать столько сложных ненужных вещей с непроизносимыми названиями.

– Зачем столько барахла? Для жизни ведь так мало нужно, – недоумевала она. – «Обувь на шпильках», например. Как в этом можно было ходить?! Или это орудие пытки, как и «испанский сапожок», а старик просто перепутал?