Дворянские поросята - Сергей Хитун

Мы оправдывали их сомнительное превосходство тем, что обнаружили следующие парадоксы:

В массе молодых людей, в закрытых учебных заведениях, никто не застрахован, иногда, от психологии калибра воспитанников младших классов Кадетских корпусов или грубости и сальностей обитателей солдатских бараков. И все это среди примерных интеллектов, продуктов высшего образования.

Наше производство в офицеры ожидалось к концу июля.

Подготовка к устным и письменным экзаменам по 14-ти предметам шла до позднего вечера. Угроза быть отправленным назад в Саперный батальон в звании унтер-офицера (производство по второму разряду) вместо чина прапорщика, висела над провалившимся на экзаменах. В кратких промежутках между экзаменами лихорадочно велись переговоры с десятками портных и сапожников, наводнивших лагерь. Спешно выбирались образцы материалов для френчей, кителей, бриджей, гимнастерок. Обсуждались сорта кожи и фасон для сапог выходные и походных.

Казенное оружие полагалось выпускным в виде автомата - Кольт (с вычетом 75-ти рублей) и кортика морского образца вместо шашки. А насчет шпор - тут каждый проявлял свой вкус и усмотрение: шпоры были неоспоримо важного значения для молодого офицера.

По твердому гребню сугроба,

В мой белый, таинственный дом

Такие притихшие оба,

В молчании нежном идем.

И слаще всех песен пропетых,

Мне этот исполненный сон.

Качание веток задетых

И шпор твоих легонький звон...

Анна Ахматова

Лучшие шпоры выпускала мастерская Савелова в Петрограде, где-то на Каменноостровском проспекте. Савелов, после долгого опыта, нашел такую пропорцию серебра и металла для колесика, что шпора звучала серебристым колокольчиком, шедшим среди офицерства под именем "малинового звона".

Конечно, были и простые шпоры без серебра в них, для их действительного назначения - пришпоривать, коня. Но их настоящая важность для молодого носителя была в том, чтобы его "дама сердца" сразу же узнала о его прибытии по звону шпор, пока он еще поднимается вверх по лестнице. И какая же это мазурка если кавалер, в вихре танца, щелкает каблуками на которых нет шпор? Новички в Михайловском Артиллерийском Училище не имели права носить шпоры пока не переходили на старший курс. Уходя в отпуск, уже внизу перед воротами двора, они одевали шпоры, чтобы не опозорить Училище, оказавшись Михайловцем на улице без шпор.

(Шпоры носились по-разному. Пожилой полковник или генерал в отставке носили шпоры прикрепленными наглухо к каблукам.) К тому времени они стареющие генералы и штаб-офицеры - начинали носить длинные брюки и ботинки вместо сапог так, что им не нужно было натружено нагибаться, чтобы регулировать натяжку ремешков, держащих шпору. Кроме того, шенкеля их шпор были загнуты кверху, что делало их абсолютно безопасными для носителя. Одна из опасностей для изношенных временем ног, была в спуске вниз по лестнице с узкими ступенями, где приходилось ставить ногу так, чтобы оставалось место для выступающего назад шенкеля шпоры. Это угрожало равновесию стареющего воина, шаткая походка которого, иногда сводила носки их ступней или пятки то близко друг к другу, то слишком врозь.

Требовалось умение и навык носить шпоры легко и элегантно. Они являлись неотделимой частью формы офицера; их чистота и блеск постоянно поддерживалась, как должное. После дня в поле на маневрах, неаккуратный мог принести на ковер гостиной на своих шпорах грязь к большому неудовольствию хозяйки дома. С другой стороны, умелый носитель шпор выделялся среди других и добавлял блеск к своей офицерской форме.

Из-за ненасытного желания "фасонить", молодые "задаваки"-офицеры отпускали ремешок одной шпоры так, что ее колесико задевало цемент тротуара. Такое "чирканье", вместе со звоном другой шпоры, создавало двухтонный эффект, что считалось шиком.

В моей памяти навсегда остался звон шпор... Звон пятисот шпор... одновременно... точно стаккато серебристых аккордов...

Эта редкая военная картина была, когда 500 новопроизведенных прапорщиков, блестя новой формой и серебряными погонами Инженерных войск, строем по 8-и в ряд, идут четко в ногу, из Ижорских лагерей к Неве. Точно невидимый великан колеблет исполинским бубном - влево... вправо... влево... вправо. И серебристые бубенчики бубна повторяют - влево... вправо.

Этот звон тысячи шпор вызывает дачников наружу. Распахиваются окна домов, народ толпиться по сторонам улицы, дети бегут рядом.

Мы идем молча, надутые гордостью от сознания красоты нашего шествия и радостью о повернувшейся новой страницы нашей молодой жизни.

Идем, чтобы сесть на нами зафрахтованный пароход и плыть в Петроград, где будем праздновать наше производство так, что "и чертям станет жарко".

За наше прилежание в Школе Правительство дало нам первый офицерский чин и тысячу рублей на его экипировку. Расходов было много, но все же оставалось довольно для удовольствия в тех жгуче-увеселительных местах, которые мы были намерены посетить во время нашего трехнедельного отпуска.

Моя троюродная сестра Нина, замужем за П. 3. Ш-вым, пригласила меня провести мой отпуск перед отъездом на фронт у них в Москве.

Я нахожу нужным описать семью Ш-х довольно подробно, так как мое пребывание в их доме, вначале принесшее мне столько радости и развлечений, сменилось заключением в одиночной камере тюрьмы - незаслуженным ужасным несчастьем, оставившим о себе память на долгие годы моей жизни.

Петр 3. Ш-в, инженер-механик, как он себя называл (я никогда не спросил его, какое высшее учебное заведение он окончил), был первым открывшим автомобильную школу в Москве. Она долго была единственной и поэтому очень доходной. Дело шло настолько успешно, что денег у Петра было достаточно, чтобы содержать богато обставленную квартиру в новом доме на Тверской-Ямской (дома Волкова около Триумфальной Арки), оплачивать карточные проигрыши в Клубе, ошибочные ставки на Ипподроме или счета за кутежи устраиваемые гостеприимным инженером своим знакомым и друзьям.

Несмотря на свои 27 лет, Петр был самоуверенный, ловкий делец с природным чутьем к выгодным денежным операциям. Его успехи в деле наживы отрицательно повлияли на его характер. Он не терпел критики своих действий правильных или ошибочных, был суровым мужем и, нетерпевшим возражений хозяином дома. Зная что я должен был явиться через две недели в распоряжение Начальника Инженеров 10-й Армии, Нина и Петр развлекали меня на все лады.

В то время, в августе 1917 года, жизнь в Москве была весела и приятна. Недавние успешные наступления русских армий улучшили дисциплину солдат и подняли настроение публики. Это уменьшило вред двоевластия - Временного Правительства и Совета Рабочих и Солдатских депутатов и увеличило авторитет Керенского.

Неудавшееся июльское восстание большевиков значительно погасило огонь ненависти к офицерству, которое забыло, хоть временно, самодурные расправы и линчевание лиц командного состава на фронте и в тылу. Советы Рабочих и Солдатских депутатов продолжали существовать, но вели себя тихо. Троцкий был арестован. Ленин скрывался в Финляндии. Итак не осталось никого, кто бы продолжал науськивание "солдатни" на офицеров, как на врагов народа. И, как бы предчувствуя жестокие уличные бои, холод, голод и всеобщие лишения в недалеком будущем, москвичи веселились я кутили во всю. Театры, кинематографы, рестораны и Ипподром были полны публикой. "Луна-Парк" с звездой сезона, Изой Кремер, был с хроническим аншлагом. Бойко торговали владельцы "домов свиданий". В большом ходу был один из них, рядом с монастырем, под названием "Святые Номера". Длинные очереди парочек у заднего входа этой "обители" были обыкновенным явлением.

Ожидающие женщины прятали наполовину свои лица в боа, меха, шарфы, пока их нетерпеливые любовники, скучившись у входа, показывали, прикладывали к стеклу двери пяти и даже десятирублевые бумажки, чтобы подкупить высокого усатого молодца с орлиными глазами, за дверью. Он же в свою очередь, в подходящий момент, выбрав наивысшую взятку, впускал давшего и его даму внутрь. Тогда очередь нетерпеливо продвигалась вперед. Дамы забывали скрывать свои лица, вытягивали шеи и напрягали глаза в жгучем любопытстве узнать, кто же эти другие "грешницы"...

С большим трудом я заставил себя прервать мою веселую жизнь в Москве, чтобы во время явиться к месту моего назначения на станцию Молодечно, в Штаб 10-й Армии. Оттуда меня направили в 17-й Военно-дорожный Отряд. Его стоянка была в г. Черикове, Могилевской губернии.

Чтобы добраться до места моей новой службы, мне пришлось ехать на автомобиле-грузовике, по железной дороге, на пароходе по Днепру и наконец, в "балагуле" - парной телеге с крытым рогожей верхом. Я мысленно перенесся к временам и местам описанных Гоголем в его произведениях, когда трясся в балагуле, которую тащили две клячи и проезжая через город под именем Пропойск; а потом, приехав в Чериков, узнал, что Городской Голова за всю его семидесятилетнюю жизнь не видел железной дороги, бывшей в 85-ти верстах от им опекаемого города.