Дворянские поросята - Сергей Хитун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так как я не сдал требуемых экзаменов для перехода на старший курс теперь уже Петроградского Университета, я подлежал призыву осенью того же, 16-го года. Как студент юрист, без требуемых в специальных военных училищах знаний высшей математики, черчения и пр., я был бы назначен в пехоту.
Несмотря на то, что пехота славилась своим званием "Хребта Армии", незаменимой защитой передовой боевой линии, все же артиллеристы, кавалеристы, и чины инженерных войск относились к ней свысока. Пехота, с ее бесконечными маневрами, переходами, сидением в окопах, была носительницей незаслуженно пристегнутого обидного имени, "пушечное мясо". Пехотные офицеры выглядели усталыми, носили свою мешковатую форму без "блеска", а пыльные сапоги без шпор. Само слово, пехота, произносилось с некоторой иронией: первый слог "пи" - фальцетом и нормально низкой нотой - "хота". "Пи-хота не пыли!" зубоскалили артиллеристы и в то же самое время поднимали облака пыли своими орудийными запряжками.
Константиновское Артиллерийское Училище не считалось равным Михайловскому уже потому, что оно было преобразовано из пехотного училища. "Констапупы по пехоте траур носят", - высмеивали их Ми-хайловцы, потому что их юнкерский погон был оторочен черным кантом. В подтверждение отрицательных сторон службы в пехоте были назначения в нее только тех, которые кончали военное училище последними по баллам.
Специальные военные училища с готовностью принимали студентов: политехников, технологов, электротехников, путейцев, гражданских инженеров. Но прошения о поступлении к ним юристов отвергались, за редкими исключениями когда проситель знал "кого-то".
Мой старший брат Борис, который был тоже студентом юристом в Петербургском Университете, на два года старше меня, был принят в Михайловское Артиллерийское Училище по рекомендательному письму патрона нашей семьи Товарища Государственного Секретаря, Тайного Советника и Сенатора Н. Ф. С-ва. ( К моему глубокому сожалению, я не знал того, что Н. Ф. С-в и я были в Париже в одно и тоже время в 1930 году, когда я, приехавший из Америки, смог бы, в свою очередь, быть полезным бывшему Государственному деятелю.)
Два года спустя, по той же любезности Николая Федоровича я был принят на 5-й прием в Усть-Ижорскую школу для подготовки офицеров Инженерных войск. (Те, кто поступали в армию добровольцами, имели возможность выбрать род оружия и, таким образом, избегнуть назначения в пехоту ("пушечное мясо"), укрываясь в специальных войсках подальше от фронтовой полосы.)
Все молодые люди, принятые в Ижорскую школу (Петроград, Кирочная, 6), должны были пройти предварительную 3-х месячную подготовку в 6-м Запасном Саперном батальоне, "питомнике" будущих юнкеров. Наша рота, 8-я Б, была расположена в частной квартире реквизированного 4-х этажного дома на углу Знаменской и Кирочной улиц.
Эта рота была составлена полностью из студентов специальных Высших Учебных Заведений. Были и только что окончившие средние школы, аттестаты зрелости которых свидетельствовали, что это был отборный материал для будущих офицеров инженерных войск.
Остальные роты батальона занимали квартиры на других трех этажах этого здания. Состав этих рот был обыкновенный - призывные с некоторым образованием и просто без него.
6-й Запасной Саперный батальон за время войны вырос до размеров полка военного времени - около 4-х тысяч. Он был одним из первых, вместе с Волынским полком, начавшим Революцию 1917 года. Одной из первых жертв Революции был убитый солдатами строгий полковник Геринг, командир этого батальона.
Одним из важных предметов нашего обучения в роте была маршировка. Взводный встречал новичка авторитетным заявлением: "Так как Вы ходить гвардейским шагом не умеете, то мы Вас этому научим". Вновь прибывшие вольноопределяющиеся разделялись на отделения и под командой голосистого унтер-офицера уроки ходьбы производились где-нибудь на улице без большого движения (Сергиевская).
Маршировку надо начинать всегда с левой ноги и идти большими, медленными шагами, четко ударяя (печатая) дорогу носком сапога, ни в коем случае, не каблуком. Движения рук тождественны тем, которые отводят ветки кустов на пути через лес: правая рука и левая нога идут вперед вместе, такая же координация левой руки с правой ногой. Забавный вид получается когда новый сапер, окончивший горный или политехнический институт, усердно переучивает свою походку на "гвардейский шаг". Его проблема - хитроумная координация ног и рук. У "отца" - его так зовут потому, что ему больше тридцати и он женат растерянный вид. Он путает необходимые движения.
- Не-е-ет! Я сказал, левая нога и правая рука... вме-есте! - кричит обучающий. - Щукин... покажи ему как...
Ефрейтор Щукин демонстрирует "гвардейский шаг". Он шагает с приподнятым подбородком, поводя руками, которые броском вперед помогают ему сделать шаг крупнее и четче... Он останавливается щелкая каблуками, делает "налево кругом" и, заложив руки за спину, выставляет левую ногу на "вольно".
- Во-от! - раздается победоносный голос унтер-офицера. На его лице обращенном к "отцу" нет ни поощрения, ни одобрения, а только легкая тень страдания, как бы от зубной боли. Сконфуженный вольноопределяющийся мигает глазами и виновато улыбается.
После 2-3 недель ежедневных занятий, рота гордо марширует по улицам Петрограда с песнями. Один из обучающих ввел оригинальную и до тех пор не применявшуюся маршировку - под свист всей роты. Заинтересованная публика останавливалась, пропуская мимо 250 молодых вольноопределяющихся, свистящих в унисон какую-нибудь популярную мелодию.
Изредка фельдфебель доказывал свою зоркость:
- Давидюк подбери живот, держи равнение.
- Когда попадался навстречу офицер, фельдфебельское: "Сми-и-иррр-но! Ррав-нение нна прраво!", звучало так же раскатисто, как и веселый гудок речного катера неподалеку. Тогда сразу же все в роте поднимали ноги выше и с силой ударяли ими о мостовую. А так как большинство мостовых в Петрограде были торцовые, то можно было легко представить какой гром получался от 500 сапог, носители которых усердно хотели доказать фельдфебелю, что они действительно научились "давать ногу".
Изумленные и даже испуганные лица появлялись в окнах домов, чтобы выяснить не случилось ли какое-то небольшое землетрясение.
После такой прогулки молодые саперы и "отцы" возвращались в казармы, чтобы отдохнуть и с большим аппетитом съесть щи, кашу и свою 22-х золотниковую порцию мяса.
Наряду с занятиями по маршировке, были уроки отдания чести. Этот прием почитания-приветствия одинаков во всем мире за исключением того, что русскому солдату запрещалось подносить руку к голове без головного убора.
- Никогда не прикладывай руку к "пустой голове", - постоянно напоминал обучающий рекруту.
Во время Первой Мировой войны, Петроград был заполнен военными. Местный гарнизон был увеличен многими вновь сформированными запасными полками. Прибавились выздоравливающие из военных госпиталей, отпускные с фронта и местные военно-обязанные чиновники "кующие в тылу победу". Солдат, идущий по улице беспрестанно отдавал честь направо и налево. Единственное спасение было вскочить в трамвай, который был бесплатным для всех солдат. Это повело к тому, что задняя и передняя площадки были туго забиты нижними чинами и пробраться пассажиру через эту массу без потери всех пуговиц своего пальто, было трудно.
Столичные граждане пожаловались Коменданту города и он издал приказ, запрещающий солдатам ездить в трамвае, даже за плату.
Солдат стал похож на "заблудившуюся курицу на большой проезжей дороге". Его напряженные, даже испуганные, настороженные глаза пытались не пропустить ни одного офицера и стать во фронт, щелкнув каблуками, и "есть" глазами проходящего пыхтящего генерала. Многие из офицеров приехавших с передовой линии фронта носили, вместо обычных золотых или серебряных погон - защитные, цвета хаки. На расстоянии было трудно различить офицера от нижнего чина. За неотдание чести, солдат сажался на гауптвахту (на "губу") или лишался отпуска на 30 дней. Кроме вышеописанных занятий, день заполнялся чтением военного устава, разбором пулемета и винтовки на составные части и изучением руководства ухода за ними.
Во время наших маршировок по Петрограду, мы впервые увидели длинные хлебные очереди состоявшие в большинстве из женщин в платках. Это объяснялось, как явление временное, которое вот-вот исчезнет, как только подвоз продуктов к столице улучшится.
Сведения с фронта были малоутешительными. Немцы продвигались внутрь России. Цены на предметы первой необходимости повышались. Вновь выпущенные марки, заменяющие мелкую разменную монету, были встречены общим неудовольствием. Изношенная, с почти стертым обозначением ее стоимости, марка вызывала негодование кондукторов трамвая, носильщиков и извозчиков, у которых не было достаточно времени определять не только стоимость, но и просто пригодность этого шершавого кусочка бумаги, как денежного знака.