Три черепахи - Олег Шмелев

- Можно, да не ровен час мерка не сойдется.

- Чего ей не сойтись? Размеры мы знаем: мне - пятьдесят четвертый, рост второй, ему - пятьдесят второй, рост четвертый.

- Ну а цвет? Матерьял?

- Это все равно, лишь бы неодинаковые. И не синий и не светлый. И подороже. Саша отсчитал пятьсот рублей.

- Вот, хватит?

- За две сотни хороший костюм достать можно.

- Ну на твой вкус...

Когда Зыков в универмаге выбрал два костюма и, не примеряя, попросил выписать на них квитанцию и завернуть, продавщица посмотрела на него как-то удивленно, даже опасливо. Тут-то Зыков и подумал, что гости Шальнева - люди все же очень непонятные, а может быть, и такие же малахольные, как сам Шальнев. Но он успокоил себя, что всяк по-своему с ума сходит. Да и морды у них вправду опухшие, со стороны глянуть - как только что из вытрезвителя.

Саша и Митя, надев обновки, остались довольны. Костюмы были чехословацкие, модно сшитые, чистошерстяные. У Саши коричневый в синеватую клетку, у Мити мышиного цвета.

Оставшиеся деньги - сотню с рублями - Саша подарил Зыкову.

А ровно через неделю, 11 июля, часов в девять утра (Зыков как раз вернулся с ночной смены), Саша постучался к нему, вошел в комнату и попросил спуститься на улицу, поймать машину лучше не такси, а "левую", можно даже грузовую. Ехать, мол, до Колпина, и пассажир шофера не обидит. И машину желательно подогнать прямо к подъезду, во двор. Саша, между прочим, побрился, оставил лишь усики, которые выглядели вполне подходящими, а борода у него так и не отросла до подобающих размеров, потому что времени было мало.

Зыков нанял черную "Волгу", поднялся за Сашей, потом вместе с ним спустился. Они обнялись внизу на прощание, Саша сказал: "Не поминай лихом", сел в машину и уехал.

Как он простился с Шальневым и Митей, Зыков не видел, но с Митей скорее всего без слез, потому что в последние дни, после того подслушанного разговора, они меж собой мирных, а тем более дружеских бесед и за чаркой не вели, а трезвые и подавно, будто черная кошка между ними пробежала. Митя и зубоскалить перестал, ходил туча тучей, только глазами злыми поблескивал, а Саша недобро усмехался, глядя на него.

Митя отбыл тем же манером, с помощью Зыкова, через два дня, 14 июля. И тоже в сторону Колпина.

Шальнев после отъезда Саши сделался сам не свой. Ничего не ел. От выпивки отказывался категорически. И не спал совсем. Только курил и кашлял, кашлял и курил.

Зыков объяснял это усталостью, потому что и сам порядком утомился после двухнедельной беспрерывной пьянки, а ведь он был не в пример здоровее и выносливее своего хилого соседа. Но дело оказалось не только в усталости.

Накануне отъезда Мити, вечером 13-го, у него с Шальневым завязался почему-то скандал. При начале Зыков не присутствовал, началось это в комнате у Шальнева, а потом сосед в расстроенных чувствах прибежал на кухню, где Зыков жарил молодую картошку, купленную на рынке.

- Господи, ну и человек! - держась рукой за сердце, сказал Шальнев и присел на табуретку.

- Ты чего это, Андреич? - поинтересовался Зыков, углядев при этом, что держался Шальнев за сильно оттопыренный борт пиджака.

Но Шальнев не успел объяснить, так как на кухне появился Митя, который был все еще под мухой.

- Ну что, старая крыса, не любишь против шерсти? - спросил Митя, глядя на Шальнева исподлобья.

- Не хочу с вами говорить, - тихо сказал Шальнев.

- А ты и помалкивай, паразит, обмылок! На чужие жрет-пьет, и еще сухими ему давай.

- Подите вы к черту, - умоляюще протянул Шальнев.

- Что-о! - заорал Митя и подвинулся к нему. - Я тебя соплей перешибу, огарок!

Шальнев встал, и Зыкову показалось, что он ищет глазами, чем бы ударить Митю. Да где уж такому против Мити - смех один. Зыков еще помнил своим ребром, как Митя при первом знакомстве ткнул его пальцем, но он все-таки посчитал возможным на правах проверенного собутыльника вмешаться в неожиданную свару.

- Вот так так! - укоризненно сказал Зыков. - То пили-пели, с одной плошки ели, а то и плошку пополам. Нехорошо так, некрасиво.

Митя плюнул под ноги Шальневу и ушел в комнату.

Ту ночь Шальнев коротал у Зыкова на полу, на старом своем матрасе. Он сказал, что не хочет больше видеть Митю.

Утром Митя, слава богу, уехал. Шальнев с ним не попрощался. А когда они остались с Зыковым вдвоем, Шальнев сказал, что собирается через неделю съездить к сестре в Электроград. Но уехал раньше, потому что 18 июля получил телеграмму и сильно взволновался.

Вот и все. Больше Зыков ничего не знает.

Выключив магнитофон, Басков сказал:

- Послушайте, Константин Васильевич, вы себя ребенком, надеюсь, не считаете?

- Да какой уж там ребенок!

- А их, значит, полярниками считали?

- Честное слово!

Басков постучал пальцем по магнитофону.

- Любой, кто вот это послушает, любой скажет: знали вы, кто они такие.

- Да не знал я!

- Ну, скажем, догадывались. А?

Зыков горестно покрутил головой.

- Догадывался.

- В таком случае как ваше поведение называется, понимаете?

Глава 8

ЗАЧЕМ НУЖЕН ПАСПОРТ?

- Не понимаю, ей-ей, не понимаю. Кажется, он действительно не видел в своем поведении ничего предосудительного - так уж устроен.

Басков слушал рассказ Зыкова, и у него было такое ощущение, словно он заперт в затхлой комнате без окон, куда не проникает ни светлый день, ни людской шум.

Не верилось, что рядом живет огромный город, что где-то на заводах станки точат и шлифуют металл, в парках плещут фонтаны и смеются дети.

Этот Зыков, педантично выворачивавший свое вполне реальное пахучее нутро, казался ему нелепой выдумкой, персонажем бреда, плодом больного воображения. Вот встряхни головой и он исчезнет, развеется, как дым.

Но нет, такая прочная плоть не исчезнет ни под чьим брезгливым взглядом, она только посмеивается над высшими субстанциями - разумом, душой и прочим.

Однако абстрактные размышления о смысле существования на земле таких, как Зыков, личностей Басков считал бесполезными. Ему надо было выяснить роль Зыкова во всем этом деле...

Из того, что теперь ему известно, вычерчивалась странная схема.

Ограбив совхозную кассу под городом П. и взяв 23 тысячи рублей, Брысь-Балакин и Петров по кличке Чистый знали, что немедленно будет объявлен всесоюзный розыск, и до 24 июня отсиживались где-то в тихом месте. Это понятно и естественно...

24 июня они появляются у Шальнева, чей адрес Брысь имел. Это уже менее понятно. Ленинград очень опасен для преступника, которого разыскивает милиция всего Советского Союза... Нужны какие-то особые причины, чтобы рецидивист с опытом Брыся решился так рисковать. Невозможно представить, чтобы Брысем руководило сентиментальное желание повидать друга детства, с которым в последний раз встречался года двадцать два тому назад, в 1957-м. Правда, тут примешана еще и несчастливая любовная история Брыся и Ольги Шальневой. Но что могло остаться от любви за двадцать два года? У Ольги выросла дочь, но ее отец Брысь все эти годы о ней и не подозревал. И что ему до нее? Как угодно поворачивай, но риск Брыся ничем не оправдан - или же существует мотив, скрытый пока от Баскова...

У Зыкова пропал паспорт. Внешностью Брысь немного похож на Зыкова. Вполне допустимо, что он паспорт и взял...

В рассказе Зыкова обращают на себя внимание два момента.

Разговор у Брыся с Чистым, который подслушал Зыков, шел, вероятнее всего, о деньгах. Брысь требовал, Чистый не давал. Что за счеты между двумя грабителями?

Ссора на прощание между Шальненым и Чистым имеет какую-то связь с подслушанным разговором, ибо Чистый упомянул о "сухих", то есть о деньгах. Но какую?

Так или иначе, добытые сведения нисколько не проясняли вопроса, каким образом паспорт Балакина оказался в кармане у Шальнева на бульваре Карбышева. Теперь Басков имел основания подозревать Чистого. Во-первых, Чистый мог легче, чем кто-либо еще, заполучить паспорт Брыся. Во-вторых, из пьяных разговоров ему нетрудно было выудить подробности прошлой жизни Шальнева и истории его несостоявшейся семьи, имя сына и где он сейчас живет. Но зачем Чистому понадобилось нападать на Шальнева?

Предположим, у Шальнева имелись деньги - те самые, о которых шла речь в подслушанном Зыковым разговоре. Даже крупные деньги. Для чего же Чистому надо было доставать левой рукой правое ухо, разыгрывать такой сложный спектакль, если он мог просто отнять эти деньги еще на квартире? Боялся Брыся? Но если деньги крупные, ему вовсе не обязательно встречаться с Брысем и докладывать: так, мол, и так, я изъял у твоего друга энную сумму.

Нет, и тут плохо вяжется - или опять-таки есть мотив, неизвестный Баскову...

Где-то на самом дне сознания померещилась Баскову комбинация, что все это мог сотворить и сам Брысь. Но для этого ему нужно обладать большим иезуитством, ибо Брысь обязан был рассчитать за следователя невероятно витиеватый ход мысли. Он должен был рассуждать так: я убиваю Шальнева и оставляю у него в кармане свой паспорт; следователь не имеет причины думать, что это сделал я, потому что именно я и дал деньги Шальневу, со мной был Чистый, и только он знал обо всем, значит, подозревать будут только Чистого... Но Басков эту версию принять не мог, хотя она и не казалась совершенно уж абсурдной. Он по-прежнему не верил в возможность того, что преступление на бульваре Карбышева совершил Балакин.