К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

* * *

Получивши копию письма Шелихова государыне, дати­рованного тридцатым июня 1795 года, то есть в начале бо­лезни, Резанов отшвырнул в сторону начатую было книгу и задумался. Прав его жены, его самого и детей покойного письмо не затрагивало, но показалось ему подозрительным. Странным казалось, что Григорий Иванович на первой же неделе болезни утратил веру в себя, в свое крепкое здоровье, и не менее удивительным было проявление трогательной за­боты о жене, к которой со времени охотской истории он относился с некоторым недоверием. Покойный сам предупреждал его, Резанова, о том, что жена, которую он продолжал лю­бить, очень легкомысленна и что, несмотря на ее интерес к делам и знание их, он вполне доверить их ей не рискнул бы. Впоследствии же Григорий Иванович шутя не раз гово­рил: «Умирать буду, единственным опекуном назначу тебя...»

– Аня! – позвал Николай Петрович жену. – Прочитай, подумай и скажи...

Конфузясь, Анна Григорьевна повторила те же сомнения: «Умру, – не раз говорил мне отец, выдавая замуж, – дело поведет твой Николай Петрович».

Резанов давно уже держал в своих руках нити всех на­чатых Шелиховым дел: снаряжение двойной экспедиции по Ледовитому морю, от устья Лены и навстречу ей, от Берингова пролива. Изучение американского берега, налаживание новых торговых связей. Заселение Курильских островов. Исследование побережья Азии до самого устья Амура, Сахалина. В связи с этим предстояли поиски места для порта и верфи вместо Охотска. Строительство дороги до Уды. И возможная постройка там порта для ближайшей связи с Японией, Китаем, Кореей, Индией, Филиппинскими остро­вами. Далее стояла разведка к югу по американскому бере­гу, установление связи с испанскими колониями и с тузем­цами... Особое внимание Шелихова, а теперь Резанова при­влекала возобновленная кяхтинская торговля.

Но самое главное, на что Шелихов обращал внимание Николая Петровича, заключалось в том, чтобы добиваться исключительного права на производство промыслов на всех занятых им до сих пор территориях. В вопросе о монополии, как известно, Екатерина оставалась непреклонной, хотя пу­гала ее, собственно, не монополия, а возможность навлечь на себя еще одну войну из-за необходимости защищать восточ­ные владения России. «Пусть пока промыслы существуют как купеческие предприятия и защищают себя сами», – решила она еще при жизни Шелихова.

Шелиховскому предприятию угрожали серьезные конф­ликты с иркутянами, длительная борьба... Резанов, вращаясь в среде деятелей правительствующего сената и высших административных учреждений, зорко следил за развертываю­щимся конфликтом. У него было то преимущество, что он, как стоящий в стороне, мог делать представления непосред­ственно в правительственные органы и доказывать, насколь­ко важным для государства было бы превращение разроз­ненных тихоокеанских промышленников в единое мощное объединение.

Так понимало дело и правительство Екатерины в лице коммерц-коллегии. Однако царица опасалась осложнений со стороны вооруженной до зубов Англии, на глазах которой уходили из рук облюбованные ею колониальные территории в Америке... Екатерине приходилось действовать особенно осторожно.

Учитывая все это, Резанов решил пока не предпринимать ничего существенного, выжидать и закреплять тем временем свое служебное положение и связи. В частности, он сблизился с некоторыми лицами из окружения Павла Петровича, указанными ему покойным Шелиховым.

Как и следовало ожидать, иркутское купечество не дре­мало, и поэтому уже через год после смерти Шелихова со стороны казенной палаты поступило требование: «Для защи­ты интересов казны создать законный опекунский совет над наследством Григория Шелихова».

– Вот видишь, Наташа, – торжествовал Василий, – как письмо-то Гриши к матушке Екатерине пригодилось... Пона­добится и твое письмо-слезница Платону Александровичу Зубову.

Дело, пущенное опытной рукой Василия, пошло сразу ходко, было доложено императрице и высочайше одобрено. Единственным опекуном над всем имуществом покойного Екатерина утвердила вдову Шелихова.

Появление в Иркутске слухов о таинственном завещании Григория Шелихова вызвало шумное волнение среди ком­паньонов. Высказывались угрозы «сосчитаться» и «пока­зать»... Особенно хорохорились Голиков и Мыльников, имевшие какую-то «руку» в самом Петербурге. Известие о реше­нии государыни вызвало среди них растерянность.

– Что же ты проморгал, тетеря? – упрекали Василия компаньоны. – Так, чего доброго, вылетим в трубу...

– А что я мог сделать? – притворно оправдывался Василий. – Вдова сама устроила все через Резанова, тайно от меня.

Со смертью Екатерины карты неожиданно спутались: начала действовать «рука» Голикова и Мыльникова... Реза­нов, рассчитывавший на расположение Павла, узнал, что к царю докатился какой-то донос и что положение дела Шелиховых стало опасным.

Донос шел из синода. Смысл его заключался в том, что на шелиховских предприятиях обижают-де православную церковь и она влачит на островах жалкое существование, не имеет возможности не только распространять христианство, но даже совершать богослужения; что монахов заставляют заниматься охотой на пушного зверя или морят голодом.

– Немедленно прекратить этот позор! – кипел от него­дования Павел. – Подать сюда обманщиков! Я им покажу!..

Встревоженный Резанов поторопился к графу Палену, своему другу и покровителю.

О решении императора уничтожить начинания Шелихова, а одновременно и об ослепительном возвышении Лопухиных стало известно в Иркутске. Имя светлейшего князя и его дочери, ныне кавалерственной дамы и фрейлины, занявшей апартаменты при дворе, которая, как говорили шепотом, может безнаказанно драть уши коронованному поклоннику, не сходило с уст шайки Мыльникова. Он устроил у себя собрание единомышленников и объявил самостоятельное дело на островах открытым. Смущала, правда, несколько неясная позиция Голикова, который под разными предлогами не вы­нимал своего вклада из дела Шелихова, а от Мыльникова добивался особых привилегий. С ним приходилось считаться, так как будущий взнос его равнялся большей половине всего капитала нового предприятия. Мыльников, впрочем, рискнул дать к подписи участникам проект устава и начать операции до его утверждения... Да с такой, как у него, поддержкой можно ли сомневаться в утверждении?

«Я ему скажу», «я заставлю Лопухина», «я настрочу Ан­не Петровне»... – так и сыпалось из уст захмелевшего, наду­того спесью и сиявшего от удачи Мыльникова. Но положение у него было далеко не блестящим. Не входящие в его компа­нию купцы, отпустившие ему в кредит товары для снаряжения корабля, могли не сегодня-завтра потребовать денег. А чем платить, когда все паевые истрачены?