К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лабазники! – шипел Бритюков. – Надо им, вишь, от самого Бритюкова слышать, умрет или не умрет... Пропади они пропадом, стервятники!
К вечеру пришел Василий.
– Что нейдешь?
– А ты, Василь Иванович, видел, как она со мной позавчера, а? – угрюмо отозвался подлекарь. – Пусть теперь попляшет...
– Сама посылала меня два раза... Говорила: «Не обидела ли я его?..»
Бритюков нервно прошелся два раза по комнате, приоткрыл зачем-то дверь в задымленную кухню... Бросилась в глаза засаленная, высоко подобранная, подвязанная на животе юбка и тумбообразные ноги рано расплывшейся и состарившейся «половины», давно потерявшей женский облик. Остановившись перед Василием, подлекарь коротко бросил:
– Пошли!
– Я тебя и твои колебания понимаю, Бритюков, – сказал Василий. – Григория не любят здесь, всем насолил: и тебе, и мне, и Голикову, и Мыльникову, и Ласточкину. Сгинет – никто плакать не станет...
Бритюков вплотную подошел к Василию и пытливо взглянул ему в глаза.
– Мыльников и Голиков сегодня были у меня. Интересовались, выживет ли, – тихо проговорил он, отводя глаза в сторону. – Правда, прямо этого не говорили. Интересовались, как здоровье, но ясно было, что хотелось им слышать: подохнет... Обнадеживать их не стал, положение его действительно плохое... Ну, пойдем!..
На этот раз Наталья Алексеевна была с Бритюковым ласковее – протянула руку и попросила не помнить обиды и помочь ее горю.
Он обещал. Но когда увидел Шелихова, его трепетавшие при каждом вздохе ноздри, неровно подымавшуюся бессильную грудь, свежо переживаемая обида опять буйно бросилась в голову.
Овладевши собою, Бритюков тихим, соболезнующим голосом сказал неутешной женщине, что общее положение больного не улучшилось, а сердце заметно ослабело.
– Выдержит ли?
– Будем надеяться...
Василий с Бритюковым подружились и виделись теперь по нескольку раз в день. К ним потянулись и компаньоны – ненавистники Шелихова: раза два новые друзья всей тесной компанией выпивали. Независимо от того, выживет или не выживет брат, Василий подстрекал Мыльникова поскорее осуществить затеянную им новую вылазку против Шелихова и одобрял изменнические действия Голикова. Гадали о судьбе еще не открывшегося наследства, о возможных комбинациях раздела имущества. Открыто, хотя полушутя и легкими намеками, подходили вплотную к вопросу, не нужно ли, в случае чего, «помочь» Шелихову.
А в это время положение Григория Ивановича неожиданно резко изменилось: жар спал, но появилась невиданная слабость: малейшее движение, небольшой поворот головы или в полный голос сказанное слово – и ручьями льется пот. А потом больной надолго засыпает.
– Выздоравливает... – сказал Бритюков, когда заговорщики собрались вместе.
Наступила зловещая тишина, которую прервал сиплым, каким-то приглушенным голосом Бритюков, будто горло ему стиснула судорога:
– Я распустил по городу слух, что Шелихову стало хуже, что сердце с часу на час слабеет и надежды на то, что выкарабкается, стало еще меньше...
Когда Бритюков замолчал, взволнованно заговорил Василий:
– Если теперь же, сегодня, не помочь, завтра будет поздно. Слышал я в канцелярии генерал-губернатора, что должен вот-вот возвратиться городской врач, за которым третьего дня Натальей послан нарочный. Не прозевать бы, Бритюков! Это твое, брат, дело...
Заговорили и остальные. Говорили о том, как и когда каждому из них насолил Шелихов. В Бритюкове снова заклокотала жажда мести...
* * *
Вечером прибежала от Шелиховых к Бритюкову Катя: больному стало хуже. Рассказала, что отец бредит, дрожит, кричит, что боится, и слабеет на глазах.
Бритюков поспешил к постели Шелихова.
«Хорошо...» – определил он про себя, откидывая с ног одеяло: заметная синева ступней и пальцев, судорожное то тут, то там подергивание мышц, особенно икр, и бросающаяся в глаза худоба осунувшегося лица с темными подглазниками сказали все. Больной был без сознания, пульс еле прощупывался, биения сердца не было слышно, дыхание явно становилось реже и реже.
Бритюков поднял голову, но не в силах был видеть полные слез глаза Натальи Алексеевны; бросил уже на ходу:
– Молитесь!.. – И вышел.
Через два дня состоялись пышные похороны. В траурной процессии, с архиепископом и генерал-губернатором во главе, обращал на себя внимание целый отряд учившихся за счет покойного маленьких алеутов, оглашавших громкими рыданиями весь путь до самого Знаменского монастыря.
А на следующий день Василий занялся приведением в ясность всех дел покойного брата. Безвольная и ко всему безразличная Наталья Алексеевна доверила ему ключи от железного сундука с деловыми бумагами и обширной перепиской Григория Ивановича, и Василий с головой погрузился в недавно еще недоступные ему письма.
В первый же день этой работы ярко встала перед ним картина его падения. Склонившись над побуревшим от времени листком бумаги, он читал и перечитывал ненавистный «Контракт о найме на службу Василия Ивановича Шелихова», написанный под диктовку неумолимого и бессердечного Григория... «На один год без определенной должности... Делать все, что будет приказано...»
Среди бумаг Василий нашел два чистых листа плотной синеватой бумаги с выведенными старательно знаками характерной подписи покойного – «Григорий Шелихов». Один из листков Василий уложил на место, а другой отложил себе, подумав: «Может, пригодится?..»
11. БОРЬБА ЗА СОХРАНЕНИЕ ДЕЛА
Много дум передумал Василий, прежде чем решился использовать чистый лист бумаги с собственноручной подписью покойного брата. «Наташа ничего не подозревает и мне доверяет по-прежнему, – думал Василий. – Правда, я не наследник покойного брата – оттеснен законными детьми, но Наташа – законная опекунша их и сама наследница. А кто же все-таки я, Василий, сам по себе?» – задумался он и продолжал размышлять:
«Для того чтобы начать распоряжаться, надо получить доверенность от всех взрослых наследников. Это нелегко. Анна, к примеру, замужем за Резановым, с которым тоже приходится серьезно считаться. А как быть с компаньонами? Голиков... Мыльников... Лебедев... Что они замышляют? Одно дело – разорить Григория, другое – пойти против себя и
уничтожить крепкое предприятие, около которого можно кормиться, и хорошо кормиться!.. Так что же, с Наташей идти или с ними?.. А время не терпит... И посоветоваться не с кем – выдадут и продадут, некому довериться. Ведь кругом одни мошенники!»
– Думы все о тебе, Наташа, – соврал Василий вошедшей Наталье Алексеевне, – как спасти тебя от разорения. Не позаботился о тебе твой муженек.
– Списался бы с Резановым, что сделать, чем помочь, – предложила Наталья Алексеевна.
