К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

«Таскают здесь по всему городу, будто Биллингс обнес вас государыне, что вы ее обманули и просили миссию на­прасно, так как у вас в Америке, как он сам видел, ничего нет и то, что у вас все выдумано из своей головы. А госу­дарыня будто разгневалась и послала курьера, чтобы вас воротить с дороги и привезти скованного прямо в Петербург. Этот курьер будто бы проехал под секретом, и о нем ни­кто не знает, кроме только одного генерал-губернатора. Весь город барабанит, что вы вот-вот прибудете сюда в железах, и много разных пустяков, о которых говорить не стану...»

– Ну, вот тебе, – сказал Шелихов, – полюбуйся, как строят против меня козни и не унимаются до сих пор. Ведь дело идет все о том же доносе, написанном подлекарем Бритюковым по наущению Биллингса. Бритюков послан был охотским начальником со мною на острова. Жили мы там с ним три года и вернулись в восемьдесят седьмом году, а донос он настрочил четыре года спустя, в девяносто пер­вом. Ты, само собой разумеется, спросишь, почему он молчал четыре с лишком года. Боялся – так он объяснил – потому-де, что я заявил на островах, будто имею право казнить и миловать. О том, как я миловал, Бритюков не рассказывал, а вот как казнил, выдумал и донес, хотя притом оговорился, что сам не видал. Я, видишь ли, пытал туземцев шомполами и китовым усом и собственноручно расстреливал из штуцера одной общей пулей, поставивши нескольких в затылок друг другу коняг, чтоб было подешевле... Тебе смешно? – на­хмурился Шелихов, заметив что Резанов улыбнулся. – Думаешь, выдумка, не стоящая внимания? Никак нет: Биллингс послал обследовать дело «о зверствах Шелихова». К счастью для меня, оно было поручено благородному и прямому Сарычеву, который обследовал Уналашку, Кадьяк и Цуклю. И вот результат, доложенный государыне... – Он вынул из груд­ного кармана объемистый бумажник, нашел какой-то клочок и при колеблющемся пламени костра прочитал: – «Со сторо­ны туземцев я встретил на островах полное доверие и раду­шие, особенно же в смешанных поселениях дикарей с рус­скими...» А ведь Сарычев, понимаешь, шел по свежим следам, когда «зверства Шелихова» должны были ярко сохраниться в памяти людей...

Шелихов вздохнул и махнул рукой:

– Бороться одному со всей сворой конкурентов-зачин­щиков и их прихлебателей, ох, как трудно!

– Успокойтесь, Григорий Иванович, – серьезно загово­рил Резанов. – Я понимаю, что вам тяжело, но ведь Бил­лингс все-таки уже прошлое.

– Прошлое? Ошибаешься! Не прошлое, а настоящее и будущее. Из поколения в поколение пойдет гулять и уже, видишь, гуляет по свету гнусная молва, что Шелихов – зверь, что его рубли в крови народов... – сдавленным голосом проговорил Шелихов, отходя в гущину обступившего полянку леса, и только замиравший треск валежника под грузными неверными шагами показывал, что он не может успокоиться...

Треск ломающихся прутьев валежника возобновился, и из чащи снова послышался голос Шелихова:

– Разволновался и не досказал тебе об истории с книгой о моем странствовании... Наставили там нулей, насовали лишнего, ну и дьявол с ними, не стал и связываться, пусть их; приврал Шелихов, так приврал – все моряки так делают. Ты сам читал, знаешь... Нет, придумали штуку похуже: через год хлоп – еще книга – «Продолжение странствований Шелихова». А на самом деле это журнал Измайлова и Бо­чарова. Как попал в печать, не знаю, а там точное указание, где и как зарыты доски с надписью «Земля Российского Вла­дения»... Я, Шелихов, дал слово царскому наместнику дер­жать дело в великой тайне, а они на, поди!.. Государственную измену мне пришили. Это свежий подвох под мое честное, именитого российского купца имя... Я не зря ношу на пожа­лованной мне самой матушкой царицей медали надпись: «За усердие к пользе государственной распространением откры­тия неизвестных земель и народов и заведения с ними тор­говли...» Очисти теперь себя, ну-ка!.. Зверь и изменник оте­честву, а не именитый...

– Не растравляйте себя, Григорий Иванович, успокой­тесь, – упрашивал Резанов взбудораженного Шелихова. – Приеду в Петербург, разыщу негодяев. Попляшут они у меня!..

Добрались до Иркутска, окончательно сдружившись.

– Ты аккуратно к Шелиховым каждый день ходишь, как в департамент, – подтрунивали над Резановым его родители.

– Сватаюсь, – смеялся Резанов, – хочу иркутским же­нихам нос натянуть!

– В добрый час. А как в дорогу миллионы золота по­везешь?..

Оставалось до отъезда две недели. Резанов посвящен был во все планы и предположения Шелихова, познакомился и с вернувшимся из Петербурга Мыльниковым. Говорили о де­лах вместе с ним...

Заставши как-то Анну, уединившуюся в столовой с вя­заньем, Резанов решительно стал в дверях, мешая ей пройти, и сказал:

– Анна Григорьевна, одну минутку...

Вспыхнув до корней волос, она опустила голову. Не поды­мая глаз, теребила остававшееся в руках вязанье.

Сверху Резанову виден был аккуратный пробор красивых золотистых, как у матери, туго заплетенных в тяжелые косы волос.

– Я полюбил вас... Согласны быть моей женой? – тихо спросил он. – Ответьте, как вы?

– С отцом говорили? – спросила Анна, наклоняя голову еще ниже. И на ответ «да» скороговоркой, продолжая сму­щаться, бросила:

– Присылайте сватов...

Выскользнув из-под рук Резанова, уже раскрытых для объятия, Анна вбежала в свою комнату, закрылась на ключ и уткнулась мокрым от слез лицом в подушку.

10. СМЕРТЬ ШЕЛИХОВА

Июньский рассвет теплый, но тусклый и слезливый. Гри­горий Иванович вышел на свой двор, погруженный еще в глу­бокий сон. Подняв голову к небу, он посмотрел на низко бегущие тонкой паутинкой слезоточивые облака, на стайки но­сившихся крикливых и юрких стрижей и направился реши­тельным шагом к конюшне.

– Да закладай сейчас же! – послышался оттуда его приглушенный голос. Потом донеслось недовольное бормо­тание и какой-то невнятный вопрос конюха, а вслед за тем резкое хозяйское «не-е», и Григорий Иванович, стараясь не шуметь, вернулся в дом.

Неосторожным бряцанием медного соска умывальника он разбудил Наталью Алексеевну. Она показалась на пороге в легком халатике.

– Никак куда-то собрался, Григорий Иванович? С вечера ничего не говорил...

– Не спалось, голубка, ну вот и надумал, – не переста­вая булькать умывальником, отвечал густо намылен­ный Григорий Иванович. Неожиданно он выпрямился и брызнул холодной водой в лицо жены, роняя на пол мыль­ную пену.

– Ах! – вскрикнула Наталья Алексеевна, закрываясь руками. – Дети увидят – скажут, отец разыгрался, как маленький... Слышишь? Надолго ли собрался?

– Нет, ненадолго. Думаю слетать на «Железный» к Бутыгину.

– Это на Петровский-то завод? Полтыщи верст...