Изгой - Сэди Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часы показывали около десяти. В комнате было зябко и сумрачно, из леса доносились крики грачей. Мимо дома проехала машина. Оставалось протянуть два с половиной часа до обеда, потом до ужина, пережить бесконечную ночь, завтрак, церковь и школу, и бессмысленное ожидание лучших времен, которые никогда не наступят.
Льюис взял пальто и подаренные на день рождения деньги, под ледяным ветром дошагал до вокзала и купил билет в Лондон. Он замерз и боялся, что отец примчится следом на машине и увезет его домой, но никто за ним не гнался. Льюис сел в подошедший поезд.
Поезд набирал скорость, и станция постепенно удалялась, пока совсем не скрылась из виду. Он остался один, вдали от семьи. Ощущение удушья исчезло, и душа наполнилась радостью.
Сойдя с поезда, Льюис направился к реке. Летел мокрый снег, над головой высились многоэтажки, тротуар блестел от тающих снежинок. Уже почти стемнело. Холод пробирал до костей, волосы вымокли от снега, но главное – он чувствовал себя живым. Мимо шли люди, увлеченные беседой друг с другом, и никто не обращал на него внимания. Его обгоняли черные машины, разбрызгивая грязь и слякоть.
С одной стороны была река, медленно плывущие лодки с углем и прочим грузом и люди, стоящие с фонарями на носу лодок. С другой – улица и всевозможные здания. При виде парламента и Вестминстерского моста Льюис замер в изумлении: достопримечательности, знакомые по книгам и открыткам, возвышались прямо над головой.
Он прошел по Уайтхолл на Трафальгарскую площадь. Город виделся ему огромным, неухоженным и полным тайн. Над людьми и машинами витал неуловимый дух разрушения, и в этом ощущалась особая романтика.
Льюис остановился у входа в Национальную галерею. В здании не горел свет, и он представил картины, висящие в темноте, – просторные залы с шедеврами Караваджо и Констебла, бесчисленные ангелы на огромных полотнах. Он двинулся дальше, по Чаринг-Кросс-роуд, в сторону театров.
Там было много народу: зрители в вечерних нарядах у входа и просто прохожие в шляпах и пальто. Женщины в мехах выходили из такси, цокая металлическими шпильками по мостовой. Слышался нескончаемый гул голосов. Судя по количеству людей на тротуарах и на ступенях театров, вечерние спектакли должны были скоро начаться. Льюис вжал голову в плечи: что, если его узнает какой-нибудь приятель отца? На всякий случай он свернул в узенький темный переулок.
Здесь оказалось совсем иначе. Огни, машины и толпа, в которой можно встретить знакомые лица, остались позади, а впереди ждало неизведанное. Вокруг пабов тоже были люди, только выглядели и разговаривали они по-другому.
Льюис принялся изучать местную публику и больше всего поразился их речи: примерно половину слов нельзя и разобрать. Как будто проходя мимо захудалых кофеен с мутными окнами он каким-то образом перенесся в другую страну – или даже сразу в несколько.
Льюис долго таращился на женщин, которые прогуливались по улице без мужчин, и наконец сообразил, они – проститутки. Конечно, он слышал о проститутках и даже отчасти знал, чем они занимаются, – просто не ожидал столкнуться с ними нос к носу. Внезапная встреча одновременно шокировала и привела в восторг. Стоит сесть на поезд, и окажешься в реальном мире, где о тебе никто и слыхом не слыхивал.
Льюис кружил по улицам – Лайл-стрит, Олд-Комптон-стрит, Фрит-стрит, Грик-стрит, – пытаясь не заблудиться, и уяснил: более дурного общества он в жизни не встречал, и это прекрасно. В конце улицы он замешкался, выбирая дорогу, и увидел на противоположном углу черную дверь без вывески, в которую то и дело стучались. В двери открывалось окошко, и, осмотрев гостя, невидимый привратник впускал его внутрь. Льюис замер и принялся наблюдать.
Его трясло от холода; по затылку стекали капли дождя, но домой не хотелось. Загадочная дверь открылась еще несколько раз, изнутри донеслась музыка – джазовая труба и ударные. Льюис перешел дорогу и постарался незаметно пристроиться к очередному посетителю, однако дверь захлопнулась у него перед носом.
Льюис уже так долго слонялся в сумерках под дождем, что совершенно не представлял, где находится и что делать дальше. Дом в Уотерфорде манил к себе и как будто насмехался над детской попыткой побега. Не хватало лишь узелка на палочке и пакетика с карамельками в кармане.
Окошко со скрипом открылось. За ним была полная темнота.
– Ладно уж, заходи, – с сомнением разрешил голос.
Дверь приотворилась, впуская Льюиса внутрь, навстречу шуму и сигаретному дыму. Он попытался рассмотреть «привратника», но увидел только белую рубашку и криво повязанный галстук-бабочку. Пахнуло виски, и Льюис на миг как будто перенесся в отцовский кабинет. Затем он пошел вниз по лестнице.
Черная краска на стенах облупилась. Внизу виднелась барная стойка, чьи-то ноги и зеленое блестящее платье женщины, садящейся на высокий стул. В бесконечном шуме и гаме было проще затеряться. Льюис остановился внизу лестницы. Играл джаз-банд, у бара толпились люди, но в сыром холодном зале оставались свободные столики. Видимо, основная публика еще не собралась.
Втянув голову в плечи и ощупывая карман, где лежали подаренные на день рождения деньги, Льюис протиснулся к барной стойке и встал боком, спиной к женщине в зеленом платье. Глаза он поднять не решался, надеясь одновременно заказать выпивку и остаться невидимкой.
– Осторожнее, пожалуйста, – сказала женщина в зеленом.
Льюис понял, что толкнул ее в плечо, и уже открыл рот, чтобы извиниться, как тут его заметил бармен.
– Сколько тебе лет?
Чернокожий бармен говорил с акцентом, так что некоторое время Льюис растерянно моргал.
– Восемнадцать, – наконец выдавил он.
– Хочешь меня подставить? Когда у тебя день рождения?
– В декабре.
Женщина в зеленом рассмеялась. Покосившись на нее, бармен широко заулыбался.
– Порядок, мисс Джини?
– Порядок, Джек.
– Что будешь?
– Джин.
– Джин с чем?
– Просто джин, пожалуйста.
Джек наполнил стаканчик и подвинул к Льюису.
– Спасибо.
Льюис заплатил, надеясь, что денег достаточно. Джек положил монеты на барную стойку и развернулся к другому клиенту. Льюис, привыкший пить прямо из бутылки, в один присест отхлебнул половину. Пальцы до сих пор ломило от холода. Он принялся глазеть по сторонам, ожидая, когда джин подействует.
Джаз-банд из пяти музыкантов играл мелодии, знакомые Льюису с детства, только в неузнаваемой обработке. Как в «Алисе в Стране чудес», музыка была та же и одновременно совсем иная. Ударник в свете прожектора обливался потом. Льюис впервые видел, как человек в таком возрасте обливается потом, как