Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На востоке медленно разгоралась заря. Горизонт окрасился в бледно-розовый цвет. Желая сократить путь, Турумбет пустил коня напрямик, через поле. Абди последовал за ним. Не проехали и сотни метров, как перед ними, будто из-под земли, выросла женская фигура с распростертыми руками.
— Эй вы, изверги, посмотрите, что топчете!
Только сейчас они заметили на поле чахлые побеги джугары. Не вдаваясь в объяснения, Абди повернул коня и, подхлестывая, помчался обратно. Турумбет понесся напрямик. А женщина кричала им вслед:
— Носит вас, проклятых, по свету! Нет чтобы под ноги смотреть! Куда там — под ногами стремян нет, и то не видят!
Когда иноходец снова вынес их на дорогу, Абди незаметно глянул на ноги девушки: стремян действительно не было. Вместе с Турумбетом, который дожидался их за поворотом дороги, они сняли с коней веревки, завязали на концах петли и перекинули через седло. Вдев ноги в эти самодельные стремена, девушка почувствовала облегчение. Теперь можно было продолжать путь со всеми удобствами.
Солнце встретило их уже у Кегейли. Никогда еще, кажется, не видела Джумагуль такого прекрасного восхода. Капельками ртути сверкала роса на листьях куги, играла на зеленых пупырышках гребенщика. Из зарослей, обступивших дорогу с обеих сторон, неслось веселое птичье разноголосье. Терпкие ароматы степи щекотали в носу, и, может быть, именно поэтому у Джумагуль появилось желание смеяться, прыгать, резвиться.
Рассеяв ночные тени, солнце открыло перед путниками широкий пейзаж. Вдали, за серой дымкой, зеленел оазис.
— Мангит, — впервые за всю дорогу сказал Абди, и Джумагуль поняла: вот оно место, где предстоит ей жить, работать, растить детей, а может быть, и умереть. Напрягая зрение, она пыталась рассмотреть дома и улицы поселка, но видела лишь очертания.
У моста, перекинутого через широкий арык, Абди остановил коня:
— Ну, приехали!
Турумбет ударил коня, вихрем помчался вперед. С трудом высвободив ноги из веревочных стремян, девушка сползла на землю. Абди прощально помахал рукой:
— Не скучай. Сейчас придут за тобой.
Джумагуль знала об этом и без его объяснений: таков обычай — сейчас за ней явятся девушки и молодки. А пока, оставшись в одиночестве, она взобралась на высокий берег арыка и оттуда стала разглядывать незнакомый аул.
Мангит утопал в зелени. Она окольцовывала аул, затеняла дворы и улицы. Дома лишь проглядывали сквозь густые ветви плодовых деревьев и камышовые изгороди. Присмотревшись получше, Джумагуль заметила, что у каждого дома стоит либо юрта, либо лачуга. Значит, не кочуют жители Мангита с места на место, а находятся здесь и зимой, и летом. Все это было совсем не похоже на кутымбаевский аул, который, если взглянуть со стороны, напоминает один большой камышовый шалаш. Тут и расстояния между домами побольше, и сами дома получше. Почему-то подумалось: нелегко, видно, достается здесь пастухам. У нас там на одном краю аула крикнешь, на другом слышно. А попробуй-ка собери скот в этом Мангите!
На восточной стороне аула, будто оторванный клок темной тучи, обособилась небольшая группа деревьев. Отсюда, с берега канала, не рассмотреть, что там такое. Да Джумагуль и не старалась. Взгляд ее был прикован к фигурам двух всадников. Вот они поравнялись, въехали в аул, и сразу же там поднялась суматоха — забегали ребятишки, раздались громкие голоса, дружно залаяли собаки.
У девушки сладко защемило в груди — ведь все это из-за нее! О аллах! Посмотрела бы мать... И вдруг Джумагуль всполошилась: целую ночь на лошади без сна, не умывалась — господи, как она выглядит? Сейчас придут на смотрины, а она...
Джумагуль кинулась к каналу. Присев на корточки, внимательно рассматривала свое отражение в воде, улыбалась и строго сдвигала брови, подмаргивала, скромно склоняла голову и кончила тем, что показала своему отражению язык. Несколькими пригоршнями освежила лицо, смочила волосы и брови. Когда вода успокоилась, поглядела снова — эх, было бы у нее зеркальце! Теперь она понравилась себе больше. Хотя арабек — продетое в ноздри кольцо — ей явно казался лишним. В проколах ушей вместо серег торчали колючки.
Она, наверное, долго еще разглядывала бы свое отражение, если бы не услышала шаги и характерное позвякивание. Так звенят женские украшения. Джумагуль взбежала на прибрежную крутизну и увидела направлявшихся к ней женщин. Они шли, взявшись за руки. А за ними шумливой гурьбой валили детишки. Мелькнула мысль: «Хоть провожали меня не торжественно, зато встречают празднично. Значит, большим уважением пользуется здесь Турумбет».
Женщины пересекли мост и остановились, разглядывая Джумагуль. Она чувствовала, как десятки глаз ощупывают ее фигуру, накидку, ичиги, оценивают глаза и косы, вымеряют рост. И чем больше рассматривали, тем тяжелей становились руки и ноги Джумагуль, тем больше багровели щеки и уши. Она цепенела под этими насквозь пронизывающими взглядами.
Последней, задыхаясь, беспорядочно размахивая руками, подошла невысокая, средних лет женщина с крупным одутловатым лицом.
— Дочь моя! — воскликнула она взволнованно. — С благополучным прибытием! — И, раскрыв объятия, пошла на Джумагуль. Девушка почувствовала, как ослабло, разжалось душившее ее кольцо этих испытующих взглядов. В порыве благодарности она потянулась было навстречу своей спасительнице, но в тот же миг голос памяти одернул ее: нельзя, обычай не велит!
Так и стояла Джумагуль, вытянув руки вдоль туловища, пока женщина не подошла и не обняла ее. И лишь тогда по-детски беззащитно и доверчиво прижалась девушка к этой чуткой, доброй груди.
А молодки и девушки, окружившие Джумагуль, будто этого момента только и ждали. Со всех сторон набросились на невесту, обнимали, гладили, куда-то тянули ее.
— Бибиайым, ты будешь посаженой матерью? — спросила худощавая девушка у спасительницы Джумагуль. Вместо ответа
