Синее море, жёлтый песок, или Семь месяцев не предел - Нинель Языкова

— Но вы, как раз своим приездом, и внесли в их сердца надежду, — ответил батюшка.

— Какую? — Спросила Люся. — Мы этих людей и не знали бы никогда, если бы не приехали сюда в гости. Причем, заметьте, чисто случайно. Мы не планировали эту поездку. Собрались спонтанно. Как мы можем повлиять на настроение этих людей? На их образ жизни? Какую надежду может дать им наш приезд?

— Всё верно, батюшка, — поддержала я Люсю. — Вы во второй раз говорите о том, что мы с девчонками имеем какое-то отношение ко всей этой Вашей легенде. Но, это всего лишь предание и не больше. Какая-то сказка для взрослых.

— Вот ты говоришь — сказка. А это ты видела? — Отец Николай протянул свою руку по направлению к алтарю.

— Ну, вижу. Алтарь, — недоуменно произнесла я. — Что тут такого удивительного? В каждой церкви он есть.

— Да ты не туда смотришь. — Батюшка опять крякнул от досады. «Что-то он сегодня очень много крякает, — подумала я. — Видать, достали мы его своим непониманием». — Ты на стену смотри возле него. Видишь, в рамке висит старый лист? На нем ещё текст латинскими буквами начерчен.

— Да, видим, — за всех ответила Люся. — Но нам это ничего не говорит. Мы латинского языка не знаем.

— А там написано не латынью, а старым румынским языком. Мы этот лист нашли чисто случайно. Когда ремонтировали церковь. Крыльцо сильно просело. Вот мы его и решили подлатать. Да нашли под ним схованку. Старую металлическую капсулу, сургучом залитую. А в ней этот пергамент, так сказать.

Кинулся я по историческим музеям. Кое-как, вышел на специалиста. Мы с ним и со старой Виорикой что смогли, то и перевели. Многого не поняли, потому что бумага испортилась под бременем лет. А текст, примерно такой:

«… году придет страшное лихо. И покроет всю нашу землю. И долго будут несчастья нашему люду. И спрячет святыню народ. И не увидит её никто, доколе не появятся в июле 8 года и дважды по тыще лет чужестранки. Числом три, а по сути семь. И поможет нам та, которую своей лаской отметил Господь. И обретем мы свою святыню. И прольются слезы радости. И струя забьет живой водой. Вот Вам мое слово. Да благословит их Бог».

— Ну? Теперь вам всё понятно? — Спросил нас батюшка. — Три чужестранки — это вы. Числом семь, это вы и ваши дочки, которых вы носите под сердцем.

Вот поэтому мы так ждали вашего приезда. Виорика совсем стала старой и немощной. Она бы сама к вам пришла. Но ноги у неё всё хуже и хуже ходят. Вот и пришлось хитростью приводить вас в церковь. Сначала думали, что это самая высокая девица. Потом, самая эффектная.

— А, оказалось, самая пузатая, — рассмеялась я.

Старенькая бабушка давно уже не стояла, а сидела на стуле, который ей принес откуда-то Ион. Она внимательно прислушивалась к нашему разговору, будто понимала, о чем мы говорим. Её лицо выражало такую надежду, такую уверенность в том, что мы ей поможем, что я даже стала верить, хоть и немного, но все-таки верить во все эти небылицы.

Лицо же маленького Иона напротив, ничего не выражало. Свое философское занятие он давно бросил. Наверное, устал. Или нос заболел. А может палец. Не знаю. Но теперь, он с таким же увлечением грыз ногти. Хотя ему уже всё это и надоело (видно было по его позе), но свою прабабушку он не оставил. Стоял возле неё, словно верный оруженосец возле своего рыцаря.

— А Вы, батюшка, сами-то хоть искали свою святыню? — задала я вопрос отцу Николаю.

— Искал. И не просто искал. А с миноискателем.

— И где же вы взяли эдакой прибор? — Удивилась Люся. — У Вас что, в магазине можно купить?

— Да нет. У местного односельчанина попросил напрокат. — Смеясь, ответил батюшка. — У него еще со времен второй мировой в амбаре завалялся. Только это секрет. Узнают, отберут. И неприятностей не оберемся.

— Этот ваш миноискатель, он хоть не поломанный? — Вставила Дашка. Давно вопросов не задавала, эффектная наша. И действительно, с подруги можно брать пример. Она всегда выглядит с иголочки. Всегда при макияже. Не то, что я. Хорошо, хоть, у меня брови и ресницы темные. Красить не надо. Из-за работы мне не до туши с пудрой. Вечно я вожусь с красками. То нос себе измажу, то щеки. О руках я вообще молчу. Столько на них крема извела. Ужас. Не вылажу из растворителей.

А вот Дарья, та без косметики не может. Недавно себе сделала татуаж на веках. Стрелочки навела. Это чтобы на своей конюшне быть всегда при параде. Даже утром, встав с постели и еще не умывшись (пока та вода нагреется), подруга должна быть в свежем виде. С граблями и с лопатой, вычищая навоз из-под лошадей, она всегда при помаде и маникюре.

— Не поломанный, — отвечал на Дашкин вопрос батюшка, — проверяли. Но здесь всю церковь облазили. Куда только могли его просунуть, везде совали. Не пикнул. Молчал, как заговоренный.

— А что она собой представляет эта святыня, — задала Люся вопрос, который мы, почему-то, пропустили в своем таком бурном обсуждении.

— И правда, батюшка. Что это такое, если не секрет? — Добавила я.

— Какой там секрет, если ничего секретного нет. Никто её не видел, и никто про неё ничего не знает. Все, кто хоть что-то слышал, давно оставили нас в этом бренном мире. Священника немцы расстреляли. Стояли здесь обозом во время войны. А Виорика забыла. Память её подвела. Одна надежда на вас.

— Вот это да! — Воскликнула я. — Пойди туда, не знаю куда. Найди то, не знаю что.

— Вы даете нереальные планы, — шутя, поддержала меня Люся.

— Я понимаю, Мария. Со стороны это выглядит, по меньшей мере, неправдоподобно. Вымысел — и всё. Но все-таки, ты подумай хорошенько. Тебе голова для чего дана? Не только прически на ней делать. Ты глянь со стороны. Свежим глазом, так сказать. Незамыленным. Может что-то и предложишь.

— Хорошо. Уговорили. Надо подумать.

— Точно, Муся, — поддержала меня Дарья, — ты же художник. А у художников фантазии, что макового зерна. Такого можно насоображать, аж дух захватывает.

— Только придумывай что-нибудь реальное. То, с чем можно справиться. И без голых тел. — Резонно заметила Люся. Кого-кого, а меня-то она прекрасно знает и понимает, куда могут привести фантазии творческой личности.

— Хорошо, девчонки. Давайте на минутку закроем глаза и представим себе что-нибудь необычное. То, что нас здесь окружает. С чем таким мы столкнулись, что нас удивило.

— Давай, — откликнулись мои подруги, и мы все вместе закрыли глаза.

— Ну, что? — Спросила я Дашку через три минуты.

— Часовенка. Даже не знаю, почему. Может, очень старинная.

— Мне фонтан, — сказала Люся. — Заросший лебедой и всякой другой травой. В нем должна быть вода, а не полевые цветы.

— Так. Хорошо. А мне — дом. Ну, и что сие значит? — Подвела я наш итог и посмотрела на священника.