Белый вепрь - Мэриан Палмер

В годы правления Йорков виконт Бомон пребывал в изгнании, при скромном и маленьком дворе Маргариты Анжуйской, но с возвращением на трон Ланкастера этот неукротимый рыцарь, брат покойной матери Фрэнсиса и близкий родич молодого герцога Бэкингема, вернулся в Англию и стал одной из основных опор неустойчивого режима нового короля. Слыша со всех сторон ропот старых приверженцев Ланкастеров, Уорвик явно решил ублажить одного из виднейших представителей этой партии, передав ему опеку над гигантскими владениями Ловелов. Это значило расписаться в собственной слабости и вряд ли возвышало Уорвика в глазах того, кому принесли дар. Властный, вспыльчивый, Уильям Бомон шутить не любил, а уважавший его лорд Тэлбот с явным облегчением собирался передать виконту его племянника.

Помолчав немного, Фрэнсис хрипло сказал:

— Ясно.

Не спуская глаз с его побелевшего лица, Тэлбот заметил:

— А чему ты, собственно, удивляешься? Даже странно. Разве ты не знал, что твой… твой опекун вовсе не собирается держать тебя в этом доме целую вечность? — Тут Тэлбот запнулся. Дело в том, что тогда опекуном Фрэнсиса был Эдуард Йорк.

Фрэнсис нетерпеливо отмахнулся.

— Да, конечно, я знал это. Но… А как с моей женой? Мне разрешат навещать ее?

— Пока ты в Англии, не вижу, что могло бы помешать этому, — сухо откликнулся барон. — Дядя хочет, чтобы первое время ты пожил с ним в Виндзоре, а это не такое уж немыслимое расстояние. Так что пока твоя жена остается у меня в доме… — он мрачно посмотрел на сына, неподвижно стоявшего рядом с Фрэнсисом, — ее муж может быть уверен, что здесь ему всегда будут рады. Но лорд Бомон решил, что следующие несколько лет ты проведешь во Франции, а оттуда, согласись, ездить сюда не очень-то удобно.

— Несколько лет? — медленно проговорил Фрэнсис.

— Ну да. Естественно, у твоего дяди появились во Франции тесные связи, и еще он считает, что неплохо бы тебе повидать мир, ну и, может быть, пожить в более спокойных краях. Должен сказать, что я в общем с ним склонен согласиться, — заключил лорд Тэлбот и, посмотрев на несчастное лицо юноши, добавил: — Да что с тобой, ведь тебе не смертный приговор объявляют. Иные молодые люди тебе позавидовали бы.

С этим нельзя было не согласиться, но Фрэнсис словно не слышал своего собеседника.

— Да нет же, вы не понимаете, — сказал он. — Дело в том, что она… словом, ей кажется, что она ждет ребенка.

Мгновенно наступившую тишину разорвал хриплый кашель:

— О Господи, — с трудом выговорил Хамфри Тэлбот. Послышались торопливые шаги. «Ушел, не выдержал», — подумал Фрэнсис.

Снова наступила тишина, в продолжение которой Фрэнсис, казалось, успел изучить форму и цвет каждой отдельной травинки.

— А почему мне об этом не сказали? — тихо спросил Тэлбот.

— Так ведь никому не сказали, — порывисто произнес Фрэнсис. — Мы не были уверены… У нее трехнедельная задержка, ну и мы боялись, что женщины заметят… — Он подумал о всякого рода шуточках и вопросах, мишенью которых они сделались с самого начала. Тут в основном упражнялась тетка Анны, которая сама была на четвертом месяце беременности, язык у нее был как бритва, и она во все совала свой длинный нос. То замечание сделает, то насплетничает, то тайком в белье заглянет. — Короче, мы хотели немного выждать, — безнадежно вздохнув, заключил Фрэнсис.

— Идиоты! — заорал барон. — Если бы я только знал… — Он резко оборвал себя. Вид у него был наполовину обозленный, наполовину участливый, настолько участливый, что понятно стало, отчего Анна любила его больше родного отца, которого едва помнила. — Ладно, теперь уж ничего не поделаешь, — наконец сказал он. — Лорд Бомон твердо решил отправить тебя во Францию — климат этой страны, считает он, тебе чрезвычайно вреден. Право, мне очень жаль, Фрэнсис: будь моя воля, я бы непременно тебе помог.

Фрэнсис помолчал немного, а затем, сцепив руки за спиной, спросил:

— Ну и когда… когда мне уезжать?

Услышав в ответ: «Сегодня в полдень», он кивнул, словно ничего другого и быть не могло, и в почти каком-то сомнамбулическом состоянии пошел к дому.

Во дворе он увидел незнакомую упряжку лошадей, вокруг которых суетились слуги Тэлбота и Невила. Попона и седельные сумки посланца Уорвика внесли в дом, сам посланец, рыцарь по званию, пил наверху вино с леди Тэлбот. Между тем готовили новых лошадей и выносили вещи Фрэнсиса из их с Анной комнаты наверху. Дом небольшой, и эта комната была у них единственной. Фрэнсис надеялся найти Анну там, но она была с теткой и гостем — так что, подобно заключенным, им пришлось лишь молча переглядываться.

Меньше чем через час настало время прощаться. День пошел на вторую половину, похолодало, небо сделалось свинцовым, птицы уселись на забор вдоль дороги. А когда путники свернули на Глостерскую дорогу, пошел снег.

Глава 6

Прошлой ночью в Брюгге выпал снег, и в узких улочках, куда с трудом проникают лучи солнца, так до конца и не стаял. Пересекая пустынную в этот поздний час Гран-Плас{68}, Филипп услышал сзади чьи-то шаги; поначалу он не обратил на них особого внимания, спокойно продолжал свой путь, но потом, вслушиваясь, понял, что что-то тут не так. Его явно хотели догнать, к тому же преследователи старались идти потише, хотя стук каблуков совсем приглушить не удавалось. Подобно всем беднякам иностранцам, Филипп на собственной шкуре испытал, что значит обращаться за помощью к здешним служителям закона. Дойдя до того места, где колокольня отбрасывает густую тень, он остановился и свернул с площади в один из переулков, ведущих к глянцевой черноте канала. Несколько пар глаз, более привычных к темноте, чем его, увидели это, преследователи свернули в тот же переулок и двинулись за Филиппом. Их было четверо. Переулок был узкий, так что они занимали все пространство между домами, а тени от развевающихся на ветру плащей сливались в одну. Сначала Филипп принял их за юных горожан, которые, услышав, как он разговаривает на постоялом дворе, пошли следом, чтобы задать ему трепку — англичане в Брюгге были не слишком популярны, так что обчистить их грехом не считалось, тем более что денежки у них должны были водиться. Но при свете луны Филипп увидел в руках у преследователей мечи с короткими клинками, которые доставлялись сюда через всю Европу из Базеля{69}. Такие обычно носят профессиональные солдаты, но только не на поле боя, а в промежутках между сражениями. Филипп ласково погладил рукоятку своего боевого меча — без таких люди Глостера после самой первой уличной стычки никогда нигде не появлялись, особенно в чужой стране. В глубине переулка было еще темнее: Филипп медленно продвигался вперед и слишком поздно понял свою ошибку: ближе к площади у него было бы больше пространства для маневра, да и на прохожих можно рассчитывать. На поясе у Филиппа предательски позванивал монетами кошелек; правда, он настолько отощал, что невозможно было поверить, будто воры на него позарятся: теперь он бы и мальчишке из трактира не показался достойным внимания. Филипп подошел к ближайшему дому, оперся о него спиной, принял удобную позу и, выхватив меч из ножен, решительно отбил первую атаку.