Написано кровью моего сердца - Диана Гэблдон

Рэйчел вылезла из постели и подошла к Йену, опустилась на пол рядом с ним, приобняла за талию и заплакала, хотя и не собиралась.

— Mo chu[121]. — Йен водил рукой по мягкому густому меху. — Mo chuilean[122]. — Дрожащим голосом он добавил: — Beannachd leat, a charaid. — «Прощай, старый друг».

Йен осел на пятки, сделал глубокий вдох и с силой сжал ладонь Рэйчел.

— Наверное, он ждал. Хотел убедиться, что ты будешь рядом со мной. — Он шумно сглотнул и продолжил уже более уверенным тоном: — Надо похоронить его. Я знаю одно место, но это не близко. Вернусь во второй половине дня.

— Я пойду с тобой. — У Рэйчел текло из носа. Она взяла полотенце, лежавшее рядом с кувшином, и высморкалась.

— Не надо, mo ghraidh[123], — нежно сказал Йен и пригладил ее волосы. — Дорога предстоит дальняя.

Вдохнув, Рэйчел поднялась с пола.

— Значит, пора выдвигаться. — Она дотронулась до плеча мужа с той осторожностью, с которой он касался шерсти Ролло. — Я выходила замуж и за него тоже.

Глава 116

Мы идем на охоту

15 сентября 1778 года

Первая гора Уочунг

У тропы лежала аккуратная кучка испражнений, темных и блестящих, как кофейные зерна, да и размера похожего. Дорога была крутой, так что крепкая кобыла Уильяма шла впереди, но сейчас он дал ей возможность отдышаться. Она послушно остановилась, громко фыркнув и покачав гривой.

Уильям присел на корточки и, подобрав несколько шариков, принюхался. Свежие, хотя уже не теплые, отдают дубом — олень питался зелеными желудями. Слева виднелся сломанный кустарник: тут и прошло животное. Рука дернулась, желая поскорее обхватить винтовку. Можно оставить кобылу пастись…

— Что скажешь, старушка? — спросил он у нее, изображая акцент Озерного края, в котором вырос. — Дотащишь оленя, если я его подстрелю?

Лошади лет четырнадцать — достаточно взрослая для такого груза. Да и вообще, более надежного животного не найти. Спина широкая, бока как пивные бочки: кажется, что едешь на мягком диване, а не на кобыле. Однако при покупке Уильям не поинтересовался, привычна ли ей охота. От уверенной поступи и спокойного нрава может не остаться и следа, когда он уложит поперек нее истекающую кровью тушу оленя. И все же…

Он подставил лицо легкому ветерку. Идеально. Прямо с горного склона дует в его сторону, принося с собой запах…

В лесу что-то мелькнуло, треснули ветки, раздалось характерное шуршание, которое издает крупное травоядное животное, объедая листья с деревьев.

Недолго думая Уильям поднялся на ноги, как можно тише достал из чехла винтовку и скинул обувь. Ступая мягко, как хорек, он скользнул в кусты…

А пять минут спустя, одной рукой держа брыкающегося годовалого оленя за короткие рога, другой перерезал ему горло. Выстрел все еще отражался эхом от скалистого откоса.

Все случилось так быстро, что, несмотря на тепло-холодную кровь, капающую на чулки, и ее терпкий запах, казалось нереальным. Под остекленевшим глазом оленя сидел маленький и круглый, как виноградина, клещ. Интересно, отцепится ли он сразу? Или еще будет питаться кровью из мертвого зверя?

Животное с силой дернулось, направляя рога в грудь Уильяма, и подтянуло ноги вместе, будто желая совершить последний прыжок, а затем умерло.

Вспотевшей ладонью Уильям ощущал мягкость бархатистой кожи на рогах оленя. Некоторое время он придерживал тушу с грубой шерстью своим коленом.

— Спасибо, — прошептал он и опустил оленя на землю. Это конюх Мак научил его благодарить зверя, отдавшего тебе свою жизнь, а Джейми Фрэзер, заваливший огромного вапити, даже произнес на гэльском так называемую «молитву внутренностям оленя» прежде, чем убить его. Сейчас, когда по его рукам струилась кровь, а вокруг гулял ветер, Уильям впервые за долгое время не стал выбрасывать из головы эти воспоминания.

Он пошел проверить кобылу — к счастью, та, пощипывая траву, отошла от прежнего места всего на пару шагов. Из уголка рта лошади торчали желтые полевые цветы, взгляд же был таким спокойным, словно ни выстрелы, ни запах крови ее не смутили. «Может, так оно и есть», — подумал Уильям и дружелюбно похлопал животное по плечу.

Вспарывая кожу на брюхе добычи, он думал о Бене. Кузен, который старше Уильяма почти на шесть лет, то и дело брал его с собой на охоту в леса близ Ирлингдена — в компании своего друга, виконта Альмердинга, кому и принадлежал заповедник.

Во время подготовки он старался не думать о кузене слишком часто. Уильям почти не сомневался в том, что Бен погиб. Сыпной тиф, как сообщил Ричардсон его дяде. Не редкость в тюрьме. И хотя Ричардсон, пожалуй, был тем еще подлецом (Уильям признал сей факт с неохотой, ведь, попавшись на его удочку, как болван, он теперь сгорал от стыда), это еще не значило, что его словам нельзя верить. К тому же за несколько недель поисков Уильям не обнаружил и следа Бена.

Однако какая-то часть его не сдавалась. Какой ни окажется правда, он готов пойти на что угодно, лишь бы облегчить горе дяди и отца.

«В конце концов, что еще мне, черт возьми, остается делать?» — пробормотал Уильям себе под нос, пытаясь нащупать сердце внутри оленьей туши.

По крайней мере, его ждет теплый прием в лагере, известном под названием Миддлбрук. Свежему мясу везде рады.

Через полчаса он выпотрошил тушу и обернул ее спальным мешком, чтобы уберечь от мух. Почуяв запах, кобыла раздула ноздри и недовольно фыркнула, но без возражений приняла тяжелую ношу на свою спину.

Дело шло к вечеру, хотя солнце еще не садилось. Лучше всего прийти к ужину. Наверняка ему предложат присесть, а за едой и выпивкой разговор пойдет хорошо.

Уильям поднялся на верхушку горы, чтобы осмотреть местность: да, выбор Вашингтона и его солдат оказался удачным. С первой горы Уочунг открывался отличный вид на Нью-Брансуик. Из своего «гнезда» солдаты Континентальной армии могли пристально