Похвала Сергию - Дмитрий Михайлович Балашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разглядел? – вопросил его один из незнакомых ему старцев.
– Да! – отмолвил Федор, начиная постепенно понимать, зачем его позвали сюда.
– Пимена вашего снимут по прежнему соборному решению! – сурово домолвил старец. – Но снимут и Киприана, как было решено допрежь! А митрополитом на Русь изберут иного…
– Кого? – Федор почувствовал, как у него становит сухо во рту. Над столом, в трепетном свете светильника, бросающего огромные тени от склоненных голов на неровные стены, нависла тишина.
– Того, о ком ныне пекутся фряги! – медленно выговорил прежний старец. – И вся задержка в патриархии доселе была не с тем, чтобы собрать уже собранный синклит, а чтобы найти того, кто наверняка согласит принять унию с Римом!
– Теперь, похоже, нашли! – подхватил второй старец.
– Великий князь не допустит того! – в смятении чувств высказал Федор первое, что пришло ему в голову.
– Великий князь Дмитрий вельми болен! – возразил монах. – А сын еговый нынче в Кракове, под латинскою прелестью Невемы, стоек ли он и теперь в вере православной?
– Но Киприан в Литве!
– Его мерность патриарх Нил, – вмешался третий, доныне молчавший монах, – согласил заменить Киприана. Дабы не нарушать согласия с Галатой и Римом. Его лишат сана по возвращении. Фряги каждую ночь затем и ездят сюда!
– Но Венеция… – начал было Федор.
– Республика Святого Марка воевала с высочайшей республикой Святого Георгия, но ни те ни другие не воюют с папским престолом! – ответил инок. – Мы слыхали, что ты тверд в вере, и порешили предупредить тебя!
– Чтобы ты сам узрел, своими очами! – подтвердил первый. – Рассуди и размысли! – домолвил он, оканчивая разговор. – Мы сказали и содеяли все, что могли, дело теперь за тобою, игумен!
Иноки поднялись враз. Встал и Федор, понявший, что ни расспрашивать, кто они такие, ни длить разговора не должно. Достаточно и того, что он узнал знакомого писца, с которым никогда не баял по-дружески и даже мало замечал этого тихого и неидного, старательного работника. Теперь же поглядел на него с невольным уважением, и тот, проходя мимо, бросил на Федора быстрый внимательный взгляд, на который Федор ответил незаметным кивком, означавшим невысказанное: безусловно не выдам!
Молодой инок вновь повел его мимо монастырских строений на улицу. Поколебавшись, не обидеть бы, Федор вынул из калиты и подал иноку золотой иперпер. Тот принял дар, не обинуясь, и только молча склонил голову.
Пробираясь домой, Федор несколько раз ошибался улицами и уже было думал, что не успеет до рассвета, но, однако, успел. Вновь перелез через стену, поколебавшись, зашел-таки в покои своей дружины. Добрыня, явно не спавший всю ночь, перекрестился облегченно и, молча взяв его за шиворот, повел к Киприановой келье.
– Отец настоятель, отоприте! Привел! – произнес он нарочито громко.
Петух тоже не спал. Пока они оба переодевались в свое платье, боярин стоял на пороге и что-то бубнил укоризненное. После вновь взял за шиворот, уже Петуха, дабы вести его назад. Федор приостановил Добрыню за плечо, вымолвил шепотом:
– Ты отпускай его иногда!
Добрыня кивнул головой, понял и, вновь громко бранясь, поволок Петуха в дружинную келью – досыпать. А Федор, выпив воды и съевши пару маслин с куском подсохшей лепешки, стянул однорядку и повалился на ложе, только тут почуявши, что предельно устал. В голове звенело. Он еще ничего не решил, не придумал, чувствуя только одно: тяжелый гнев на обманувший его патриарший синклит и на весь этот торгашеский и бессильный город с распутником-императором во главе, готовый предаться латинам и увлечь в бездну вместе с собою восстающую из пепла прежних поражений и год от году мужающую Русь.
Глава восьмая
Труднее всего убедить человека в правде. Лжи верят легче и охотнее. Федор уже не раз посетовал про себя, что не избрал для Пимена какой ни то «лжи во спасение», ибо теперь растерянный и злобный временщик слышал, слушал – и не верил ничему.
Федор уже час бился с Пименом, пытаясь убедить его, что беда общая и им надобно действовать сообща. Он уже приходил в отчаяние, когда, наконец и вдруг, понял, почему Пимен не верит ему, и озарение пронзило его как громом. Пимен не понимал, почему это нужно именно ему, Федору, племяннику Сергия и давнему Пименову врагу. Он попросту не допускал мысли, что кто-то может действовать не на пользу себе самому, а из каких-то иных, высших соображений. Понявши это, Федор умолк и обалдело глядел на Пимена. И такого человека они все терпели на месте вершителя судеб церкви русской!
– Ладно, твое святейшество! – произнес он не без иронии в голосе. – Не удалось мне спасти тебя, не удалось и себя наградить!
Пимен глядел на него пронзительно, ждал. Федор встал, застегивая пояс. Посмотрел на митрополита светло и разбойно.
– Хощеши знать, почто хлопочу? – вопросил он, уже стоя на ногах. – Я ить своего монастыря не потеряю, ежели и восхощеши того! Зане – самому патриарху Нилу подчинен!
– О том ведаю! – отмолвил Пимен с жестокою злобою в голосе.
– А чего я хощу от тя? – вопросил Федор, двигаясь к двери. – Хотел! – уточнил он и взялся за рукоять дверей. Пимен, не выдержав, махнул рукой: погоди, мол! Зрак его был пронзителен и почти страшен.
– Ростовской архиепископии! – помедлив, отмолвил Федор. – Надея была, спасу тя от греков, а ты рукоположишь меня, зане ростовская кафедра свободна суть! – высказал и поворотил к двери – уходить.
– Постой! – Голос Пимена стал хриплым. – Постой, присядь!
Теперь, узнавши, чего жаждет Федор для самого себя (иного бы он попросту и не понял), Пимен восхотел иметь дело с ним, ибо сам не ведал совершенно, как ему быть в днешней трудноте.
Федор как бы нехотя присел к столу. Он презирал Пимена, а сейчас, в сей миг, немножко презирал и себя. Мысль о Ростовской архиепископии возникла у него давно. Ростов был их общею родиной, столицею учености, но ему никогда бы не пришло в голову обратиться с этим именно к Пимену, ежели б не нынешняя беда. Ежели
