Случайный рыцарь - Николь Сноу

– Я и не отрицаю, что Джон хорошо платил мне последние четыре года.

Пикап, в котором мы сидим, тому подтверждение. Я купил его в прошлом году, заплатив наличкой.

Кроме тех денег, что я раз в три месяца отправлял Энджи, я особо ничего не трачу. Это не исправит все произошедшее между нами, но я знаю, что деньги очень нужны ей и детям. Не всем удается получить наследство размером с девятизначное число. Наше было равно нулю.

Не всем удается получить классную, хорошо оплачиваемую работу. Если я когда-нибудь уеду из Далласа, вряд ли найду что-то, где будут платить так же хорошо, а я не могу позволить себе прекратить эти денежные переводы.

Белла смотрит на меня, изучает, пытаясь распознать на моем лице признаки лжи. И ее трудно винить в этом.

– Если тебе интересно, контракт действителен только шесть месяцев, плюс выходное пособие.

Белла кивает.

– Затребованные Джоном шесть месяцев.

– Захочешь, чтобы я ушел после этого, – твое право. – Я бросаю на нее взгляд, призванный показать, насколько я серьезен, а затем кусаю свой бургер. – Я здесь, чтобы помочь тебе защитить бизнес. А не совать в него нос.

Она заворачивает недоеденный гамбургер в бумагу и бросает его в пакет.

– Ладно, спасибо за честность. Посмотрим, что случится за эти шесть месяцев. Я даже рада, что ты здесь. Не секрет, что мне тяжело противостоять маме и папе. Дети должны слушаться родителей. Мне это внушали с самого детства. Ключевая мамина фраза звучала как: «Если ты этого не сделаешь, ты больше никогда не поедешь летом к дедушке».

Недоеденный картофель фри отправляется вслед за остатками бургера.

– Знаешь, о чем я думала сегодня ночью, Дрейк? Если бы дед не умер, а заболел… если бы ему понадобился кто-то, кто заботился бы о нем… Мои родители и глазом бы не моргнули, если бы я приехала сюда. Фактически они, вероятно, приказали бы мне заниматься этим самой, чтобы ни одна копейка из их драгоценных денег не ушла на сторону в качестве оплаты сиделкам. И они бы наверняка попрекали меня, что я все сделала неправильно. Они ни разу в жизни не поблагодарили меня… Дрейк?

Я в изумлении опускаю взгляд на свой пластиковый стаканчик и вижу две вмятины на каждой стороне, образовавшиеся от того, что я слишком сильно сжимаю его. Черт, надо лучше себя контролировать.

– Нет, нет, слушаю, – говорю ей. – К счастью, ты даже представить не можешь, насколько права.

В этом нет никаких сомнений. Однажды я испытал на своей шкуре все только что описанное ею. За исключением того, что сам был тем ублюдком, сказавшим, что они все сделали неправильно.

– Еще раз спасибо тебе за утренний разговор. Знаю, что все рассказанное тобой – правда. Ты ни в чем не виноват, и… я рада этому. – Белла морщится, ее щеки покрываются легким румянцем, и она продолжает пялиться прямо в лобовое стекло. – Бесит, что до тебя никто никогда не говорил этого.

Черт бы все побрал.

Я бросаю мусор в пакет и завожу двигатель. Остановившись на секунду у мусорного бака, чтобы выбросить пакет с остатками перекуса, я выруливаю за город.

По дороге на ранчо она молчит.

Я тоже.

На сегодня хватит разговоров.

Моя работа заключается не в том, чтобы стать ее другом или доверенным лицом. А в защите жизни и имущества, которое она унаследовала. Это работа мне хорошо знакома.

Во время службы в армии я был приписан к подразделению, занимавшемуся охраной дипломатов. Вы удивитесь, но эти важные шишки порой оказываются в таком дерьме, что хорошим парням приходится умирать за них.

Понятное дело, что здесь до этого не дойдет. Я уже получил от Беллы больше благодарности, чем от любого из тех сволочей, кого защищал по долгу службы. Я бросаю взгляд на девушку, затем снова смотрю на дорогу. Анализируя прошлое, я думаю, что не надо было рассказывать Джону о своем армейском опыте.

Кажется, спустя целую вечность я наконец вижу почтовый ящик ранчо.

Сбросив газ, включаю поворотник. Конструкция находится со стороны Беллы. Я приближаюсь, чтобы девушка могла опустить окно и забрать почту. Затем сдаю назад и оказываюсь на подъездной дороге. Белла перебирает письма.

– Сколько хлама.

– Собственно, как и почти девяносто процентов подобной корреспонденции в наши дни.

– Я так жалею, что не писала ему чаще, – говорит она. – Просто чтобы он получил что-то, что стоит открыть, вместо всего этого дерьма.

Бедная девушка. Немало времени пройдет, прежде чем ее горе утихнет.

Несколько минут спустя, когда амбар, дом и другие хозяйственные постройки становятся видны, ее настроение полностью меняется. Интересно, что ее так развеселило?

– Видишь это?! Вон ту черную штуку с четырьмя ногами? Это называется лошадь, Дрейк. И его зовут Эдисон. И я точно знаю, что он стоит в том же самом месте, где я его оставила.

– Я его вижу, – говорю я, но не могу поддержать ее веселье. И отнюдь не потому, что не умею проигрывать. Я замечаю кое-что еще.

– Это машина твоих родителей? – спрашиваю с трудом.

– Вот дерьмо, – бормочет она, широко раскрыв глаза, ловя тусклый свет, просачивающийся сквозь облака. – Имей в виду. Ты им не понравишься.

– Я знаю.

Мне они тоже уже не нравятся.

Я также уверен, что мне не понравится и второй автомобиль, который я вижу. Это черный «Шеви Сабурбан» с логотипом «Юпитер Ойл» на дверце со стороны водителя: скипетр в виде молнии, стилизованный под символику римской мифологии. Стервятники налетели.

– Мы не заперли дверь, – говорит она, почесывая шею.

Зашибись. Обе машины явно пустые. Напряжение удавкой затягивается на горле.

– Может, и к лучшему, что они зашли в дом, а не ждут нас здесь.

Белла пожимает плечами. Выбор так себе – то ли принять летящий прямо тебе в лицо кактус, то ли медленно сесть на него.

У нас гости – из тех, кого бы век не видал.

Она знает своих родителей. Я знаю Эйвери Браяра. Ни одних, ни второго запертая дверь не остановила бы.

Припарковываясь рядом с амбаром, оставляя достаточно места, чтобы автомобили могли развернуться и уехать, я морально готовлюсь к большой буче.

Белла кладет корреспонденцию и папку на заднее сиденье.

– Прежде чем войти, я должна поздороваться с Эдисоном. – Открывая дверь, она смотрит на меня: – Заблокируй машину, хорошо?

– Готово.

Я вылезаю из пикапа и ставлю машину на сигнализацию.

Эдисон поднимает голову над верхней перекладиной загона, когда она приближается.

Я остаюсь, позволяя им посекретничать. Мой взгляд мечется между нею и внедорожником на случай какого-либо движения внутри него.