Зубы грешников (сборник) - Мирослав Бакулин

– Ну что, инженер, хороша клизма-то? После нее не идешь, а над тапочками летишь!

Тот, бледный, помалкивает. Подлог выяснился только через неделю, когда инженер взмолился доктору:

– Простите, а нельзя ли отменить эти бесчеловечные клизмы?

– Какие клизмы?

– Сифонные.

– Извините, я ничего вам не назначал.

– А кто тогда?

Тут вперед выходит Вовка и говорит:

– А это я написал ему в графе назначений, потому как он коллектив презрел и с нами общаться не хотел…

Инженер с диким стоном сорвался с постели, бросился за Вовкой, они долго бегали в коридоре с криками, за ними бегали, кудахтая, медсестры. Я лежал на кровати, слышал все эти крики и улыбался, я был абсолютно счастлив.

Храм Божий – тоже больница, только духовная. Теперь, когда я вижу все эти «сглазы, порчи и желания всяческих чудес с венцами безбрачия», я улыбаюсь, потому что все мы здесь – пациенты. И наши отношения по любви можно определить словом отца Александра Шмемана: все это – святая возня. Господи, хорошо нам здесь быть!

Неладное

Одна добрая старушка заподозрила неладное. Ее внук объявил, что в день своего совершеннолетия он в одностороннем порядке прекращает пост на целые сутки, и ушел в гости к своей подруге. Старушка стала молиться за глупого внука. Молилась, молилась, заметила, что за окном давно темно. Легла спать, но поставила еще свечку перед Владимирской иконой Божьей Матери.

Вдруг просыпается ночью, потому что ей приснилось пламя, охватившее ее со всех сторон. Разлепляет глаза, а вокруг действительно пламя, вырвавшееся из ее сна. Оно скачет по всей комнате, и главное преступление уже совершено – горят иконы. Бросившись тушить, старушка понимает, что Владимирская опять спасла ее, свеча могла упасть ей на голову, но упала в другую сторону.

На ее крики прибежал сын, высокий седовласый фотограф. Они стали дружно тушить огонь из сна, который долго от них уворачивался. В процессе тушения сгорели в пепел несколько маленьких иконок, обожженным оказался даже ламинат на полу. Возмущенный сын заявил, что больше в доме никаких свечек не потерпит, потому что, в конце концов, он в доме хозяин. На что старушка-мама ответствовала, что все это из-за упрямства внука, который прервал пост. Вернувшийся поздно внук только тяжело вздохнул, что, кажется, день сегодня действительно не удался. Оказалось, что, когда он возвращался домой, его остановили трое парней и, приставив нож к горлу, отжали у него мобилу.

– Это сумасшедший дом, – возмущался седовласый сын, – одна дом поджигает, другой по ночам шляется, мобильники свои дарит. Настоящий сумасшедший дом!

На что старушка-мама заметила ему, что сыну не нужно по телевизору неприличные программы смотреть, а внуку неплохо бы соблюдать пост.

Сын устало махнул рукой, он не разделял ее религиозных воззрений. Пошел и лег на диван с пультом от телевизора. Скоро он уснул, и комната наполнилась его тихим и ровным дыханием. В комнату вошел Христос. Он выключил телевизор и погладил по седой голове сына-фотографа. Только Он знал, сколько сил нужно было, чтобы терпеть этот «сумасшедший дом».

Куда уходит любовь

От размышлений я сделался как бы хрустальным, боялся всего твердого, увяз в сомнениях и нерешительности. Я все думал над вопросом: «Куда уходит любовь?» Так и спросил у таксиста, который подвозил меня домой: «Куда уходит любовь?» Он не удивился – привык, что приходится подвозить сумасшедших. Терпок и суров дух нашего народа: любит с приподвыпертом, жалеет размашисто, ненавидит глубоко.

– Если взять из человека все вены и артерии и вытянуть их в одну сторону, то получится маленькая, но очень длинная река крови. Куда она течет? – начал он свою неторопливую мысль. И после паузы продолжил:

– Дядя мой в войну служил на Северном флоте, топил немецкие подлодки. И что характерно, заметил, что в это время стали размножаться белые медведи, тюлени, рыба и птицы. Живности стало очень много. И дядя имел теорию, что душа одного человека равновелика четырем душам медведей, или сотне птиц, или стае рыб. На войне людей убивают, а планета, она живая. И вот планета Земля компенсирует утраты человечества появлением тысяч животных и прочих микроорганизмов. То же и с любовью. Людей становится больше, а любовь, по всей видимости, тоже по объему штука постоянная. Народу больше – любви меньше.

– А по времени?

– Что – по времени?

– Ну, по времени любовь тоже как-то измеряется?

– Да я к этому-то и веду. Вот, к примеру, баб больше, чем мужиков. Поэтому и существуют разводы. То есть вот этой бабе вообще никогда замуж и выходить-то нельзя было. Характер, к примеру, противный или занудный. А Господь ей дал в юности красивое лицо. Она подцепила паренька, женила на себе, родился у нее сынок. Потом, конечно, разбежались. Но успели лет пять прожить. Мужик потом нашел себе хорошую жену, и так ему хорошо с ней, что он о старом браке и вспоминать не хочет. «Только теперь, – говорит, – я и зажил по-настоящему». Эти пять лет и есть тот минимум любви, который Бог отвел прежней жене. И эта любовь, и этот брак для нее останется в вечности. Все-таки хоть сколько-то, да любили, сколько-то была счастлива. Надо быть за это благодарной. Вот у меня товарищ помер. Жена посчитала, что прожили вместе восемнадцать лет. «У меня, – говорит эта женщина, – все же было восемнадцать лет счастья. Это со мной навсегда».

– А куда все-таки любовь-то уходит?

– Она не уходит, она – связь. Все, кто должен научиться чему-то друг от друга, связаны любовью. И таким образом связана вся человеческая природа. Единый общечеловеческий организм, который, как одна мировая сеть, связан-перевязан. Где-то связь прочная, а где-то рвется. Где-то порвалась, а где-то новая возникла. Господь же хочет всех спасти, поэтому пытается всех нас любовью увязать.

– Значит, чтобы получить дар любви, надо хотеть узнать что-то новое?

– Конечно. Любовь и есть новизна. Когда человек влюблен, весь мир для него нов.

– А разве можно быть готовым к новизне?

– Можно быть открытым к новизне, это и есть жажда жизни. А отсутствие любви – это самая страшная тоска. А ты не тоскуй, ты всматривайся. Много увидишь интересного. Особенно в бабах. Я вот целый день мотаюсь на колесах, много чего вижу. Бабы – они интересные.

И он весело подмигнул мне.

Юродство повседневное

После службы подошли ко мне знакомые, подвели незнакомого одеревеневшего мужчину, которому «срочно нужно к батюшке». В храм он не ходит, ничего не понимает, просто «срочно нужно к батюшке». Я повел его через толпу выходящего из храма народа. Отец Николай стоял окруженный толпой детей, потом он пойдет на панихиду, короче – его не вырвать и мужика не подвести. Надо что-то делать. Я подошел к стайке детей, окружавшей отца Николая, встал на колени и, таким макаром уравнявшись в росте с детьми, стал подползать к батюшке под благословение. Когда подполз, он меня увидел, заулыбался, благословил, поднял и сказал:

– У тебя же сегодня именины, дай-ка я тебе подарок сделаю.

И повлек меня к алтарю. Я его остановил и говорю:

– Батюшка, ты мне лучше три минуты подари, а?

И показал на остекленевшего от страха мужичка.

– Вот с ним поговорить надо.

Он посмотрел на него, опечалился, но извинительно сказал:

– Слушай, у меня совсем времени нет. Может, потом?

– Нет, только сейчас. Подари, батюшка три минуты своей жизни имениннику.

Он посмотрел на меня и говорит:

– Тогда и ты подари мне свои три минуты.

И подводит меня к беременной женщине с огромным животом.

– Вот у нее уже сорок первая неделя беременности, никак разрешиться не может. Помолись о ней.

– А я кто такой, чтобы молиться?

– А я кто такой, чтобы мужичку твоему помогать?

Оробел я, перекрестил тремя перстами беременную широким крестом и сказал:

– Молитвами святителя Мирона, и пресвитера Мирона, и святителя Иоанна, митрополита Тобольского, да разрешит Господь наш Иисус Христос ныне же непраздную сию. Аминь.

На меня все смотрели как на глупого обманщика, я горел от стыда. А довольный батюшка уже вел моего мужичка на разговор. Разговор был короткий. После этого разговора «одеревенелый» мужичок решительно повлек свою жену к автомобилю. Через три часа они были у старца-протоиерея Николая Раце в Курганской области, а после разговора с ним мужичок отстоял всенощную в Чимеево у чудотворной иконы Божией Матери. Религиозная жизнь с толкача, но началась.

Через неделю на улице ко мне подошел другой незнакомый человек и пожал руку.

Я посмотрел на него:

– Мы знакомы?

Он радостно улыбался:

– Родила!

– Кто родила?

– Да жена-то, той же ночью и родила. Спасибо вам.

– Да мне-то за что… Как назвали?

– Иваном.

Пасха должна быть в каждом нашем дыхании

Прошло три года, как умер мой крестник. Весной, как раз на Красную горку. А крестился под прошлую Пасху. Он был моим студентом, долговязым, с умными глазами. Звали его Тимур Дашкин. На семинарах задавал мне вопросы, в глазах его была грусть. Он болел раком крови.