Корж идет по следу - Михаил Костин

— Так вот зачем вы пришли ко мне? — прохрипел инженер.

Лозинский остался невозмутим.

— А что, предложение дельное.

— Вы… Вы негодяй! Мерзавец! Я отправлю вас куда следует! — Прокопенко метнулся к письменному столу, на котором стоял телефон.

Но Лозинский, несмотря на хромоту, опередил его и положил левую руку на трубку. В правой у него тускло блеснул пистолет.

— Сядьте на место! Ну!.. — прошипел он в перекошенное от страха и негодования лицо инженера.

Прокопенко, тяжело передвигая ноги, вернулся к столу. Лозинский развернул трубку, вынул из нее микрофон и положил в карман.

— Ишь ты, какую прыть показал! — брезгливо проговорил он, глядя на притихшего инженера. — А сначала следовало подумать, будут ли верить вам…

— Я честный человек, вы не смеете!..

— Молчите! Я лучше знаю, кто вы такой. В первую нашу встречу вам очень не хотелось вспоминать восемнадцатый год и дни, проведенные в немецкой контрразведке.

— При чем тут восемнадцатый год?..

— Забыли? Или постарались забыть?.. Конечно, такое лучше выкидывать из памяти начисто.

— Что? Какое? — растерянно воскликнул Прокопенко.

— Не орите, вас еще не вешают! Я могу напомнить… Ну, давайте еще по рюмочке… Разговор предстоит неприятный, лучше подкрепиться.

Прокопенко повиновался, словно загипнотизированный, торопливо опрокинул рюмку в рот и сморщился, забыв о закуске. Лозинский под самый нос подвинул ему сковородку.

— Ешьте.

Прокопенко взял вилку.

— Так вот, о восемнадцатом годе… Если ваша память не удержала событий прошлого, то моя хранит их очень цепко, и я вижу все происшедшее когда-то, словно сейчас. И я сам расскажу все…

Вам тогда было ровно двадцать лет и вы работали электромонтером в типографии некоего Василенко. Можете не подтверждать сказанное мною, — это никому не нужно… После прихода немцев местная подпольная организация большевиков сумела вовлечь в свою работу наборщиков и печатников типографии, и вот город начал наводняться всевозможного рода листовками, прокламациями, воззваниями. Немецкое командование с ног сбилось в поисках типографии. Никому, конечно, не могло прийти в голову, что вся эта красная крамола печатается у Василенко, человека, хорошо известного немцам и даже сотрудничавшего с ними. Да он и сам не знал, что в его типографии по ночам, вместе со срочными заказами немецкой комендатуры, американки отшлепывают большевистские листовки.

Вы тоже начали почитывать листовки и однажды, по глупой случайности, сунули одну из них в карман и забыли о ней. А вечером, после работы, вы зашли за чем-то на базар и попали в облаву…

Вы, конечно, не забыли следователя контрразведки доктора Рафке. Такой худощавый, немного косил левым глазом и классически умел пускать кровь несговорчивым пациентам. Меня подсадили к вам чтобы в интимных разговорах между друзьями по несчастью выпытать что-нибудь. Каждое слово, сказанное вами, я аккуратно передавал Рафке, когда меня якобы вызывали на допрос. Но основного результата добился он сам. Вы не вынесли побоев, струсили и выдали всех до единого.

Могу сообщить вам, что всех до единого их расстреляли. И виновны в этом только вы!

Прокопенко сидел бледный. Лоб, словно бисером, усеял холодный пот. Боже мой, это сама судьба явилась невесть откуда! Ведь все, сказанное этим «старым другом», было на самом деле. Было!.. Смалодушничал, испугался побоев, предал товарищей… Попробуй, докажи теперь, что тебя силой принудили подписать смертный приговор другим… А Лозинский продолжал:

— В немецкой разведке сидели дальновидные люди, они учли, что вы можете пригодиться в будущем и заставили вас подписать вербовочное обязательство. У меня есть с него фотокопия, как и со всех протоколов допроса по делу типографии, и если понадобится — могу показать. Правда, поработать как немецкий агент вы не успели, — немцы были вынуждены покинуть Украину. Но о вас не забыли. Нет.

Мы никогда не теряли вас из вида и не беспокоили только потому, что в этом до поры не было нужды. А теперь пришло время произвести расчет. От вас зависит, с кем вы его поведете. Если с нами, то вы определенно останетесь в крупных барышах. Если впутаете в дело энкаведе… — Лозинский обвел вокруг шеи пальцем и ткнул в потолок.

— Решайте…

Прокопенко собрался с силами и прохрипел:

— Вы не сумеете доказать мою вину.

— Докажем, как дважды два. И не только старую, но и новую.

— Какую? — остолбенел Прокопенко.

Лозинский достал из грудного кармана листок бумаги, отогнул край и приблизил его к глазам инженера.

— Это вашей жены подпись? Посмотрите внимательно…

— Да, ее. Но что это?..

— А я вам прочитаю. Слушайте. «Расписка. Дана мною, Прокопенко О. В., в том, что я действительно получила от гражданина Гаврилова пять тысяч рублей.»

Прокопенко схватился за голову.

— Боже мой! Какие деньги, откуда, за что?

— И на это есть ответ. — Лозинский достал другой листок. — Это письмо вашей жены к вам. Но я пока решил не доставлять его адресату и только прочитаю. «Дорогой, Деня!..»— Видите, как она вас нежно любит… — «Спасибо тебе за деньги, которые ты прислал со своим другом Гавриловым. Они так кстати, что я и сказать не могу. Прости, пожалуйста, но этот Гаврилов какой-то странный. Ему мало было моего письма, он потребовал расписку по всей форме…» Ну, дальше не интересно. Прочтете как-нибудь сами, если мы найдем общий язык. А если нет, то это письмо и расписка, если их представить куда следует, вызовут законный вопрос: а за какие красивые глаза и от кого получает такие куши инженер Прокопенко? И вот тут-то появятся на свет фотокопии ваших показаний и обязательства работать на немецкую разведку. Чуете, как красиво получается?!.

Прокопенко молчал, бессмысленно глядя перед собой. В голове его вихрем крутились какие-то мысли, но он не мог ухватить ни одной, чувствуя лишь, как кто-то неумолимый цепко схватил его за горло и давит сильней и сильней…

Лозинский тронул его за плечо.

— На вас что, столбняк напал?.. Выпейте, помогает. Когда придете в себя, хорошенько, подумайте о нашем разговоре. Ей-богу, я чисто по-дружески предлагаю вам выгодное и совершенно безопасное дело. Будете жить как бог! И сына вылечим… Вы совсем забыли о нем… Ну, я, пожалуй, пойду. На сегодня с вас хватит…

Лозинский поднялся.

— Подождите, — остановил его Прокопенко.

— Что такое? Ах, да!.. Я чуть не унес микрофон. — Лозинский подошел к телефону.

— Не это! — махнул рукой Прокопенко. — Да, да, не это… Что я хотел сказать?.. Ну, ладно… Вы взяли меня за горло. Садитесь, давайте кончать наш разговор, чтобы мне не мучиться…

— Вот это по-деловому. Только не кисните вы!.. Ей-богу, мужчине не подобает быть студнем. Выпейте.

Прокопенко потянулся за рюмкой. Рука его дрожала, и, пока он нес ее ко рту, из рюмки выплескалась половина жидкости.

…И они договорились обо всем. Собственно, говорил Лозинский. Он отдавал приказ, а Прокопенко слушал его опустив голову, не смея слова сказать против.

Уходя, Лозинский бросил на стол пачку денег

— Вот вам валерьянка для успокоения. Я даже расписки не беру, — настолько крепко мы держим вас в руках. До скорой встречи.

Щедрый рыбак

Лешка Воронков раздумывал, как лучше подобраться к железной дороге.

Лозинский оказался прав, советуя привлечь к наблюдению за поездами хотя бы маленького, но специалиста железнодорожного транспорта. Несколько раз Лешка сам выходил к полотну, затаившись в кустах, смотрел на проходящие составы и чувствовал себя наподобие малограмотного, взявшего в руки книгу. И тот еще был в более выгодном положении, — хоть по складам да мог прочитать написанное, а Лешка, видя все происходящее на дороге, ничего не мог понять.

С открытыми платформами было проще — там груз на виду. Вот везут лес, вот — чугунные чушки, дальше грудами навален металлический лом. Даже танки и пушки очень часто идут на них, не покрытые брезентом. А что скрывается за стенками пломбированных вагонов? Минеральные удобрения для полей или авиационные бомбы? Фураж или снаряды? Безобидные тюки с хлопком или страшные мины для «Катюш?» На каждом вагоне написаны мелом какие-то цифры и знаки, но попробуй, разгадай их…

Лешка спросил лавочника:

— Ты давненько здесь живешь, Афанасий Терентьич. Нет ли у тебя хоть какого-нибудь захудалого знакомого на железной дороге?

Тот в раздумье потеребил редкую бороденку.

— Да ведь на станции всех почти знаю.

— Кого именно?

— Ну, который на телеграфе, к примеру, который весовщик или, там, стрелочник.

— Нет, это не то.

— Ну покупают чего-нибудь у меня — вот и знаю.

— Не то, не то… Нужно человека, которого знаешь поближе. Кто он такой, как. живет, в чем, может быть, нуждается, характер его, родственники, может, есть знакомые тебе? Понимаешь, нужна прицепка какая-то к нему. Просто так ведь не подойдешь: здравствуйте, я ваш дядя, у меня дельце к вам.