Кризис человечества. Выживет ли Россия в нерусской смуте ? - Михаил Делягин

Наибольшие изменения коснутся элит. Национальные элиты резко укрепят свое влияние (ради чего они, собственно говоря, и будут вести национально-освободительную войну против глобального управляющего класса), а глобальные ослабнут и будут вынуждены еще сильнее, чем сейчас, погрузиться «в тень», действуя в основном не прямо, а через сохранившееся частичное влияние на представителей официальных национальных элит.

Разумеется, на длительном пути трансформации человечества, еще только начинающего приспосабливать свое внутреннее устройство к доминированию информационных технологий, связанная с описываемым отступлением глобальных монополий стабилизация будет носить временный характер. Однако происходящее после нее настолько неопределенно, что практически не поддается прогнозированию и, соответственно, кладет естественный предел всем попыткам прогнозирования.

5.3. Промежуточная стабилизация: новые правила

5.3.1. Адюльтер протекционизма

С началом экономического кризиса глобальную элиту охватила подлинная эпидемия заклинаний о неприемлемости протекционизма и неуклонной приверженности всех и вся светлым идеалам либерализации международной торговли. Особенно наглядно эта эпидемия проявилась в провальных попытках работы «большой двадцатки» в 2009 году: заклинания такого рода оказались едва ли не единственными результатами ее саммитов, широковещательно рекламировавшихся и возбуждавших колоссальные ожидания.

Как обычно, интенсификация ритуальных клятв в приверженности идеалам представляет собой не более чем маскировку решительной и последовательной измены им.

Оправданием служит наличие, в отличие от большинства обычных супружеских измен, объективных обстоятельств практически непреодолимой силы: глобальная конкуренция стала вестись практически на уничтожение и приобрела невыносимую для почти половины человечества остроту. С развитием же глобальной экономической депрессии необходимость снижения остроты конкуренции в полной мере проявилась и для большинства развитых стран, столкнувшихся с необходимостью сохранения рабочих мест для поддержания пороговой социальной и политической стабильности.

Главной опасностью в этом отношении является все более жесткая конкуренция со стороны Китая, ставшего, как Великобритания в XVIII веке, подлинной «мастерской мира», а также стран Юго-Восточной Азии в целом. При этом стремительная модернизация Китая, обеспечивающая развитие в нем все более высокотехнологичных производств, подрывает все новые отрасли развитых стран. Кажется, совсем недавно Китай перешел от импорта к экспорту черных металлов, — а сейчас китайские автомобили уверенно выдавливают западные с весьма значимого для многих европейских производителей российского рынка.

В настоящее время вынужденная протекционистская политика еще осуществляется деликатно, скрытыми мерами, в основном связанными с введением стандартов и правил международной торговли. В силу мягкости применяемых мер (а также «выдающихся» интеллектуальных качеств многих руководителей даже развитых стран, являющихся не более чем «частичными менеджерами» глобального управляющего класса) их реальная протекционистская направленность далеко не всегда осознается политическими лидерами, одобряющими их реализацию.

С другой стороны, скрытый характер предпринимаемых протекционистских мер предопределяет их мягкость и, соответственно, уязвимость перед жестким сопротивлением менее развитых стран.

В настоящее время уже не вызывает сомнения полный провал попытки развитых стран ограничить экспорт успешно развивающихся стран (в первую очередь Китая) при помощи введения в рамках правил ВТО понятий «социального» и «экологического» демпинга (говорилось, впрочем, и о едином «социально-экологическом» демпинге).

Логика этой инициативы была вполне гуманной: возможность поддерживать конкурентоспособность (как правило, производств, расположенных в неразвитых странах) за счет низкого уровня социальных и экологических расходов (то есть за счет удержания своего населения в нищете или безудержного загрязнения природы) сама по себе провоцирует предпринимателей на социальную и экологическую безответственность. Значит, чтобы мотивировать бизнес к социальной и экологической ответственности, надо лишить его возможности извлечения прибыли из занижения социальных и экологических расходов по сравнению с некими общемировыми стандартами, забирая неправедно полученную часть прибыли при помощи штрафных санкций, взимаемых в ходе международной торговли с соответствующих недобросовестных производителей.

Понятно, что на деле санкции за «социальный» и «экологический» демпинг практически полностью ложились бы на участников международной торговли из стран с низкими социальными и экологическими стандартами, то есть стали бы инструментом ограничения экспорта неразвитых стран.

Недвусмысленная нацеленность этой меры на ограничение развития и без того слабых участников глобальной конкуренции (что с точки зрения развитых стран является безусловным протекционизмом) вызвало их ожесточенное сопротивление. Успешно похоронив в конце концов идею наказания за «социальный» и «экологический» демпинг, оно немало способствовало заведению в тупик Дохийского раунда переговоров в рамках ВТО, продолжающегося уже более 10 лет.

Аналогичный провал терпит попытка сдержать прогресс успешно развивающихся стран ограничением выбросов «парниковых газов». Киотский протокол смог вступить в силу не только из-за согласия российской бюрократии (отказавшейся от торга ради учета интересов России при определении конкретных экономических инструментов его реализации), но и потому, что принципиально не накладывал никаких ограничений на выбросы неразвитых стран, то есть, по сути дела, их индустриальное развитие.

В результате за время действия Киотского соглашения Индия стремительно наращивала объемы выбросов «парниковых газов», а Китай по этому параметру опередил даже США, выйдя на первое место в мире.

Истечение сроков действия Киотского протокола в 2012 году с точки зрения внутренней логики процесса делает необходимым распространение достаточно жестких ограничений выбросов и на неразвитые, и на успешно развивающиеся страны. Это, разумеется, будет неукоснительно заблокировано ими, что и показала со всей определенностью конференция 2009 года по изменению климата в Копенгагене.

Ключевые страны современного мира — США и Китай — практически одинаково продемонстрировали готовность сокращать выбросы не в соответствии с планами «мировой общественности», но лишь исключительно в соответствии с собственными планами, отражающими собственные потребности развития. При этом Китай вполне логично выразил требования неразвитых и успешно развивающихся стран, в том числе и в части получения от развитых стран более значительных инвестиций на ограничение выбросов (по сути дела, эти инвестиции представляют собой компенсации за отказ от развития — в принципе приемлемые для «упавших» стран, утративших способность к развитию).

Интересно, что попытки неразвитых стран поддерживать неформальные протекционистские барьеры следует признать более успешными, чем аналогичные попытки стран развитых. Причина заключается в том, что они осуществляются менее осознанными способами, не связанными с принятием каких-либо открыто протекционистских решений (и, соответственно, просто лучше замаскированы). С одной стороны, эти способы связаны с глубокими культурными отличиями соответствующих обществ от западной цивилизации: так, понимание принципиальной нецелесообразности соваться на рынок континентального Китая без наличия «правильного» китайского партнера стало, насколько можно судить, уже практически общепринятым. С другой стороны, в ряде случаев неявный и оттого более эффективный протекционизм связан с застарелыми национальными бедами наподобие глубокой коррумпированности и периодических девальваций.

Однако такой мягкий, скрытый, деликатный протекционизм представляется возможным лишь на начальном этапе глобальной экономической депрессии и кризисе глобального монополизма. По мере развития этих процессов и усугубления социально-экономических проблем развитых стран они будут вынуждены прибегать к протекционизму все более решительно и откровенно, вступая в прямой конфликт как с Китаем (а также Индией и страна — ми Юго-Восточной Азии), так и с глобальным управляющим классом, выражающим интересы глобальных монополий.

Таким образом, в мире в связи с проблемой протекционизма возникнет новая конфигурация сил. Категорически против него по-прежнему будут выступать кровно заинтересованные в сохранении максимальной свободы торговли глобальный управляющий класс и Китай как наступающий по всем фронтам участник глобальной конкуренции. (Правда, в отношении проникновения иностранных корпораций на внутренний рынок самого Китая он будет придерживаться самого жесткого, хотя и неформального протекционизма.)