Синий маяк - Ксения Литвинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но они не пропадают, а бежать до лестницы долго. Кто сказал, что я не в силах бегать? Что угодно, только не эта пакость! Когда я мельком различаю в зеркале, как длинная фигура тянет ко мне подобие руки, я ощущаю рывок за плащ и едва не падаю. Я отбиваюсь мечом и факелом, но от кого защищаться? От пустоты? Я луплю по зеркалам, но они несокрушимы. А твари неслышно спускаются с потолка по стенам и смыкают ряды.
Перемещаются они плавно, как в воде. Или это уловка, или они так постепенно пробуждаются… Воплощаются. Они уже почти обрели форму. Похожи на людей, и это особенно неприятно. Бледные влажные тела — гладкие, как у мраморных статуй. Ни волос, ни глаз, ни одежды. И лиц нет, только оскаленные рты! Может, они и неплохие, просто любопытные. Но один уже стиснул челюсти на моём факеле, и факел от этого треснул пополам. Вряд ли это жест мира.
К лестнице не пробиться, и я отступаю в недра заброшенного жилища. Настолько заброшенного, что тут уже что-то завелось. Я сознаю ошибочность решения, но пячусь и пячусь назад по хрустким осколкам. За разбитым зеркалом открывается новый коридор, и там тоже просыпаются зеркала. Я сворачиваю на боковую лестницу, но пролётом ниже опять отражаюсь в зачарованном стекле и несусь наверх.
Факела теперь нет, но день медленно разгорается, и в сквозных галереях комнат уже не черно, а серо. Я отчётливо различаю тушки мелких зверьков, устилающие очередной коридор. Они лежат сплошным ковром, и дышать там невозможно, несмотря на сквозняки. Как здесь всё-таки студёно! Я больше не могу идти, я натурально застываю и через шаг спотыкаюсь о дохлых белок и лис.
Обитатели замка вновь и вновь выпрыгивают из зеркал, а в конце пути нет ни поворота, ни лестницы — только кованая двустворчатая дверь. Запертая, а то как же! Я пинаю её и долблю мечом, но всё безрезультатно. К таким мелким потугам здешние ловушки нечувствительны. Наверное, магия помогла бы, но у меня из головы выдувает все известные заклинания. Прямо все пять с половиной.
Я стою, прижавшись к двери, точнее лежу на ней, и жду, когда подберутся ближе эти бледные твари. Дыхание паром срывается с моих губ, но это ненадолго. План у меня отличный — попробую ещё раз их порубить, а потом заколюсь. Я бы прыгнул в окно, но вдруг те, что в воде, ещё хуже?
Пока я судорожно выбираю способ покончить с жизнью (главное, что есть выбор!), двери за спиной приотворяются, и кто-то утягивает меня во мрак. Я разворачиваюсь с безумным криком, но меч описывает дугу в пустоте. Коротко лязгает задвижка, и тут же в мою свободную руку впиваются когти, а на глаза ложатся мёртвые пальцы. Я застываю и слушаю, как царапают дверь обманутые твари. Теперь хотя бы понятно, в какой стороне выход.
— Я тебя выведу, — обещает чернота, — только не гляди по сторонам.
Робкое поскрёбывание снаружи переходит в свирепый скрежет, и я торопливо киваю. Не страшно, что сердце у меня остановилось — сердце тут мало, у кого бьётся, все давно привыкли. Меня тянут за рукав через залы и лестницы. Глаза прямо чешутся — так хочется их открыть! Но всякий раз мне заведомо грозят смертью, и я не рискую ослушаться. Спотыкаясь о пороги и ударяясь о косяки, я различаю копошение зеркал то слева, то справа, но всё реже и отдалённее. Пока за очередной дверью не настаёт благословенная тишина.
В тишине она звякает последней защёлкой и кидается мне на шею. В смысле обнимает, а не ест. Я, наконец, открываю глаза и окунаюсь в чёрный водоворот бури. Эйка немного отступает назад, и ещё немного. И ещё.
Не знаю, что теперь делать. Никогда себе этого не представлял. Если бы представил, то сказал бы, что мы опять поругаемся. Или я буду так рад, что никогда не захочу с ней ругаться. Но не случается ни того, ни другого. Я цепенею, словно опять угодил в прорубь, а Эйка застывает напротив, ошалело переводя взгляд с меча на моё лицо и снова на меч. Она словно не узнаёт меня.
— Здравствуй, — произношу я, не веря, что это мой голос.
Голоса вообще нет — только сиплый шёпот.
— Думала от меня спрятаться? — я пытаюсь улыбнуться, но губы замёрзли, и, наверное, улыбка выходит мерзкой.
Эйка вздрагивает, а я внезапно понимаю, что угадал. Я же тут самая опасная тварь! Всё становится так понятно, что дальше некуда.
— Здесь есть кто-то… что-то, кроме тебя и… Этих? — я указываю глазами на дверь, за которой стихло перешёптывание зеркал.
Эйка качает головой и при этом держится обеими руками за горло, будто ей тяжело дышать. Но воздух ей не нужен. Ничего не нужно и ничего не поменялось. Даже платье то самое, в голубой цветочек. Правда, в жутком состоянии. И бус не хватает, вот чем они ей мешали?
Так или иначе, мечом тут никого не возьмёшь, и я убираю клинок в ножны, с кровью отодрав рукоять от ладони. Кровь опять… Всё одно к одному.
Эйка неотрывно наблюдает за мной, но она вообще редко моргает. Цела и отлично, чего бы мне больше?
— Ты откуда здесь? — спрашивает она убито.
— Забыла, откуда я?
Чтобы не стоять ледяным столбом, я обхожу помещение. Здесь просторно — целых четыре окна! Вон и кровать сохранилась, и другая мебель: пара тяжёлых кресел, тёмный резной гардероб, стулья всякие… И, о счастье, никаких зеркал! На стенах темнеют проплешины там, где они могли висеть.
Окна настежь. Эйке холод нипочём, а я нарочно не захлопываю рамы и с мучительным удовольствием подставляю лицо под снежную крошку, но кожа ничего не ощущает.
— Ты что, пешком сюда шёл? — отгадывает Эйка.
Что за манера — вечно оказываться за спиной?
— Да, тут недалеко по прямой.
Я дёргаю дверь у дальней стены, но дёргать без толку, дверь открывается внутрь. В полутёмное пространство с изящными расписными удобствами. Жили же люди! И что им не жилось? Даже вода до сих пор течёт! По разукрашенной под
