Синий маяк - Ксения Литвинова

Прямо не знаю. Оружие не помешает, кто бы спорил. Но как-то оно…

«А вам не больно будет?».

— Мне всегда некомфортно, — успокаивает он, — не обращайте внимания.

Я опасливо протискиваю руку в дупло. Вдруг там зубы? Зубов нет, только холодное нечто — густое, будто свернувшаяся кровь. Я нащупываю рукоять меча, но ухватить не могу.

— На поясе сбоку должна быть пряжка, — подсказывает мне обитатель дерева, — попробуйте отстегнуть!

Мне приходится опереться на его плечо, чтобы забраться глубже, но в итоге я выуживаю пояс, не расстёгивая. Меня слегка мутит от этого, но хозяину меча гораздо хуже, так что я не жалуюсь. Я бережно откладываю ножны и разглядываю меч. Камни на рукояти перемазаны чёрной кровью, как и моя рука по плечо. Чья это кровь — дерева или его добычи — теперь уже не различишь. Но клинок совершенно чист, прямо прозрачен. Он острее любого стекла и холоднее льда. Лучше не трогать, а то я сразу палец порезал.

Мой собеседник тяжело дышит, а его жёлтые глаза делаются чёрными — так расширяются зрачки.

— Со временем освоитесь, — уверяет он меня, — там деньги зашиты в ремень. Забирайте, если пригодятся.

«Не уверен, что пригодятся, — сомневаюсь я, — но на память возьму. Да ведь я ещё с мечом не разобрался! Вы в сердце желаете или как?».

— Об этом стоит поразмыслить, — бормочет он в замешательстве, — я не уверен, что сердце на месте. Наверное, лучше голову отрубить. Вы как думаете?

«Думаю, так будет надёжнее, — соглашаюсь я, разглядывая острие на просвет, — только я не могу так сразу. Я ведь прежде голов не рубил».

— Вы счастливый человек, — отмечает он со знанием дела, — если желаете, я могу вам всякие ужасы поведать. Про то, что мы делали на войне. Вам будет проще решиться.

«Лучше что-нибудь приятное расскажите, — прошу я, опустив меч, — ужасов как-то не хочется. И вам будет тяжело вспоминать. Надеюсь, вы не сильно торопитесь? Как стемнеет, я постараюсь собраться с духом и выполнить вашу просьбу».

— Благодарю, — кивает он. — Мне трудновато говорить, но я попробую. А сами вы разве не спешите?

Я вытираю о плащ рукоять меча, чтобы не скользили пальцы, и смотрю, как солнце садится в просеку.

«Что вам ответить? И да, и нет. У меня жена пропала. Ищу-ищу, и никакого следа».

— Если она заблудилась в здешних краях, следа может не остаться, — предупреждает он деликатно.

«Сам об этом думаю. Но она вампир, так что надежда есть».

— Раз так, то пожалуй, — соглашается мой собеседник, — вампиров я не видел, но у меня ограниченный обзор. А оружие вы неправильно держите! Вы так либо руку себе вывернете, либо ногу отсечёте. Поупражняйтесь сперва на дереве, а то голова у меня одна. Хочется, чтобы наверняка.

Я пытаюсь отточить мастерство на ветках и едва не перерубаю ту, что подо мной. Трудно приноровиться к мечу, который едва видно.

«И зачем вы их прозрачными сделали? — расстраиваюсь я. — Неудобно ведь!»

— Это не мы, — поясняет он, — это вы. Оборотня другим не прикончить. А всех прочих меч разит не хуже обычного. Полезная вещь, надо только приноровиться. Но для одного удара вы достаточно обучились, лучше передохните. Ещё свалитесь ненароком! А я уже поверил, что хуже не будет.

«Из чего их изготавливают?» — интересуюсь я, пряча клинок в ножны.

— Зачем вам это? — уточняет он, поколебавшись. — Вы же просили хороших историй.

«Но вам ведь говорить трудно! — вспоминаю я. — Хотите, я вам книжку почитаю? У меня есть с собой, даже с картинками».

— Было бы чудно, — улыбается он слегка растерянно.

«Вы часом не голодный? — соображаю я, перекапывая мешок. — У меня припасы однообразные, но заколдованные. Так что вы меня не обремените. Джема, к сожалению, не осталось. Но есть печенье. Поломанное, правда».

— Не уверен, что питание мне пойдёт на пользу, — сомневается он, — впрочем, и вреда не будет. А попробовать тянет. Совсем забыл ощущение.

Наконец кто-то соглашается со мной отужинать! Особенно ему нравится компот, целую бутылку выпивает. Потом я читаю — вслух, то есть про себя. О поющих мостах между островами, которых никогда не было. О драконах, которые то ли были, то ли нет, но точно летали выше птиц и сверкали в закатном солнце золотой чешуёй.

— Перья, — задумчиво произносит древесный житель, — не чешуя у них была, а перья.

Читать уже темно. Я захлопываю книгу и рассказываю ему, что знаю. А что я знаю? Только про маяк и своё путешествие.

— Это хорошо, — отмечает он, выслушав.

«Что же, — удивляюсь я, — хорошего? По ту сторону один песок и руины. По эту сторону — кровожадные джунгли. Все вокруг умирают, и вы вот собрались».

— Но вы-то не умираете, — возражает он, — вы молоды, влюблены, это и хорошо. Войны нет, опять-таки.

«Я не влюблён», — отвечаю я, потирая шею.

Ранки теперь открываются каждую ночь, приходится прижигать.

«У меня Связь, это когда нет выбора».

— Какая разница, почему любить? — спрашивает он. — И выбора у вас предостаточно, уж поверьте моему опыту.

«На этот счёт с вами глупо спорить, — не могу я не согласиться, — а про любовь расскажете, если не очень долго?».

— Пожалуй, — решается он, — под конец лучшей темы не подберёшь.

Он рассказывает, потом мы болтаем о всякой чепухе, потом молчим, дожидаясь, когда луна окажется за тучами. Потом я наношу тот самый удар. Меч проскальзывает вдоль мёртвой коры, почти не встречая сопротивления. У подножия слышится глухой стук, и я опять остаюсь в одиночестве. Вытираю клинок и плачу. Что за проклятие такое? Стоит мне встретить друга, как я его убиваю!

Оставаться на этом дереве невыносимо, у меня нет желания видеть всё в утреннем свете. Но что решить с похоронами? Нехорошо как-то — голова там, всё прочее здесь… В итоге я вырезаю мечом то, что осталось в дупле. Пытаюсь стащить вниз и чуть не падаю, прежде чем соображаю, что мою ношу можно сбросить. Нашариваю в потёмках голову и начинаю копать яму. Но мечом это делать неудобно, а земля тут чересчур липкая и вязкая. Ну её. Мне приходит на ум затея получше, и я оттаскиваю всё, что собрал, на просеку, к другим костям. Пусть мой знакомый теперь будет не один, а с народом. Одному ему надоело.

Обтиревшись первым снегом, я швыряю камнем в восьминогую — она обнаглела и всё-таки подобралась ближе. Видно, почуяла кровь. Потом я высыпаю из пояса монеты — тяжело нести. Нет, одну подбираю. Обещал же взять на память! Пристёгиваю меч, которого сам боюсь,