Собрание сочинений. Том 4. Красные и белые. Будущее начинали они. Наш колхоз стоит на горке - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда?
– Как?
Отвечает Кикикин:
– Самообслуживание.
Смеются другие – эка ж словечко выдумал!
Вступили деникинцы в город Курск. Вот где мечта, где простор солдату. Юрок, пронырлив, нахален Довмонт Кикикин, сразу видно – сын богача. Пригрозил он винтовкой какому-то портному. Френч, галифе и рубаху сшил за сутки ему портной.
Смотрят солдаты – Кикикин, словно жених, с иголочки.
– Откуда?
– Как?
Отвечает Кикикин:
– Самообслуживание.
Вступили войска в Фатеж. Город Фатеж на пути к Орлу. И в Фатеже куда-то исчез Кикикин. Где-то шнырял, вынюхивал. Вернулся. Смотрят солдаты: сапоги на нем хромовые. Новые. Со скрипом.
– Откуда?
– Как?
Отвечает Кикикин:
– Самообслуживание.
В город Кромы вступила Белая армия. Это рядом совсем с Орлом. Снова простор Кикикину.
Уже в тонкорунной папахе стоит Кикикин.
Доволен солдат-деникинец: и одет, и обут, и желудок всегда набит. Хорошее дело самообслуживание.
Вступили войска в Орел. Снова исчез Кикикин. Ждут его час. Ждут день. Волноваться стали.
Вдруг видят, несется Кикикин.
– Караул! – истошно вопит.
Посмотрели солдаты: нет ни папахи на Кикикине, нет ни сапог. Исчезли френч, галифе, рубаха.
Голым, в чем мать родила, несется к своим Кикикин.
Что же случилось?
Раздели Кикикина солдаты соседней части. Вор дубинку унес у вора. Нередко случалось такое в войсках Деникина. Привыкнув грабить других, деникинские солдаты стали друг друга грабить.
– Верну! Отомщу! – бушевал Кикикин.
И верно, вернул. Для острастки теперь гранатами вдоль и поперек обвесился. Ходит как склад с оружием.
Недолго ходил Кикикин. На первой версте за Орлом погиб. И надо же – на собственной гранате подорвался деникинец. Взорвалась одна из гранат Кикикина.
Поражались другие:
– Сам! На своей гранате!
Вспоминали Кикикина:
– Самообслуживание!
Автограф
Пардон-Халилецкий – пианист, музыкант. Одобрял Халилецкий во многом белых. Хотя знал, что они разбойничают.
– Так время такое, – говорил Халилецкий.
Знал, что казни, что розги для непокорных у них в ходу.
– Фи, – говорил Пардон-Халилецкий. – Я демократ. Я категорически против казней. Розги? Хи-хи, розги – это другое дело.
Считал он, что белые порядок несут России. Лучше они, чем красные. Впрочем, не очень ругал и красных:
– Я демократ, я демократ. Что-то есть и у них хорошее.
Захватили белые город Курск. Отмечали свою победу. На торжественный ужин был приглашен и Пардон-Халилецкий.
Сам генерал Кутепов пришел на ужин. Генералы в зале. Юнкера, офицеры, нарядные дамы в зале.
Играл Халилецкий на фортепьяно. Играл. Старался.
Похлопали дружно ему офицеры. Генералы улыбкой встретили. Дамы кричали:
– Браво!
Кланялся важно Пардон-Халилецкий. Был на десятом небе. Попросил он на память автограф Кутепова.
Пригласили к столу музыканта. Выпил он шампанского. Милое общество!
Хорошо на душе у Пардон-Халилецкого. Дружно кричал с другими:
– Слава Деникину!
– Слава Кутепову!
– Май-Маевскому долгие лета!
Были танцы, затем и карты. Заговорили потом о красных. Не удержался Пардон-Халилецкий. Полез со своим любимым:
– Я демократ, я демократ. Что-то есть и у них хорошее.
Обернулись на эти слова офицеры. Генералы глаза скосили. Посмотрели, как змеи, дамы.
– Что-то хорошее?
Выпил Пардон-Халилецкий шампанского. Море ему по колено.
– Так точно, хорошее, – сказал Халилецкий. – Хи-хи, не секут они, скажем, розгами.
Сказал и этим подал идею. Насупился Кутепов.
– Красный змеёныш! – прошипел генерал какой-то, что-то шепнул кому-то; какой-то полковник куда-то повел глазами; какой-то поручик едва заметно кивнул головой и тихо ответил:
– Есть.
Поманили за дверь Халилецкого. Вышел. Схватили его офицеры. И тут же, как куль, в подвал.
Скрутили, связали, на лавку бросили. Взлетели, как сабли, над Пардон-Халилецким розги.
– А-а-ай! – завопил Халилецкий. – Я пианист! Я музыкант! Я демократ!
– Демократ! – хихикают офицеры.
Взлетают, взлетают розги.
Больше недели отлеживался после этого Пардон-Халилецкий.
Остался на память автограф Кутепова. Один – на бумаге, второй – на теле.
Ромашки
Во время наступления генерала Деникина на Москву в городе Харькове для деникинской армии был организован сбор средств. Объявили в Харькове День ромашки. Лето. Как раз уйма в полях ромашек. Вот и стали их продавать на улицах города. Появились сотни корзин с цветами. Продавцами их были дети. Разнаряженные, разодетые. В матросках мальчики. В бантиках девочки. Сынки и дочери богатых родителей.
Плата за ромашки могла быть любой. Возьми ромашку, а в корзину положи сколько хочешь – хоть копейку, хоть сто рублей.
Сбор от продажи ромашек и поступит в фонд деникинских войск.
Оживились улицы Харькова. Повалили к цветочным корзинам все те, кто против Советской власти, кто за Деникина. Кто рубль, кто два, кто полтину, кто двадцать копеек в корзину бросит. Особенно стараются местные богатеи, обходят один другого.
– Я десять рублей положил!
– Что – десять, я – двадцать!
– Что – двадцать, я – тридцать!
– Что – тридцать, я – сорок!
– Подумаешь – сорок. Я сто положил целковых!
Мальчишка Игнашка, по прозвищу Сверчок, оказался на редкость в тот день смекалистым.
Не в семье богачей появился на свет Игнашка. В железнодорожных мастерских работал рабочим его отец. Соседи по дому, соседи по улице тоже простые рабочие люди.
Спохватились в тот же день на рабочей улице: где же Сверчок Игнашка?!
Мать всполошилась. Отец всполошился. Всем домом пошли на поиски. Лишь к вечеру вернулся домой Игнашка.
Идет, как луна сияет. Держит в руках корзину.
Заглянули в корзину люди. На дне лепестки от ромашек. Рядом целая горка денег.
– Для рабочей кассы, – сказал Игнашка. (Была у рабочих такая касса для общих нужд.)
Догадались люди, где пропадал Игнашка.
А на следующий день притащили соседи газету. И вот тут все без конца дивились. Напечатан в газете снимок. На снимке Игнашка, а рядом с ним генерал Деникин. Ниже подпись, что сам генерал Деникин купил у Игнашки за десять рублей ромашку.
Пригодились Игнашкины деньги. Передали их рабочие из рабочей кассы на нужды харьковским революционерам-подпольщикам.
Долго вспоминали тогда Игнашку:
– Ну и Сверчок! Ну и Сверчок! Деникину всунул, шельмец, ромашку.
Получилось: Деникин на борьбу с Деникиным раскошелился на десятку.
Все ушли
Тяжело для молодой Советской страны сложились дела на юге. Партией большевиков брошен призыв:
– Все на борьбу с Деникиным!
Ваня Заброда, Петя Зимянин и Люба Кубанчик собрались пойти добровольцами в Красную Армию. Явились на сборочный пункт. Отвечают им:
– Молоды еще! Молоды!
И верно: им по 15 лет.
Однако мечтают друзья о фронте, о защите Советской власти.
Представляет Ваня Заброда себя верхом на боевом коне. Вот он лихо на белых скачет. Шашка в руке грозным огнем сверкает. Разбегаются белые.
Петя Зимянин – артиллерист. Старший в батарее.
– Огонь! Огонь! – командует Петя.
Летят снаряды. Точно ложатся в белых.
И Люба Кубанчик мечтает о подвигах. Сумка висит у нее на плече. Красный крест на сумке. Сестра милосердия, сестра милосердная Люба Кубанчик. Вот она с поля боя выносит раненого.
«Сестрица, спасибо», – шепчет боец.
Лежат ребята в травах. О своем мечтают. Ваня Заброда к Пете:
– Стреляешь?
– Стреляю, – признается Заброде Петя.
Петя Зимянин к Ване:
– Скачешь?
– Скачу, – отвечает Ваня.
Вместе они к Любе Кубанчик:
– Спасаешь? Тащишь?
– Тащу, – признается Люба.
Мечтали, мечтали. И вдруг решили:
– В город идем!
– В райком комсомола. Верно!
– Там разберутся.
– Возьмут.
Отправились друзья в райком комсомола. Подходят, встречают ребят, таких же, как они. Тоже о фронте мечтают.
– Закрыт, – говорят, – райком.
– Как – закрыт?
– Почему закрыт?
Подошли к двери. Висит объявление.
Читает Ваня:
– «РАЙКОМ ЗАКРЫТ. ВСЕ УШЛИ НА ФРОНТ».
Растерялись друзья. Огорчение на лицах. А мимо спешат ребята:
– Хотите с нами? Пойдемте. Часть формируется.
И верно, создавалась новая красноармейская часть для борьбы с Деникиным.
Отправились друзья прямо в часть.
– Возраст? – спросили в части.
– Шестнадцать лет, – ответили дружно ребята.
Ваня Заброда для надежности даже сказал:
– Семнадцать.
Посмотрели на них командиры. Глаза у ребят как огонь горят.
– Попробуем, что ли? – обратился один командир к другому.
– Можно, пожалуй, – сказал второй.
Зачислили в красноармейскую часть подростков. Ушли комсомольцы на бой с Деникиным.
Миллион
Гвардейскому полку Белой армии, который первым вступит в Москву, был обещан миллионный приз.
