Собрание сочинений. Том 4. Красные и белые. Будущее начинали они. Наш колхоз стоит на горке - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– За нами не пропадет.
Повторяет, как и они:
– Люди свои – сочтемся.
Важно уселся Габардиносуконский в автомобиль. Важно тронулся к кораблю, к пароходной пристани. Сопровождают его английские богатеи.
Едут автомобили по одной из главных лондонских улиц. Вдруг – что такое?! Нет впереди проезда. Занята улица демонстрантами. Транспаранты над колонной. Читает Габардиносуконский слова на плакатах:
«РУКИ ПРОЧЬ ОТ СОВЕТСКОЙ РОССИИ!»
Поморщился Габардиносуконский. Лондон – и вдруг такое! Поморщились английские богатеи. Дали они шоферам команду объехать демонстрантов соседними улицами. Свернули машины в соседние переулки – в один, во второй, – объехали неприятное место. Снова выкатили машины на широкую улицу. Что такое?! И здесь, и по этой улице, во всю ее ширь идут демонстранты. Транспаранты колышутся в воздухе. Читает Габардиносуконский:
«РУКИ ПРОЧЬ ОТ СОВЕТСКОЙ РОССИИ!»
Снова пришлось объезжать им улицу. Но вот наконец добрались они до пристани.
Стоит у причалов корабль-красавец. Блеском сверкают борта и палуба. Трубы поднялись в небо.
Подкатили машины к корабельному трапу. Вышел из автомобиля Габардиносуконский. Видит, плакат висит на пароходе. Читает Габардиносуконский, читают английские богатеи:
«РУКИ ПРОЧЬ ОТ СОВЕТСКОЙ РОССИИ!»
Забастовали английские докеры. Отказываются они, не хотят для белых генералов в Россию грузить оружие.
Не отправляется пароход. Замер, стоит у пристани.
«РУКИ ПРОЧЬ ОТ СОВЕТСКОЙ РОССИИ!» – всюду видно.
– Руки прочь от Советской России! – на всех континентах слышно.
«Орел и решка»
Два белых солдата, Иван Ворон и Петр Дятел, играли в «орла и решку». Это игра такая. Подбрасывают вверх монету. Пока крутится монета в воздухе, один из играющих загадывает, какой стороной упадет она на землю.
– Решка, – загадывает Ворон.
Летит монета стремительно вверх. Вертится. Вот падает вниз. Вот о землю шлепнулась.
– Решка, решка! – радуется Ворон. – Угадал – значит, выиграл.
Загадывает теперь Дятел. Устремилась снова монета вверх.
– Орел, – произносит Дятел.
Угадал и Дятел.
Весь свой поход от самого Пскова до Петрограда увлекались Иван Ворон и Петр Дятел игрой в «орла и решку». Как только привал, как только в пути остановка, только и слышат соседи:
– Орел!
– Решка!
– Орел!
– Решка!
Играют Дятел и Ворон с увлечением. До дурости, до отупения, до тошноты.
Развернулись бои под Пулковом. Здесь снова, как в 1917 году, при наступлении войск Керенского и генерала Краснова, решалась судьба Петрограда. Не до игры в монету теперь солдатам.
Остановили под Пулковом красные белых. Не пустили Юденича в Петроград. Сами стали теснить Юденича.
Отступают со всеми Дятел и Ворон. Отступают, снова в небо пятак бросают.
А когда белым и вовсе стало под Петроградом худо, решили солдаты устроить гадание. Бросить монету на «жизнь», на «смерть», то есть задумать: быть ли солдатам в бою убитыми, остаться ли после войны в живых.
Бросили вверх монету.
Ворон задумал «орла». Если ляжет кверху «орлом» – останется в живых, если «решкой» – плохи его дела.
А Дятел задумал «решку». Если ляжет монета «решкой», цел, невредим Дятел, если же выйдет она «орлом», то плохи дела Дятла.
Что есть силы метнули солдаты монету вверх. Чуть-чуть не улетела она за облако. Зависла там в высоте, несется стремительно вниз. Вот сажень до земли, вот аршин, вот и пулей о грунт ударилась.
Впились солдаты в нее глазами. Кому же дарует монета жизнь?
Смотрят солдаты – глаза навылет. Но что такое?! Не видят монетных они сторон. В землю вонзилась ребром монета. Вонзилась, застряла. Нет ни «орла», ни «решки».
– Вот это да! – подивился Ворон.
– Вот это да! – подивился Дятел.
Смотрит Дятел на Ворона. На Дятла глазеет Ворон.
– Вот это да! Как же понять? Как же считать?
Гадают солдаты: то ли оба в живых останутся, то ли обоих в списки готовит смерть.
Чем же закончилась их судьба?
Оба в живых остались.
А почему?
Сбежали из войск Юденича.
Сунулся
Илька Маврин с детства был любопытным. В любое дело – нужное, ненужное – сунется.
Как-то сорвался с привязи барский бык Мефистофель. Все – кто в дом, кто в сарай, кто за ворота дубовые спрятались. А Ильку любопытство взяло. Хотел посмотреть, как бушует бык Мефистофель. Сунулся. И был тут же Мефистофелем на рога подхвачен.
Боднул его бык так, что пролетел Илька, как планерист, от лавки купца Заликина до сельской огромной лужи и в лужу лягушкой шмякнулся.
Был и такой случай. Забежал к ним в деревню бешеный волк. И тут тот, кто поумнее, кто в дом, кто в сарай, кто в баню быстрее спрятался. А Илька снова со своим любопытством сунулся. Хватил его волк, едва отходили Ильку. Сельский фельдшер уколы в нужное место ему колол. Колол, приговаривал:
– Не суйся! Не суйся, куда не надо.
Вот и мать:
– Илька, не суйся! Илька, сиди на месте!
Да что ему материнские просьбы, советы, наказы. Устроен, видимо, Илька так, что в любое дело – нужное, ненужное – не может не сунуться.
Село их, Большое Кузьмино, находилось недалеко от железнодорожной станции Александровская.
Красные взяли Детское Село и теперь наступали на Александровскую.
Белые отходят под огнем красных. И тут кто-то из белых офицеров вспомнил, что в одном из боев они захватили в плен раненых красноармейцев.
– Волоки красных! – дана команда.
Решили белые сделать из пленных живой заслон.
Пригнали пленных. Поставили перед собой. Пригнали сюда и нескольких кузьминских крестьян. Сунулся было Илька. Хотел посмотреть, как белые отступают. Белые Ильку за шиворот – и в общий строй.
Отходят белые, гонят рядом с собой заслон. Прикрылись от пуль и снарядов красных.
Ступают пленные. Ступает Илька. Что там бешеный волк, что там бык Мефистофель – смерть смотрит своими глазами на Ильку.
Погиб бы, наверное, Илька, погибли бы, наверное, все, да красные командиры заметили мальчика. Сообразили красные, в чем дело. Прекратили огонь.
Прекратился огонь. Отступают без потерь белые. По-прежнему не отпускают от себя, прикрываются пленными красноармейцами.
– Стреляйте, стреляйте! – кричат пленные красноармейцы нашим.
Не стреляют красные. Не хотят, чтобы вместе с белыми и свои погибли.
И вот тут кто-то из пленных нашелся:
– Ложись!
Упали на землю люди, открыли белых. Видят красные командиры: открыты белые, дали команду снова начать огонь, дали команду идти в атаку. Побежали в атаку красные. Побежали от красных белые.
Поднял Илька голову – жив, здоров. Рядом видит, белый солдат убитый, винтовка валяется. Схватил ее Илька. Поднялся в рост. И вот он в рядах атакующих.
– Илька!
– Илька, не смей!
Да где уж! Мчит с винтовкой вперед, как ураган, мальчишка. Устроен, видимо, Илька так. Не может мальчишка торчать в последних. В первые рвется Илька.
Дородный
Красноармейцу Артему Дородному не досталось винтовки. Подшучивают товарищи над Дородным (а надо сказать, он не только своей фамилией, но и внешним видом был человек представительный):
– Дородный – и вдруг без винтовки.
Много новых бойцов во время наступления генерала Юденича влилось в Красную Армию. Многие поднялись тогда на защиту красного Петрограда. Не хватало винтовок. Безвинтовочным Дородный в роте был не один.
Посмотрел командир на Дородного, на тех, которые, как и Дородный, стояли в строю без винтовок, сказал:
– Придется в бою добыть. – Добавил: – Отбил – получай. Считай, что собственность.
Выдали безвинтовочным пики, сабли. Досталась Дородному сабля. С саблей и стал воевать.
Недалеко от Детского Села находилось Красное Село. Взяли наши Детское Село, начали борьбу за Красное.
Здесь, севернее Красного Села, и действовала стрелковая рота, в которой сражался красноармеец Дородный.
Наступала рота не в лоб, не с открытого места, а заходила противнику вбок, укрывалась оврагами.
Дородный на ногу быстрый. В первом ряду оказался. Идет, саблю словно ружье, несет.
– Да не стрельнет она, не стрельнет! – смеются бойцы.
– А вдруг стрельнет, – отвечает Дородный.
И вправду «стрельнула» сабля.
Около Шунгорова овраг разошелся на два рукава. Взяли бойцы правее, а Дородный свернул налево. Свернул, пробежал шагов тридцать, поднялся из оврага и вдруг вышел с тыла к артиллерийской батарее белых. Смотрит Дородный – четыре пушки. Смотрят белые – красный боец перед ними. Не ожидали белые удара с тыла. Да и не думали, что вышел на батарею всего лишь один Дородный.
– Спасайся! – кто-то из белых крикнул.
Бросились белые от батареи. И всё же одного из них успел Дородный достать своей саблей.
Прошла минута, вторая, подбежали к этому месту другие бойцы. Смотрят, а батарея уже взята.
Стоит Дородный, на саблю, как на трость, опирается. Выходит, что с одной саблей взял целую батарею.