Испытание - Николай Карташов

Бусыгин был обрадован доверием парткома. Немного беспокоила мысль о предстоящей поездке в далекую страну, к совершенно незнакомым людям, языка, обычаев и нравов которых вовсе не знает.

«Ничего, — рассуждал Николай Александрович, — все образуется. С рабочим человеком, где бы он ни был — на этом ли или на другом краю света — общий язык найти можно. Научимся и по-арабски разговаривать».

…В ОАР Бусыгин летит вместе с женой и шестилетним сыном Сашей. В Каире, в торгпредстве, встретил Фазыла Какамбаева, советского торгпреда, милейшего, доброго человека лет шестидесяти, немного грузноватого, но очень живого и подвижного.

Какамбаев вводит в курс дела.

— Ты, Бусыгин, какие языки знаешь? Русский — понятное дело. Чуть-чуть английский? Хорошо! Какой у тебя характер: терпеливый, спокойный? Прекрасно! А на пальцах разговаривать умеешь? Золотой ты человек, товарищ Бусыгин, самородок: все ты умеешь. — А потом с лукавинкой, как бы невзначай: — А какие машины знаешь? — И, выслушав ответ Бусыгина, что, кроме машин с челябинской маркой, знает тракторы минские, харьковские, волгоградские и другие, торгпред совсем повеселел. — Поедешь, товарищ Бусыгин, в Александрию, сначала в Александрию. А уж потом в Асуан. Займешься строительством ремонтной мастерской в Александрийском районе. Устраивайся, осмотрись… Изучай арабский язык. Пока как быть? Так ты же сказал, товарищ Бусыгин, что умеешь разговаривать на пальцах! — И Фазыл Какамбаев заразительно смеется.

Александрия — морские ворота страны. Ей более 2300 лет. Когда-то город славился одним из «семи чудес света» — маяком на острове Фарос. Здесь в наши дни закончилась бесславная карьера последнего египетского короля Фарука.

В этот знойный летний день жизнь в Александрии бурлила.

Как говорили Бусыгину, летом двухмиллионное население города почти удваивается за счет приезжих, ищущих морскую прохладу.

Но Николай Александрович этой прохлады не ощущал. Ему было непривычно душно, жарко. Но долго разбираться в своих ощущениях и самочувствии было некогда: надо приступать к работе.

…Оборудование лежит навалом у площадки будущей мастерской. Резкий ветер несет мелкий, колючий песок. Жарко. Двенадцать молодых египтян одеты в национальную одежду — черные халаты (галабеи). На голове у каждого — белая чалма. Двенадцать пар настороженных черных глаз внимательно смотрят на светловолосого русского, обливающегося потом.

— Ну, начнем? — не очень твердо спрашивает Бусыгин. В ответ — молчание. — А ну, хлопцы, ко мне! — И Бусыгин манит египтян к себе — подходите, мол, смотрите. Подходят, смотрят. Николаю Александровичу становится еще жарче: до чего же трудны эти первые шаги на «дипломатическом поприще!» Но все-таки постепенно осваивается. Находит общий язык. Бусыгин разравнивает песок и прутком чертит: здесь будет стенд, здесь — покрасочная. Показывает — как взяться за дело, с чего начинать.

— Понятно? — спрашивает. — А ну, делай, как я.

И двенадцать молодых арабов делали так, как этот большой, сильный, улыбчивый русский. Построили стенд для обкатки двигателей, мойку, покрасочную. Начали прибывать машины для ремонта.

Бусыгин не только учил парней мастерству, он стремился понять их, установить душевный контакт. Ведь их надо научить делу. Все они пришли из разных мест — кто из порта, кто из деревень, некоторые совсем неграмотные. Но это были вовсе не забитые люди, нет. В каждом жило чувство достоинства.

Был среди учеников Бусыгина молодой араб Ахмед Фавзи, красавец, богатырь, очень смышленый. Все на лету хватал — название деталей, приемы работы, повадки Бусыгина. Удивительно быстро усваивал русский язык.

Под вечер, когда спадал зной, сидят, бывало, в палатке и тихо переговариваются с Ахмедом, мешая арабские и русские слова.

— Из тебя бы, Ахмед, хороший инженер вышел, отличный инженер, у тебя — талант.

— Та-лант, — повторяет Ахмед. — Ин-же-нер… Ты — инженер? — тычет пальцем в грудь Бусыгина.

— Нет, я только недавно вечерний техникум кончил. Не смог учиться в институте — война помешала. Война. Фашисты. Понял?

Ахмед понял, он знает, что такое война, его родина — в состоянии войны, все время в напряжении, в боевой готовности.

— Вой-на, — грустно говорит Ахмед. — Плохо война.

— Чего уж там хорошего! И все равно — родину надо защищать.

— Ро-ди-ну…

— Да, родину. Самое святое. Мы вам поможем, Ахмед. Поможем. Понял?

— Да, да, русский поможем араб. Понял, Ахмед понял.

— Вот и хорошо, что понял.

Ах, если бы не томительная жара, не пыльные бури! Ветер и пыль, словно наждаком соскребают с машин краску, и они остаются «лысыми». Но это все «издержки производства». А главное — рос дружный коллектив, умеющий делать дело. Ремонтировали машины, обкатывали их, испытывали. Каждый из двенадцати парней научился водить трактор, стремясь подражать Бусыгину.

Так продолжалось три месяца. Потом наступила осень, и сразу опустели пляжи и места отдыха. И тогда Бусыгин особенно остро почувствовал, что Александрия — город-труженик, город докеров, судостроителей, металлургов, нефтяников. Город стал ему ближе и понятнее.

Работа пошла слаженнее и продуктивнее. Прошла некоторая неуверенность, которая тревожила совсем недавно.

«Двенадцать апостолов», как в шутку Бусыгин называл своих друзей, уже многое понимали и умели.

Когда через год расставался с ними, грустил, тяжело вздыхал. И парни горевали.

Сыну Сашке исполнилось семь лет — ему надо было идти в школу. А школа была одна — в Каире, в советской колонии. В ней учились и болгарские, и чешские, и польские дети.

В столице Николай Александрович прожил всего несколько дней, не обошлось без приключений.

Как-то собрался с сыном посмотреть чудеса древнего города и вдруг гости — пришли египтяне, спрашивают: нельзя ли поговорить с «механиком господином Бусыгиным».

— А кто вы такие, кто вас ко мне направил?

Оказывается, это рыбаки, а направил их к Бусыгину судовой механик, который учился в Александрии в «школе господина Бусыгина».

— Так, ясно. А в чем дело?

Просьба необычная: на рейде встало рыболовное судно, и все попытки команды запустить мотор остались безуспешными. Вся надежда на русского механика.

— Да я никогда не имел дело с судовыми двигателями.

— Русский механик все умеет, мы это знаем.

Ну, как откажешь, когда рыбаки с такой надеждой смотрят на него!

— Что ж, поехали.

ОАР — страна одной реки. Миллион квадратных километров площади — почти две Франции или три Польши, и всего одна река — Нил.