Анастасия. Вся нежность века (сборник) - Ян Бирчак

– Да, конечно, но на корабле. Ждите меня на корабле. А сейчас идите, быстро!

Но Анастасия не слушает его, берет обеими руками его лицо – она тоже умеет быть решительной – и твердо произносит:

– Нет!

– Анастасия Николаевна, ваше императорское высочество, поймите меня, я обещал вашему отцу, своему государю, что буду заботиться о вашей безопасности, сколько смогу. И никогда не оставлю вас. Мне здесь необходимо завершить некоторые ничтожные деловые формальности. Прошу вас, идите на корабль! – Он говорит спокойно и решительно и отнимает ее руки от своих щек.

Но Анастасия запястьем, там, где заканчивается тонкая кружевная кремовая перчатка с расстегнутой перламутровой пуговичкой, нарочно касается его губ.

Он издает глубокий вздох, почти стон, и, закрыв глаза, на мгновение задерживает ее руку. Когда он открывает глаза, в них уже нет прежней решимости, одна мольба и нежность.

Внутренним чувством он предвидит свою обреченность и понимает, что больше между ними никогда ничего не будет. В последний раз он смотрит на нее.

– Настя, Настенька, жди меня, – шепотом, как заклинание, как последнюю свою зацепку в этой жизни произносит он, не целуя, но только трогая губами ее запястье.

И она, уже уходя, тоже как заклинание, как обещание, как утешение самой себе, оставляет ему прощальный шепот:

– Я дождусь, конечно, я дождусь…

У него уже нет времени даже проводить ее взглядом, он сразу резко оборачивается по направлению к тем двоим, которых ни на секунду не упускал из виду.

Они видели сцену прощания и быстро, перебежками, приближаются по проходу между ящиками и контейнерами.

Ильницкий отскакивает в сторону, занимает удобную позицию и передергивает затвор…

Перестрелка в порту

По утреннему шоссе, еще мокрому от ночного дождя, все так же надсаживая мотор, приближается к городским окраинам знакомый ночной автомобиль с пробитым пулей ветровым стеклом. Он движется неровно, петляя, местами то теряя скорость, то вновь набирая ее.

Вскоре мы видим, как, обгоняя редкие в это раннее время другие машины и конные экипажи, автомобиль выезжает на длинную прямую улицу, ведущую прямо к порту.

Для Ильницкого самое главное теперь – во что бы то ни стало не позволить кремлевской парочке проникнуть на корабль с Анастасией, пока тот не отошел от пристани, перекрыть им подходы к трапу. Князь вполне осознает, что интересует чекистов лишь в связи с Анастасией, их основная задача – уничтожить княжну как возможного свидетеля расправы над царской семьей и как прецедент для престолонаследия.

Мы видим, как в складском лабиринте между нагромождением ящиков и контейнеров мечутся тени, и не знаем, кто первым начал стрелять. Но вот мы различаем князя, он короткими перебежками старается перекрыть им путь к причалу, укрываясь то за одним, то за другим контейнером. Преследователей двое, и это усложняет его задачу: нужно внимательно следить, чтобы кто-то из них не пошел в обход, в то время как другой будет удерживать князя беспорядочной стрельбой.

Кроме того, полковнику приходится беречь патроны. Хорошо осознавая свое преимущество, противники держатся уверенно, порой пренебрегая осторожностью, не экономя патронов.

Задевая изредка за металлическую обшивку контейнеров, пули высекают сноп искр и издают резкий скрежещущий звук. Вот в одном из ящиков что-то разбилось, возможно, бутылки с вином, и на землю полился темный густой поток. Ильницкий инстинктивно отшатывается, и тут его задевает шальная пуля и отбрасывает на ящики.

Одновременно мы видим, как с другой стороны к дебаркадеру подъезжает тот самый автомобиль с пробитым передним стеклом. Он наконец останавливается и замирает. Оттуда долго-долго никто не выходит. Затем медленно открывается дверца и косо повисает в воздухе. Ветер раскачивает сломанную дверцу, она скрипит и глухо хлопает о борт автомобиля. С переднего сиденья сползает генерал Сазонов и неловко падает на асфальт. Но он все-таки находит силы подняться, зажимая рукой рану в плече. Прислушиваясь к стрельбе, которая звучит здесь приглушенно и неразборчиво, генерал взводит затвор пистолета и направляется на звук выстрелов.

Ильницкий прижался к контейнеру и пытается разобраться со своей раной. Пуля попала ему в левую руку выше локтя. Это первая серьезная рана. На лбу начинают выступать крупные капли пота. Князь срывает с себя смокинг и остается в белой бальной рубашке с выстроченным пластроном на груди. Левый рукав быстро напитывается кровью, но князь уже не обращает на это внимания, заниматься перевязкой ему некогда. Он собирает все силы, чтобы задержать чекистов. Временами он оглядывается назад, опасаясь, что кто-то из двоих может его обойти.

Пока идет перестрелка на причале в пакгаузах, мы слышим первый длинный гудок с парохода. Слышит его и князь, он откидывается спиной на ящики, передыхает, и на лице его появляется удовлетворенное выражение – осталось еще совсем немного продержаться, и Анастасия будет в безопасности.

В это время в толпе на пристани, там, где кипит многолюдье, Анастасия медленно, очень медленно, постоянно озираясь и оглядываясь, с маленькой сумочкой в руке приближается к трапу.

Князь этого не может видеть, все его внимание, все его силы направлены на то, чтобы не дать тем двоим настигнуть Анастасию или пробраться на корабль. Стрельба по-прежнему идет из трех точек – значит, все еще живы.

Но вот в грязном, темном проходе князь как бы спотыкается, будто что-то толкает его в спину и, замерев на мгновение, начинает оседать прямо в лужу. И пока он падает, оттуда, из-за спины, раздается еще несколько выстрелов, каждый из которых сотрясает тело князя или выбивает в луже фонтанчики.

Пистолет выскальзывает из пальцев, князь падает навзничь, раскинув руки. Он мертв.

Вода в луже быстро буреет от крови, кровь начинает проступать уже и на груди от сквозных ранений.

Вверху над ним по обе стороны стоят, расставив ноги, Багаридзе и Васяня. У Васяни, как когда-то в 1917-м, снова грубо перемотана белой тряпкой в розоватых пятнах крови кисть руки. Капитан держится за бок, но, скорее всего, он лишь легко ранен и вполне боеспособен.

– Готов, сволочь белогвардейская! – произносит он с удовлетворением над распростертым телом князя и посылает вниз плевок. Поворачивается к примолкшему Васяне:

– Что раскис, стоишь тут столбом? Бежим быстрей, а то опоздаем! – Оба делают несколько быстрых движений, удаляясь от князя.

И тут позади них чисто, звонко и пронзительно начинает играть брегет. «Боже, царя храни!» хрустальным прощальным звоном поет брегет. Багаридзе и Васяня на миг оторопело приостанавливаются. Брегет играет как ни в чем не бывало.

Васяня, оказавшийся чуть впереди, застыл не оборачиваясь, казалось, всем нутром слушая мелодичный бой часов. Капитан бросает ему на ходу:

– Обожди минуточку! – и делает несколько решительных шагов назад.

Васяня стоит по-прежнему, застыв как истукан.

Раздается звонкий одиночный выстрел, и сразу же брегет издает свое последнее «дзынь!».

Затем слышится нервная беспорядочная стрельба – это Багаридзе никак не может остановиться и палит в упор по брегету на груди у князя.

Покончив с брегетом, он забегает несколько вперед от Васяни, который все еще стоит, как всегда, прислонившись плечом к контейнеру, и тупо разглядывает свою перевязанную тряпкой руку.

Капитан зло бросает Васяне:

– Что ты, лапоть, все возишься! Упустим ее к черту!

– Эт точно, как пить дать упустим! – рассудительно и веско соглашается Васяня, оставив в покое свою руку и выходя из оцепенения.

Багаридзе, уловив необычные настораживающие интонации в голосе Васяни, резко останавливается и поворачивается к нему всем корпусом, но готовые вырваться слова застревают у него в горле.

Васяня совершенно неожиданно с нескольких шагов в упор стреляет в грудь Багаридзе. У того круглеют от удивления глаза, и он падает с одного выстрела замертво неподалеку от князя.

Васяня некоторое время стоит и, покачиваясь на носках, смотрит на лежащие перед ним на мокрой земле неподвижные тела. Наклоняется над князем и складывает у него на груди раскинувшиеся руки.

С корабля доносится второй гудок. Васяня прислушивается, подняв голову, затем спокойно вытирает полой пиджака свой пистолет, прячет его в какую-то щель и поворачивает назад, к выходу из туннеля, медленно, вразвалочку, удаляясь от пристани.

Становится слышен вой полицейских сирен.

Анастасия не может знать, что происходит на пристани. Медленно, отрешенно поднимается она по трапу, здесь застает ее второй гудок, а немного погодя переливчатый вой полицейских сирен. Она оборачивается, вытягивает шею, приподнимается на цыпочки. Некоторые пассажиры и провожающие тоже из любопытства оборачиваются на вой полицейских машин. Анастасия не может видеть со своего места, что происходит на другом конце пристани, но это видим мы.