Анастасия. Вся нежность века (сборник) - Ян Бирчак

Как, неужели все это впустую, и нам, земным гастарбайтерам, не предусмотрено достойных компенсаций? Да можно ли посягать на такое? Колебать основы?

И я уже слышу за собой топот многоглавых толп, вижу перекошенные лица, гневно вздымающиеся руки, тянущиеся скрюченные пальцы – а подать ее такую-сякую сюда на расправу!

Только очень сильные люди способны строить свои взаимоотношения с мирозданием без соблазнительной морковки, подвешенной впереди.

Так что, там таки ничего нет, кина не будет, можно расходиться?

А куда?!

А там – другое.

«Поскольку опыт своего существования мы представляем как всецело жизненный (и если допускаем возможность послежизненного бытия, то как наступающего именно после жизни), мы невольно мыслим в понятиях жизни и то, что совершается во внежизненной сфере и обладает соответствующими внежизненными качествами» (В. Федоров, «Слово как бытие»).

Да, не под силу нам, грешным, оторваться от привычного. Нам ведь если черти поганые – так чтоб с мордой алкаша из соседнего подъезда, а если ангелы небесные – так все в рюшечках и кружавчиках и в мелкие цветочки по розовому полю. И чтоб бегали вокруг нас с тимпанами и кимвалами, но лучше – с осетринкой на подносе.

Все, что вне материальных категорий, для нас как бы не существует вовсе, потому что в наших понятиях существовать не может. И сколько бы ни было запредельных реальностей, для нас они все едино – смерть.

– Скушно жить на этом свете, господа! – вздыхал автор «Мертвых душ». На этом – пожалуй, скушно. Да ведь, поди, и у вас там, Николай Васильевич, нутром чую, тоже не оперу-буфф дают. Ох, еще взвоем мы с вами от этой вечной жизни, а деться-то некуда… Vita, конечно, brevis, да ведь материя-то вечна. А уж тонкая материя – вещь вообще непостижимая. Она же – энергия, она же – время, она же – пространство, она же – Дух, она же – et caetera, et caetera, et caetera…

In fine

Обручальное кольцо прабабушки Розалии, где с внутренней стороны глубоко врезаны инициалы «R.-D.», никто после нее не надевал. Даже в страшные голодные годы, когда, спасая детей, продавали с себя все, вплоть до белья, оно никому не подошло – еще слишком тонки и миниатюрны были пальчики юной панны Бицкой, когда прадед впервые примерял его своей невесте. С возрастом она и сама сняла его с располневшей руки.

А кораллы, что когда-то живым горячим светом рдели на ее груди, что оберегали своей неведомой силой их с Дамианом в самые крайние, поворотные мгновения судьбы, – они и сейчас на мне. Тусклые и выцветшие, они ждут прикосновения новой жизни.

Но мне пока некому передать эту нить. Еще не родилась девочка Анечка, Анна, Антуанетта, у которой над виском, над изогнутой собольей бровью будет трепетать от дыхания моя светлая прядь.

Анна, Анечка, Антуанетта, что ждет тебя? Ты возьмешь все прожитые нами жизни и как пламя понесешь свою. Она будет долгой, твоя жизнь. А счастье? Когда светлая прядка станет неразличимой в седых волосах, ты уже не спросишь об этом.

Счастье – это птица, которая парит высоко в небе.

Над нами…

Братислава – Донецк

Примечания

1

Кракелюр – трещина красочного слоя или лака в произведениях живописи.

2

Пейзанка (фр. paysanne – крестьянка) – идиллический образ крестьянки в художественных произведениях конца XVIII и начала XIX вв.

3

Хунгуз (кит. – краснобородый) – член организованной банды, действующей в Северо-Восточном Китае, на Дальнем Востоке, в Монголии во второй половине XIX – первой половине XX ст.

4

Гранчак – граненый стакан.

5

Ненюфар (лат.) – растение водяная лилия, цветок белый или желтый.