Шутки старых дев - Дарья Калинина

Затем я пошла взглянуть на новую дверь, которую папа ставил собственноручно. Папа у меня башковитый, чертит всякие инженерные сооружения, и они стоят десятилетиями, но, честное слово, дверь ему лучше было бы поручить кому-нибудь другому. Ставил он ее уже часов пять, шум стоял на весь дом, а дверь все упрямилась, новые замки тоже проявляли норов. К полуночи дверь все-таки была установлена, но при этом между ней и косяком образовались странные щели, в которые при желании можно было засунуть ломик или даже подложить бомбочку. Последний факт меня смущал более всего. Но мы все дружно решили, что Слава вернется с ночной смены и все исправит, хотя папе мы, понятное дело, об этом не сказали.

А с Инкой было неладно. В два часа ночи она все еще домой не вернулась, в три и четыре – тоже. Зато в пять часов мне позвонили и поинтересовались, знаю ли я ее. Я сказала, что знаю, потому что меня всегда учили говорить правду.

– Она просила вам позвонить, – вещала в трубку какая-то взволнованная женщина. – Мы нашли ее на Мурманском шоссе, она лежала на дороге, а ваши телефоны были у нее в записной книжке.

Затем в трубке послышались какие-то помехи, и связь прервалась. За это время я успела сообразить: если Инка просила мне позвонить, то, скорее всего, она жива. Иначе было бы странно. После этого я почему-то заволновалась еще сильней и с трепетом начала ждать повторного звонка, который бы мне объяснил, почему Инка ранним утром разлеглась на шоссе вместо того, чтобы спать у себя дома. Звонка не последовало, и через полчаса до меня дошло, что Инка, похоже, пострадала из-за наших с ней проделок. Думать так было очень неприятно, и чем дольше я думала, тем неприятнее становилось. К тому времени, как рассвело, я окончательно пришла к выводу, что мне надо сматываться из города. Но сначала неплохо было бы повидать Инку, чтобы забрать ее с собой, если это возможно. Все-таки вдвоем веселей.

Я тут же принялась обзванивать больницы, чтобы выяснить, в какой лежит Инка. Но не успела я обзвонить и половину списка, как Инка объявилась собственной персоной у меня на пороге.

– Меня с того света вытащили, – сообщила она.

Для вернувшейся с того света выглядела она неплохо, только голова была обмотана толстым слоем бинта. И вот с этой головой у нее явно что-то случилось, потому что прямо с порога она предложила мне ехать с ней в монастырь.

– Куда? – вытаращилась я на подругу.

– В монастырь, – с невозмутимым видом повторила Инка. – Куда во все века стремились обиженные и скорбящие.

– Ну хоть в мужской? – с надеждой спросила я, но Инка сурово покачала головой.

В мужской она ехать отказывалась, потому что греха боялась. С ней явно что-то произошло.

– Может, перед монастырем ты немного подлечишься? – нерешительно проговорила я.

– Я много думала и поняла, что все мои несчастья от мятущегося духа, а его в больницах не лечат, – поведала Инка и добавила:

– К тому же в больнице меня мигом найдут.

В этом уже был какой-то смысл, но все-таки я спросила:

– А как же Наташка и Люся?

– Люсю можно взять с собой, а Наташку пристроить к кому-нибудь из наших одноклассников. Я уже почти договорилась со Светкой. У нее у самой ребенок, так что ей все равно. А из города мне уехать срочно надо.

У меня была та же ситуация. Я поведала подруге о своих проблемах, а она поделилась своими. В общем, мы поняли, что монастырь – самое для нас подходящее место. Оставалась, правда, маленькая неясность: пустят ли нас в этот монастырь, который нам так нужен? Но этот вопрос Инка предложила урегулировать на месте.

– Не смогут они нас выгнать на ночь глядя, – твердила Инка. – Им их вера не позволит.

Я высказалась в том смысле, что на ночь глядя, может быть, и не выгонят, а вот с утра пораньше – вполне могут.

– А мы скажем, что денег у нас нет. Женщины знаешь какие экономные, они не захотят дать нам денег на дорогу просто так, а потребуют, чтобы мы отработали, а мы уж постараемся растянуть эту отработку подольше, – развеяла мои сомнения Инка.

Оставалась лишь проблема дороги. Экскурсия, какие в избытке предлагают в храмах нашего города, отпадала. Там стоимость обратного проезда входила в билет, и всех экскурсантов заталкивали в автобус по счету. Но, с другой стороны, мы знали не так уж много женских монастырей, хотя и предполагали, что в Иерусалиме должен быть хотя бы один, но туда – далековато. В итоге мы сошлись на Пюхтинском женском православном монастыре, который располагался в Эстонии. Вообще-то он находился почти на границе, но только почти. Поэтому мы решили ехать туда на автобусе вместе с паломниками, но в монастырь не идти, вернее, идти, но после окончания экскурсии спрятаться где-нибудь и дождаться отъезда нашего автобуса.

– Надо сходить на подворье, и там нам расскажут про ближайший автобус, – сказала я.

Инка вытаращилась на меня, и стало совершенно ясно: слова «подворье» в ее словаре не было, а если оно и имелось, то в каком-то ином значении.

– И где это? – осведомилась Инка.

– На Петроградской стороне, на берегу речки Карповки, – просветила я подругу. – Что-то типа филиала монастыря в больших городах или просто городах.

– А-а... – с облегчением вздохнула Инка, сообразив, что не надо ехать куда-то за город и разыскивать там среди весенней распутицы таинственное подворье. – Теперь понятно. Ты и сходишь.

Идти мне решительно не хотелось, но пришлось, так как я понимала, что Инкина забинтованная внешность вызовет ненужные вопросы и подозрения. Встретили меня там ласково, билеты продали и время отправления автобуса сказали. Ехать предстояло на следующий день. Мы бы поехали сразу же, но все места оказались заняты.

Тем временем толстячок-майор, наш хороший знакомый, сидел у себя в кабинете, ел булочку с сосиской и размышлял о том, как бы ему похудеть. Собственно, худеть ему вовсе не хотелось, но страшно хотелось повышения, а в этом, он был уверен, ему страшно мешала его внешность и фамилия. Собственно, внешность плавно вытекала из фамилии – Жирков. Из-за нее процесс знакомства всегда представлял для майора настоящую муку. Словами не описать, какие страдания доставляла ему эта фамилия. Вечно его дразнили «жирдяем», а то еще и похуже; и даже ласковые прозвища, которыми его одаривали влюбленные девушки, а потом и жена типа: «пончик мой жирненький», «поросеночек» или «пухлячок», заставляли бедного майора ежиться. И на службе Жиркову приходилось постоянно ловить на себе взгляды начальников, в которых явственно читалось следующее: такую морду не отъесть на одну милицейскую зарплату...

Сегодня к обычным неприятностям майора прибавилась еще и необходимость создать видимость хоть какой-нибудь деятельности по раскрытию убийства, произошедшего у него на участке. Майор занимался им уже пятый день и чувствовал, как постепенно начинает ненавидеть всех, кто был к нему хоть как-то причастен. Но больше всего майору доставалось от семейки, обнаружившей труп. Все они несли полную околесицу и вдобавок изводили просьбами приставить охрану к их дочери, внучке и племяннице. Делать этого майору не хотелось по двум причинам: во-первых, он не верил ни в каких киллеров у себя на подведомственной территории; а во-вторых, в отличие от своих коллег, был убежден, что это чисто бытовое убийство. Однако бытовые преступления расследуются легче всего, когда имеется много действующих лиц. Кто-нибудь обязательно проговорится, но в этот раз майору не повезло, он наткнулся на глухую стену непонимания. Да, убитую все дружно ненавидели, но убивать ее тем не менее, по словам очевидцев, в ближайшие годы никто не собирался.

– Руки марать о такую противно, – выразила общее мнение бойкая старушка, доводившая майора до умоисступления своими бесконечными просьбами обеспечить охрану внучке.

К тому же единственная свидетельница, с которой бедный майор мог общаться без нервного колотья в боку и резей в желудке, заявила, что она вынуждена выехать на неопределенное время из города, якобы по служебной командировке. Майор, понятное дело, навел справки. В институте, где работала главная свидетельница, подтвердили ее слова, но она там была вторым человеком после директора, попробовали бы они не подтвердить, живо бы с работы вылетели.

В конце концов майор решил, что ее поездка – очень даже полезна для следствия. Вдруг эта дамочка, доктор наук, на самом деле никакой не доктор наук, а маньячка. Может, именно теперь, по весне, она и начнет приканчивать всех направо и налево? Ведь всем известно, что в весенне-осенний период родственникам психически больных людей следует остерегаться ухудшения их состояния. Конечно, ученая дамочка не производила впечатления больного человека, наоборот, она выглядела самой нормальной в семье, но именно это и настораживало майора. Поэтому он позвонил в Пензу и попросил тамошнего своего знакомого сообщить ему незамедлительно, если тот обнаружит какие-то загадочные события в своем городе за то время, что там будет пребывать эта командированная дама.