Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу - Коллектив авторов

Меньше известно о тех уловках, к которым, если верить графу Кобенцелю, прибегали Павел Петрович и оставшийся в Петербурге граф Панин, чтобы обмениваться доверительными посланиями. Один из информаторов австрийского посла рассказывал: для начала кто-нибудь из путешествовавших с великокняжеской четой слуг писал письмо такому же простому человеку и вкладывал в него письмо от другого слуги к такому же адресату-простолюдину, и так шесть раз. Только седьмое письмо в этой эпистолярной матрешке оказывалось посланием цесаревича к бывшему наставнику. Но, несмотря на все ухищрения, заветное послание было обнаружено и легло на стол императрицы. Оно не содержало ничего, кроме общих сведений о своем добром здравии и заверений в искренней дружбе и доверии. Тем не менее, это лишь укрепило императрицу в худших подозрениях, что именно Панин отговаривал ее сына от европейского турне{293}.

Что касается упомянутых Екатериной «издержек» венского двора, еще летом Иосиф II поставил президента Казенной палаты в известность, что «приезд в Вену русского великого князя с великой княгиней потребует незапланированных расходов […] посему информирую вас заранее, чтобы вы обеспечили глав Чешско-Австрийской придворной канцелярии и Придворного военного совета кредитом в достаточном объеме»{294}. Сводную ведомость всех расходов обнаружить не удалось, но и сохранившиеся в архиве Придворной казенной палаты счета, расписки и квитанции дают некоторое представление о затраченных суммах. Граф Хотек получил из казны 500 дукатов, из которых 38 по окончании миссии сдал под расписку обратно{295}. Обер-гофмейстеру графу Францу Розенбергу (1723–1796) было выписано в общей сложности 36 тыс. гульденов. (К сожалению, в документах отсутствует спецификация расходов.) После отъезда русских гостей Казенная палата еще в течение нескольких месяцев возмещала расходы местному населению (главным образом, за изъятых лошадей){296}.

4 января гости покинули Вену, чтобы через Винернойштадт, Грац и Триест отправиться в Италию. Впереди их ждало долгое и утомительное путешествие. Они вернутся в Вену в октябре 1782 г., объехав пол-Европы. Казалось, что их больше ничего не могло удивить в этом городе: ни картины в Бельведере, ни оперы Глюка в Национальном театре. Великий князь и великая княгиня спешили к сыновьям, жаждали отдохнуть от бесконечной череды приемов, балов, визитов, увеселительных прогулок.

Важнейшим внешнеполитическим итогом пребывания наследника престола в австрийской столице была новость о том, что несколькими месяцами ранее в Петербурге его мать заключила с Иосифом II тайный оборонительный союз{297}. Хотя как это могло быть для Павла секретом, если в подписании альянса участвовал Н. И. Панин. Цесаревич не пытался скрывать, что не согласен с внешнеполитической доктриной матери. Позднее Леопольд напишет старшему брату о беседах с русским гостем: «Он не скрыл своего неодобрения […] всякому увеличению монархии и без того очень обширной и нуждающейся в попечении о ее внутренних делах. По его мнению, стоит оставить в стороне все бесполезные мечты о завоеваниях, которые служат только к приобретению славы, не доставляют истинных выгод, а только ослабляют государство»{298}.

Во время пребывания великокняжеской четы в Терезианской академии их приветствовали стихами, в которых русско-австрийские отношения представлялись как цепь братских объятий монархов: от Петра I с Леопольдом I до Павла Петровича с Иосифом II. В заключение выражалась надежда, что когда-нибудь Александр и Константин продолжат дружеское общение с потомками австрийского императора{299}. Однако, как известно, между цесаревичем и Иосифом не установилось дружеских, доверительных отношений{300}, в XIX же столетии два двора, преследовавших противоположные интересы, не раз разделяли недоверие и подозрительность.

Незабываемым впечатлением в умах и сердцах русских гостей осталась та уникальная познавательная и культурная программа, которую для них подготовил их новый союзник. Мария Федоровна внимательно осматривала сады и оранжереи дворцов и парков, отсылала на родину для украшения милого ее сердцу Павловска семена редких растений, которые ей охотно дарили хозяева{301}. Но главное, она сделала ценные наблюдения и перенимала опыт организации благотворительности – призвания, которому останется верна всю жизнь. Впоследствии Е. Г. Хилкова (урожденная Волконская, 1800–1876) записала в воспоминаниях: «В отношении благотворительности императрицу можно было назвать ненасытимой. Она была просвещенной покровительницей всех сословий и матерью всем несчастным и неимущим. Ни один из голосов, взывавших к ней, не был отвергнут ею»{302}. Есть все основания полагать, что в этом была заслуга и венского путешествия.

Л. А. Кирилина. Александр I на Лайбахском конгрессе 1821 г.

Приезд российского императора и его свиты в Лайбах (или, как иногда писали в русских документах – Лейбах) для участия в работе конгресса европейских держав, организованного «Священным союзом», – одна из многих зарубежных поездок Александра I по Европе в годы, последовавшие за разгромом армии Наполеона Бонапарта и перекроившие политическую карту Европы. О ней писали биографы Александра I, печатались сообщения в австрийской и русской прессе. Сведения, опубликованные в газетах, имели в основном официальный характер, они касались внешней стороны деятельности императора – когда и куда он приехал, в каких официальных мероприятиях принял участие, с кем провел встречи. В 2000 г. словенским историком Э. Хольц впервые были изданы также чисто информативные дневниковые записи о Лайбахском конгрессе словенского историка и политика (в то время еще молодого чиновника) Х. Косты{303}, в которых российскому императору было уделено немалое внимание. О словенской возлюбленной русского царя подробно рассказывается в очерке словенского писателя Я. Трдины «Две возлюбленные»{304}, написанном на основании сведений, собранных Трдиной в 1858 г. Дневниковые записи Косты и люблянского учителя Ф. К. Рихтера{305} широко использовал словенский политик и писатель И. Тавчар при написании романа «За кулисами конгресса»{306}, действующими лицами которого стали и Александр I, и князь Волконский. Ряд интересных сведений по этой теме содержится в монографиях И. В. Чуркиной{307} и в недавно опубликованном сборнике «Русско-словенские отношения в документах. XII в. – 1914 г.»{308}

На основании этих источников, не углубляясь детально в хитросплетения проходивших на конгрессе политических переговоров, мы попытаемся осветить ряд сюжетов, связанных с публичной стороной жизни Александра I и его свиты в Лайбахе: их участие в различных мероприятиях, устраивавшихся в городе. Прежде всего нас будут интересовать контакты с местным словенским населением и впечатления от них.

«Священный союз», заключенный в 1815 г. между российским императором Александром I, австрийским императором Францем I и прусским королем Фридрихом Вильгельмом III (позже к нему присоединились Великобритания, а затем и Франция), стал ядром европейской политики в период Реставрации. Международная система, созданная Венским конгрессом, основывалась на принципе равновесия сил и стремлении к сохранению «статус-кво», сложившегося в Европе после победы над Наполеоном, одной из ее целей была взаимопомощь союзных государств в борьбе против всех проявлений «революционного духа». Утвердилась она на последовавших вслед за Венским конгрессом (1815) конгрессах в Аахене (1818), Троппау (1820), Лайбахе (1821) и Вероне (1822). На конгрессе в Троппау, созванном по инициативе К. Меттерниха, главным вопросом стало подавление восстания в Неаполе, угрожавшего австрийскому владычеству в Ломбардии и Венеции. Здесь было принято решение о праве европейских монархов, входивших в Священный союз, на военную интервенцию в случае восстаний в другой стране{309}.

Изначально предполагали, что император Александр вернется из Троппау в Петербург в конце декабря 1820 г.{310} Однако в связи с революцией, вспыхнувшей в Пьемонте, для проведения переговоров с итальянскими монархами заседания конгресса было решено перенести ближе к Италии. Сначала раздумывали о проведении конгресса в Гёрце (престарелому неаполитанскому королю доехать до него было удобнее, климат тоже был благоприятным), но оказалось, что там недостаточно жилых помещений, чтобы разместить все делегации. Поэтому решено было собраться в Лайбахе. Вообще для проведения конгрессов Священного союза выбирали небольшие города. Это делалось по двум причинам: во-первых, чтобы монархов не отвлекали от дел слишком многочисленные светские обязанности; а, во-вторых, чтобы не отдавать предпочтения ни одному из крупных европейских городов, который мог бы чересчур усилить свое влияние{311}.