Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович

До общения с Ленкой я бы эту инфу мимо ушей пропустил. А тут, не захочешь, поверишь. После того случая я нет-нет, да и стал замечать похожих цветных змеек, которые тогда от Ленки исходили. Только они могли быть не обязательно зеленые. Видел синие, коричневые. И идти они могли не только от человека, но от дерева или просто места. Как Ленка говорила, духи во всякой вещи живут. Только говорить с ними не все могут. И не дар это, а выбор духа. Уже перед самым отъездом из Илима стал я ее спрашивать, что это за канитель такая. Она так серьезно на меня посмотрела и сказала: Ты теперь стал духов видеть. Только говорить с ними не умеешь. Подожди, духи сами с тобой заговорят.

Ага. Радости полные штаны. Теперь еще здесь шаманы. И, главное, не понятно, чего от них ждать. Решил я еще раз сам поговорить с бабой даурской. Хабаров разрешил. Только, говорит, толку тут нет. Она все, что знала, нам рассказала. Ну, думаю, рассказала она то, что вы спросили. А я про другое спрошу. Зашел в избу, где пленники сидели. Ох, мама дорогая. Совсем избитые все. Жестко казаки спрашивали. От меня они по углам шарахнулись. Баба та и совсем в уголок забилась, руку выставила и шепчет что-то. Пригляделся: и от нее змейки летят. Белые. Ко мне летят. Только не долетают, разбиваются.

Я ей и говорю. На даурском говорю. Может, криво, но, надеюсь, понятно.

– Я тебе не враг. Просто говорить хочу.

– Ты лоча (русский)! Вы для всех дауров смерть.

– Нет – говорю – Мы хотим мира с даурами. Хотим торговать. Только князья ваши его не хотят. Не буду я тебя убивать.

Наклонился я к ней. Она аж дрожит вся. Я фляжку достал с хлебным вином. Ей протягиваю. Показываю, дескать, пей, хорошо будет. Сам отхлебнул, ей дал.

Пока с бабой разговаривал, мальчишка ко мне сзади подкрадывался. Думал, не вижу. Сейчас. Подождал, пока совсем рядом окажется, да какой-то палкой замахнется, да и смахнул его в сторону. Не крепко, но на пару метров он отлетел. Не балуйся, говорю. Если все, что мне нужно, скажите, отпущу вас к своим. Мальчонка смотрит на меня зверем, не верит. Оно понятно. После того гостеприимства, что им казаки устроили, я бы сам не поверил. Такой вот высокий сибирский политик.

Я опять к бабе. Расскажи про шамана. Кто он? Она зажмурилась. Потом говорит: скажу. И полилось. В общем, этот Лотоди, служит великому духу по имени Харги. Дух этот страшный и хитрый. Людям вредит, насылает болезни, смерть. По словам даурки, с помощью этого духа, думаю, что банального яда, этот самый Лотоди князя племени дубочен убил. А сам стал князем. Он может, по словам моей собеседницы, навести сон, сделать слабыми. Короче говоря, кино и немцы.

Сам бы посмеялся. Но лучше я посмеюсь потом, когда мы этот городок Гуйгудара возьмем. А еще та баба под конец, как захмелела стала говорить, что в крепость приехало полсотни гонцов от богдойского царя Шамшакана. И у них такое же оружие, как у казаков. Вот об этом Хабарову знать стоит. Нарваться на полсотни стволов, когда нас и так в пять-шесть раз меньше, совсем не весело.

Рассказал Хабарову про богдойских посланников. Кое как уломал его отпустить пленников. Он на бабу ту уже глаз положил. Хотя в то время зазорным оно не считалось, но мне было неприятно. Сказал, что я им слово дал. Он и отступил. К слову казаки относились серьезно. Про шамана говорить не стал. Засмеют, а толку не будет. Вывел я даурку и ребятишек за городок, дал им по краюхе хлеба, да отпустил. Авось дойдут. Мы же переночевали и поутру снова вниз по реке пошли.

Я не стал бы рассказывать про обычную стоянку у покинутого даурского городка, если бы не сон, странный, ненормальный. Снилась мне поляна в лесу. И день такой ясный, солнечный. Сквозь деревья гладь Амура поблескивает. Вдруг резко темнеет, ветер поднялся. А на поляну, прямо на меня, выходит большой, нет, гигантский тигр. В холке не меньше двух метров, а длина – метров пять, если не больше. Как-то не пришлось померить. И смотрит на меня так, пристально. Не нападает, не рычит. И я почему-то чувствую не страх, вполне нормальный при встрече с такой киской, а… не знаю, как сказать. Наверное, любопытство и приязнь к этой кисе испытываю. Внезапно понимаю, что слышу слова. Как с тем стариком, который Хозяин. Не на каком-то языке, а просто в сознании они рождаются. Киса говорит или не киса, не знаю, но говорит со мной. Харги, говорит, силен, а его слуга опытен. Но Харги живет в высшем мире. На земле его власть слабеет. А на реке и возле нее я сильнее. Не бойся. Твоя рука будет твердой. И опять шум ветра. Вместо тигра стоит знакомый старик. Сердито так смотрит и говорит: чтобы ружье всегда заряженным держал. Я удивился, к чему это он? Тут и проснулся. Вовремя, подступал рассвет. Хотелось подумать над сном, но увы. Было пора грузиться на корабли.

Гуйгударова крепость показалась только к вечеру. И вправду крепость. Земляной вал высотой, наверное, метра три. На нем двойной ряд частокола. И тянется эта приблуда метров на триста-четыреста только одна стена. Вокруг стены ров. Пустой или нет, со стругов не видно. В земляной насыпи прорыты проходы, тоже загороженные чем-то. И это только город. А над городом возвышается типа детинец на искусственном холме. Деревянная крепость, стены и башни глиной обмазаны, чтобы не подожгли. Видно, что к драке товарищи князья готовились серьезно.

Но до крепости еще добраться нужно. Войско даурское, не все, но с тысячу воинов точно, собралось на берегу. Стрелы в нашу сторону мечут. Пока вроде бы не долетают. Но приятного мало. Наши щиты подняли. За щитами гребцов укрыли и пошли к берегу. Тут на берег выскочило диковинное нечто. Издалека не поймешь. Одето в какие-то шкуры. Ленточек всяких пестрых куча, как тогда на Ленке. Блин! На Ленке! Это же шаман. И точно, от нечто к нашим стругам поползли какие-то серые, неясные змейки. Вроде бы свет, а вроде и темный. Даже на взгляд, во всяком случае, мой, они казались липкими, неприятными. Эти змейки поднимались по бортам, впивались в тела моих соратников, исчезая в них.

– Ох, что-то совсем сморило – проговорил полузнакомый детина из охочих казаков, и опустился прямо на палубу.

Мама дорогая, они же засыпают. А корабли идут к берегу, прямо в руки дауров. Я ощутил какое-то давление. Но, видимо, оно было намного слабее, чем у других. Пригляделся. Змейки эти противные в меня войти не могут, но вокруг так и роятся. А шаман продолжал выплясывать на берегу. Я, как сквозь воду, с трудом, достал ружье. Ведь знал же старый гад про ружье. Нет, чтобы словами предупредить. Долго целил в злого плясуна. В глазах рябило. Я сжал зубы так, что аж десна заболели. Рябь отступила. Получи, гад!

Мужик в странной одежке вдруг споткнулся и упал. Среди дауров раздались крики ужаса. Ветер, пронесшийся над рекой, словно сдернул сонную пелену. Казаки вскинулись, разрядили свои ружья в противника. Крики ужаса сменились воплями боли. Дауры шарахнулись от берега и побежали.

Мы поспешили высадиться на берегу. Поскольку враг оставался поблизости, я сразу начал устанавливать на подвижные лафеты пушки, а Хабаров стал выстраивать бойцов. Все, как обычно. В первый ряд ростовые щиты. За ними стрелки и подавальщики, далее копейщики. Едва успели выстроиться, оставшиеся за стеной конные дауры кинулись на нас, но не успели проскакать и половины расстояния, как мои парни дали первый залп картечью. Разрядили полсотни пищалей наши стрелки. Дауры не выдержали, и повернули назад. Наши побежали за ними в надежде ворваться в крепость, но опоздали. Деревянная решетка, прикрывающая вход опустилась, а в казаков полетели со стен тучи стрел. Теперь уже нам пришлось отступать, прячась за щитами. Интересно, а пищали богдойские не стреляли. То ли соврала баба даурская, то ли не захотели богдойцы за дауров встревать.

Отошли мы недалеко. Тут уже постарались мои ребятки. Один калил ядра, один заряжал. Я работал за наводчика. Не с первого выстрела и не со второго, но башня с проходом в город стала осыпаться, доски отлетали в стороны. Наконец рухнули и ворота. Уже после первых выстрелов дауры стали бежать со стен, а наши, воспользовавшись этим, подобрались совсем близко. Как только ворота рухнули, казаки ворвались в город. Мы тоже покатили в ворота свои неуклюжие, но мощные агрегаты.