Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович

Толмач быстро затараторил на непонятном языке. Я же спокойно поднял ружье и уставил его на Лавкая. То же сделали и остальные. Ошарашенный даур отшатнулся. Зло вскрикнул, повернул коня и со всеми своими людьми, умчался через не плотный лес к полю.

– Не слишком ли ты круто завернул? – обратился я к Хабарову.

– Не слишком. Тут все ясно. Они враги. Врага нужно уничтожить. Только они – не все дауры. Тех много. Эти за богдойцев. Другие, может, и за нас будут.

– А богдойцы – кто такие?

– Сильное царство. Но они далеко. Авось до них и не дойдет. С ними лучше как-нибудь миром обойтись.

– Как же мы с ними миром обойдемся, если их данников побьем?

– А вот, когда побьем, тогда и подумаем. Только, если мы слабину покажем, точно ничего не выйдет. Понял, Кузнец?

– Понял.

– Вот и не лезь поперек батьки в пекло.

Мы повернули к крепости и небыстро поехали к воротам.

– Тут, вот какое дело. Гостей я жду, Кузнец. Вот, как гостей примем, так и двинем за этим князем. Посмотрим, что он нам сможет сделать. А ты пока людьми займись, чтобы не скучали.

На том и порешили. Я опять занимался с бойцами. Строились, чтобы стрелять залпами, чтобы бить пиками. Чтобы занятия было удобнее вести, да и командовать, назначил я десятников и пятидесятников. Точнее, назначил-то Хабаров. Я ему просто людей предложил. Наделали мы еще штук двадцать щитов. На заряжание ружей люди уже меньше минуты тратили. Пушкарей гонял своих. Сам вместе с ними учился. Да и с казаками. Лишним никак не будет. Тоже эффект был неплохой. Для меня же важнее было, что дружба у нас растет. Не со всеми, но с многими. С моими закадычными друзьями Макаром, Тимофеем и Трофимом мы уже давно были ближе, чем кровные братья. Постепенно и хитрый Степан вошел в этот кружок. Он, конечно, постарше. Да и из другой песочницы. Только после того, как принял он наш поход, как свой, пользы от него было много. И в хозяйстве он был мудрее нас всех, да и с людьми умел ладить. Даже якутские казаки и охочие стали с нами заниматься. Видимо, не понравилось им, как их дауры выстреливали. Опять же, не все. Степка Поляков кого мог отговорил. Ну, тут уж Бог ему судья. Насильно мил не будешь. Эх, свернул бы я этому петушку шею. Но Хабаров запретил.

В свободное время делали щиты, мастерили пики. Соорудили кузню. Стал я без торопячки ружья чинить, замки переделывать. Город мы тем временем и совсем обжили. Не только стены обновили, но и укрепили их кое-где двойным рядом. Поставили раскаты, так назывались платформы для пушек. Правда, только одну пушку установили на раскат. А две другие я использовал, чтобы натаскивать пушкарей. Дом сложили для приказчика даурской земли. Не дворец, конечно, но вполне себе большой дом.

Я решил, что мне нет смысла жить отдельно. Сладили избу вместе с пушкарями. Специально сделал ее побольше, чтобы вечерами народ собирать. Я, конечно, не идеолог. Но понимал, что уверенность у людей часто больше пороха значит. Вот и разговаривали мы разговоры. Тоже польза была немалая.

Тем временем зима совсем настала. Снег лег глубокий. Река стала. Да и не такая широкая она в тех местах. Тем более, что посреди реки был остров. Лед был прочный. Не до дна, но с метра полтора-два точно. Морозы стояли лютые. Хорошо, что печи были. А где-то, например, у меня и у Хабарова были поставлены трубы и дым не выедал глаза. Знай, не забывай дрова подбрасывать.

Но про затаившихся до времени дауров не забывали. На стенах всегда стояли сторожа. Хорошо, что теплые тулупы мы загодя заготовили, да шапки с рукавицами. Собственно, дауры нам и не давали забыть про себя. То на рыбаков нападут, что на лед пойдут свежую рыбку добыть, то охотников обстреляют. Наши, конечно, отстреливались. Но дауры, выпустив десяток стрел, бросались врассыпную и исчезали. Правда, близко к крепости они не подходили. В крепости же жизнь продолжалась неспешная. Хабаров несколько раз куда-то выезжал с десятком казаков, вооруженных по максимуму. Куда-то посылал гонцов. Наконец, вернулся довольный.

По его словам, выходило, что нашел он нам союзников. То есть, он их еще в прошлый раз нашел. Но сами они на встречу не пришли. Оказалось, что на них напали. Они отбились. И к весне подойдут к нашей крепости. Хабаров назвал их солоны и хамниганы или конные тунгусы. Солоны уже несколько раз восставали против богдойцев, то есть маньчжуров. Но безуспешно. В последний раз они восстали вместе с даурами. Но маньчжуры смогли их рассеять, а дауры предали. Теперь солоны горели местью. Хамниганы же воевали с даурами уже больше века. По их словам, всегда. Воины они не особенно сильные. Но это конные воины, лучники. Лишним не будет. И числом они сильны. Не меньше тысячи воинов. Пока же остается ждать.

За всю зиму случилось только одно происшествие. Точнее, как я бы сказал в прошлой жизни, один срач. Хлеб, который захватили в двух городищах был разделен по числу бойцов. Выходило изрядно. Не только зиму перезимовать, а еще год потом есть. Только есть такая пламенная страсть, называется пьянство. Наши попутчики перегнали все в брагу и самогон. Дело хорошее. Я тоже немного нагнал. Кузнец я или нет. Змеевик отковал. Не хуже заводского. Самогон настоял на таежных ягодах. Получилось супер. Только никто из наших не забывали, что им еще зимовать. Попутчики же у нас птицы вольные. Пропили весь свой хлебушек, рыбы и мяса не заготовили. И когда голод припер, пришли к Хабарову «свою долю» требовать. Я как раз у приказчика земли даурской сидел. Пришли, глотку дерут, кулаками размахивают. Хабаров долго смотрел на все это безобразие. А потом и говорит:

– Не подсобишь ли, брат, Кузнец?

– Что хотел, Ярко?

– А выкини их отсюда, коли говорить по-людски не умеют.

Я встал во весь рост. Взял двух дебоширов за шкирки, поднял стукнул друг об дружку. Потом аккуратно на пол поставил. Они и сползли. Остальные присмирели.

– Так, что хотели?

– Дай хлеба, Ерофей.

– Так вам долю выдали. Где ж она?

– Не правильно делили. Мала была доля.

– Что ж ты тогда молчал, Степан?

– Мала доля, – упорно проговорил нежеланный визитер, глядя в пол.

– А я тебе скажу. Пропили вы свою долю. Весело прожили, когда мы к зиме готовились. Иль скажешь, тебе не говорили, что с голодухи помрешь? Говорили?

– Говорили. – так же глядя в пол, согласился визитер.

– Так, что ты от меня хочешь?

– Будь человеком, Ерофей. Люди голодают. Неужто сердца у тебя нет?

– Про сердце мое вспомнил. Так мы ж с тобой договаривались. Ты мне сам кричал, что за своих людей сам отвечаешь. Я тебе так скажу, Степан. Хлеб я тебя и твоим людям дам только по кабальной записи. И если ты еще хоть раз мне поперек скажешь, я тебя по той записи в закупы продам. Будешь брать хлеб?

– Да, ты кто такой! – вскинулся Поляков.

– Как хочешь – спокойно ответил Хабаров – Другого слова у меня для тебя нет. Уходи.

Поляков опустил голову. Было видно, как в нем сражается гонор и желание как-то выжить в зиму. Наконец, голод взял верх.

– Буду, – буркнул он.

На том буча и кончилась. Запись составили. Хлеб выдали. С тех пор якутские казаки, да и охочие упражнялись вместе со всеми. Я решил, что десятками их ставить будет неправильно. И поляковских, и прочих ставили человека по два в десяток. Потихоньку стало слаживаться. Прав ли был Хабаров? По мне, так вполне прав. В условиях пока еще враждебной страны выжить можно только вместе, если мы будем единым кулаком. Да, я старался скреплять наши отношения дружбой. Но кабальная запись – тоже инструмент вполне рабочий. Особенно для тех, кому доброе слово никак не доходит. Как это: с пистолетом и добрым словом можно добиться гораздо больше, чем просто с добрым словом.

Так у нас сложился полный полк пятисотенного состава. Поскольку Хабаров решал стратегические задачи, я взял на себя работу с войском. Итак, у нас есть артиллерия из трех пушек. Не особенно мощно, но за неимением гербовой, пишем на обычной. Есть и кавалерия из полусотни всадников. Их взялся тренировать Трофим, который некогда служил в драгунах в Тобольске. Я туда не лез. На них будет разведка, охранение, преследование. Поскольку передвигаются в Сибири в основном по рекам, тем более на Амуре, конница здесь не очень важная часть. Ударный отряд составили триста стрелков. Полторы сотни стреляли, столько же заряжали, а также выступали пикинерами. В принципе, можно было выставить в ряд и двести. Но у меня были и другие мысли. Два десятка самых ловких я под командой Макара сделал разведчиками-пластунами. Не люблю я, когда противник знает, где ты находишься, а ты об этом даже не в одном глазу. Вот оставшиеся три десятка я решил сделать новым родом войск.