Спецкоманда №97 - Михаил Нестеров

На всякий случай пробежав глазами объявления о сдаче комнат и квартир в Пионерском, Влад наведался по адресу. Дверь открыла древняя старушенция, представившаяся Елизаветой Петровной. Она жутко картавила, долго не отпускала руки возможного постояльца в надежде, наверное, что тот удостоит лобзанием ее дряблую дрожащую конечность. Густым басом она предложила осмотреть ее серокаменные хоромы. И заломила такую цену, что Влад невольно обернулся, отыскивая глазами топор. И самой старухе не удалось «нарубить бабок» с секретного агента.

Проходя мимо санчасти, которая была разделена на медпункт и госпиталь на десять коек, Тульчинский замешкался и изменил решение.

В кабинете военврача капитана Елены Егоровой он увидел миловидную сероглазую медсестру с убранными под белоснежный колпак каштановыми волосами. Несмотря на жару, на ней поверх белого халата была наброшена легкая безрукавка. Влад узнал девушку по фотографии в газете; в общем, пришел он к выводу, ничего особенного. Он мысленно поставил рядом с ней Олега с его невзрачной внешностью и пришел к выводу, что они друг другу — пара. Как утка и селезень, сравнил он. Этакая натуральная, дикая верность. Только непонятно, кому или чему. Скорее — чему. Какому-то стержню, на который были нанизаны, как мясо на шампур, глупая, по убеждению Влада, ответственность, анахронизм, та же бесшабашность. Может, еще порыв — и он где-то в середине этого недожаренного шашлыка.

Перед Владом была взрослая девушка, но... с сознанием и интеллектом той самой тринадцатилетней «пациентки» Олега Колчина. Влад незаметно сморщился: «Ее облучили в свое время и затормозили развитие». Он ошибался и плевал на это — вот сейчас, хотя еще вчера утирал свои сентиментальные «сопли».

Водка паленая...

Он попросил таблетку «от головы». От Ирины он не ожидал вопроса: «Как спали?» Да и не факт, что она заходила в спальню и запечатлела в памяти его помятое лицо. Но мог бы ответить с американским привкусом: «Я спал один». И увидеть зардевшиеся щеки сестры милосердия. Вот его дочурка отозвалась бы на шутку широкой понимающей улыбкой.

— Хотите, я вам измерю давление?

— Нет, спасибо.

Она подала ему стакан воды. И снова схожий вывод Влада: «Вот в этом она вся». Подать воды, принести утку... «И мне кусочек!»

Он поблагодарил ее и вышел из санчасти, подумав: «Да, она даже не утка, а жалкий кусочек». Он не понимал, да и не хотел понимать, отчего сразу проникся антипатией к этой хрупкой девушке. Может, из-за Олега, которому самое место рядом с ней и с биркой на белом халате: «Брат милосердия».

Ангелы земные.

Глава 7

Некуда бежать

Капитан Колчин вел укороченные воскресные занятия и не переставал думать над вчерашней горячностью Тульчинского: "Хочу тебя спросить, Олег: тебе не надоела эта чертова работа? Я бы на твоем месте сделал все, чтобы на рапорте стояла резолюция: «Уволить к черту!!!» Тульчинский не хочет оказаться на моем месте, размышлял Олег, но тогда что привело его сюда?... И еще припомнился его пристальный взгляд наутро, его колебания, словно он хотел о чем-то спросить, но не решался, то, как он вздрогнул, уйдя в свои мысли. Олегу в то время показалось, что Тульчинский разговаривал сам собой, неожиданно задремал и так же вдруг очнулся.

Вопросы, вопросы, не имеющие четких ответов, а лишь свидетельство их сложности. Отчасти — странности. Но, как сказал Лихтенберг, «то, что кажется странным, редко остается необъясненным». И некая скованность, овладевшая Олегом, отпустила его. Но ненадолго. Он еще и еще раз обращался к странному поведению товарища...

Работа с курсантами — самая тяжелая как в вузах Министерства обороны, так и в боевых подразделениях. Капитан, закончив занятия и отпустив курсантов, решил сменить обстановку. Он присоединился к Сергею Юрмину. Тот не преминул полушутливо выбросить руку к головному убору:

— Смирно на палубе! Товарищ капитан! Седьмой экипаж проводит занятия на открытом воздухе. Мичман-инструктор Юрмин.

— Вольно!

Под брезентовым навесом протянулся длинный стол, по обе стороны его — бойцы седьмого экипажа.

Перед каждым бойцом два вида оружия: «АПС» (автоматический пистолет Стечкина) и автоматно-гранатометный комплекс «ОЦ-14» «гроза-1», выпущенный Тульским оружейным заводом специально для армейского спецназа под патрон калибра 7,62.

Понаблюдав за работой бойцов, Юрмин спросил Колчина:

— Ты чего такой смурной, Олег?

— Да так... Тебя на допрос вызывали?

— Пару раз. — И вздохнул. Он всякий раз опасался, что проговорится про гибель первой команды. — А тебя?

— Тоже. Ирку вот каждый день таскают, спрашивают одно и то же: какие медикаменты в санчасти, кто из погибших обращался за медпомощью, что именно им давали. Задолбали, б...ь! — выругался всегда спокойный психолог. Тяжело на душе, но завтра, когда он переговорит с журналистом, станет еще тревожнее: для него настанет пора ожидания. Чего — плохого или хорошего? И нашел единственный ответ: правильного. И услышал отголоски, словно донесшиеся с полярного круга: «Олег, тебе не надоела эта чертова работа?»

Белесые брови капитана сошлись к переносице, образовывая резкую, как глубокий шрам, складку.

Он натянуто улыбнулся Юрмину:

— Ладно, Серега, развлекся я, пойду. — Однако вернулся. — Ты с Тульчинским разговаривал?

— Так, накоротке: здорово — здорово, как живешь.

— Зачем он вернулся, как ты думаешь?

— Мудак потому что.

Олег рассмеялся. Странно или нет, но ответ мичмана Юрмина ему понравился. Он ждал еще одного восклицания товарища: «Вот кто может расколоться!» Однако мысли на сей счет Сергей Юрмин, видимо, решил держать при себе.

ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСЕЯ БЕРЕЖНОГО

Сегодня был обычный день. Офицерская муштра потихоньку заканчивается. Нас уже не гоняют как баранов, и едим мы нормально, не урывками, как раньше (по две-три минуты на все про все). Да и еда другая — уже не для тех, кто любит говно.

Приглядываюсь (почему — сам не знаю) к капитану Колчину. Его нельзя сравнить с кем-то из офицеров «Дельты», просто он другой. Часто бывает задумчивым. Я даже про него стих сочинил: «Передо мною сидит парень и в меланхолию впадает». Маленько не в рифму. Его я сравнил с классным руководителем. Он частенько присутствует и на практических занятиях. Вот и сегодня смотрел, как мы занимались разборкой и сборкой оружия. Вот этого я, хоть убей, не пойму. Нас что, спрашиваю инструктора по огневой подготовке Юрмина, пошлют работать на заводской конвейер? А тот даже не слушает. «Завязали глаза!» — командует. И — индивидуально ко мне: «Бережной, тебя это не касается или ты слепоглухонемой?»

А я о своем, о девичьем: «Мы что, будем учиться на ощупь отличать пистолет от автоматно-гранатометного комплекса?» А сам приказ выполняю: завязываю глаза плотной черной повязкой.

"Да, — отвечает инструктор на мой вопрос. — Да, невинность ты наша интеллектуальная. Ты, как всегда, угадал. По моей команде начнете разборку и сборку сначала «стечкина», потом — «грозы». На время. — И снова меня спрашивает: — Сколько у тебя уходит на неполную разборку «Калашникова»? Напомни".

"Тринадцать секунд, — напоминаю. — Сборка — двадцать".

«Вспомнил. Ладно, поехали. Кто не уложится в норматив...»

Я застонал, как Сайфер из «Матрицы»:

"Я думаю об одном и том же. Вот как попал сюда, так думаю и думаю: «Ну почему, почему я не принял синюю пилюлю?!»

Инструктор обозвал меня обалдуем. Причем обращался к Колчину: мол, как ты терпишь такого обалдуя? А «психованный меланхолик» в своей манере: дескать, а ты сможешь ответить на вопрос: кто кого не слышит — мы глухонемых или они нас? На этот сложный вопрос Юрмин ответить не смог: у него «ай-кью» ниже ватерлинии. А я повязку поднял и подглядываю: мичман кивнул на «грозу» и сказал, что однажды не выдержит и пристрелит меня. Или взорвет. Или... Тут он сделал недвусмысленный и рискованный жест двумя согнутыми в локтях руками: мол, вгонит мне в задние ворота свою кочерыжку. А я ему говорю: «На себе не показывай — примета плохая».

Я же говорил про его «ай-кью»: он ни фига не врубился! Стоп-кран! В глазах все та же цель: цинично использовать мою невинность в своих корыстных целях. Почесал в своей репе и отдал команду:

«Приготовились... Начали!»

Я споро вынул из пистолета магазин, отведя назад его защелку. Проверил, нет ли патрона в патроннике: установил флажок переводчика-предохранителя в положение «од» (одиночный огонь — если кто не знает), отвел затвор в заднее положение и поставил на затворную задержку. Убедившись, что патрона нет, отпустил затвор.

Работал я быстро (сам себя не похвалишь — никто не похвалит). Заодно прислушивался, на какой стадии сейчас Клим, стоящий рядом. Я по звукам определил, что Серега чуть опережает меня, отделив затвор от рамки. Я нарастил темп: оттянул до отказа вниз спусковую скобу, отвел затвор назад и, приподняв его задний конец, дал возможность продвинуться вперед, потом отделил затвор от рамки и поставил на место спусковую скобу. И...