Спецкоманда №97 - Михаил Нестеров

С выкрутасами мужик — думаю о Ромке. Таких нигде не любят. Налим, по-нашему. Под любую корягу проскользнет. И запись прощальную оставил в подобающем месте: ровно под бугристым, как кукурузный початок, членом. Туда тебе и дорога, прямо на...

Я даже порадовался за экипаж: таким, как Ромка, не место рядом с Климом, Юркой Адениным.

Пораскинул мозгами: сказать об этом командиру или промолчать? Решил не портить Климу настроение. Если такое вообще возможно. У него вообще нет настроения. Просто состояние.

Занятый своими думами, я не услышал настойчивых призывов «психа». Инструктор уже дважды взывал к моему вниманию. Повторяет: «Что нужно сделать, чтобы найти на карте предмет, видимый на местности?» Думал меня застать врасплох. Наивный. У меня этот вопрос от зубов отскакивает. Встаю и рапортую: «Нужно стать лицом к указанному предмету. Ориентировать на карту. Найти на карте точку своего стояния. Мысленно провести линию от точки стояния к указанному предмету на местности. По направлению этой линии искать на карте условный знак этого предмета». И вообще, намекаю инструктору, после нашего пятидневного забега по пересеченной местности курс топографии для нашего экипажа можно закрывать.

Что интересно, Колчин вел также такие дисциплины, как, например, гигиена питания из «цикла» «Выживание в экстремальных условиях природы». Прямо двужильный какой-то! Вот эту гигиену питания я понять никак не могу. Во-первых, питание появилось совсем недавно. Во-вторых, я же не полный недоумок, чтобы грызть, выживая, свои ногти, пить грязную воду и жрать подгнившие, покрытые плесенью, забродившие, протухшие продукты! Но именно от этого и предостерегал наш «псих»! Ужас какой-то. Меня от этого передергивает. А что стоит его фраза: «Дизентерия в полевых условиях означает срыв боевого задания и гибель разведчика». Это ж как обосраться надо, чтобы сорвать задание и погибнуть?

А еще он рассказывал, что, готовясь ко сну, зубы следует чистить зубной пастой.

Ну да. А губы красить губной помадой.

Глава 5

«Если наступит завтра»

Направляясь в центр спецподготовки, имея на руках все сопутствующие назначению на должность инструктора бумаги, Тульчинский в первую очередь думал о встрече с Олегом Колчиным, наверное, единственным человеком, с кем можно было просто поболтать и поделиться сокровенным. Олег был невысоким, со светлыми бровями, рыжеватыми ресницами и чуть красноватыми, как у альбиноса, глазами. В целом он походил на артиста Юрия Богатырева.

Олег попал в центр, отслужив в морской пехоте — 77-я Гвардейская отдельная бригада, а до этого закончил факультет психологии Самарского педагогического университета. Судьбу Олега Колчина нельзя было назвать удивительной, но в его жизни был один важный момент, о котором знали немногие его сослуживцы, может быть, даже один Владимир Тульчинский. Он и вызвал товарища на откровенность, отмечая его часто задумчивые и с долей грусти глаза.

— О чем думаешь, Олег?

Тот ответил сразу:

— О своем первом рабочем дне — 8 сентября.

— Почему восьмого? — удивился старший лейтенант.

— По семейным обстоятельствам я опоздал на целую неделю. За что и получил от директрисы школы выговор.

— Строгий? — улыбнулся товарищ. Этот разговор проходил в каптерке, где в отсутствие старшины два офицера решили «раздавить пузырек».

Должность психолога в общеобразовательных школах ввели лишь в 1995 году. До Колчина в той школе, куда он попал по распределению, таких специалистов не было. Но наказание директриса все же вынесла.

— Мне тогда и двадцати двух не было. Короче, мне предстояло выяснить, почему ученица седьмого класса Ирина Петрова не ходит в школу. «Как и вы», — все же съязвила директриса, записав на листке адрес ученицы и домашний телефон. Не откладывая, она решила проверить меня на профпригодность.

Учебный день для начинающего психолога выдался не таким, каким он его себе представлял, и придя в школу, и направляясь по адресу тринадцатилетней девочки, и... встречая неожиданно агрессивное сопротивление матери Ирины, встретившей школьного работника в штыки. Но все же впустила его в дом со словами:

— Можете поговорить с ней. Там она. — Хозяйка, одетая в цветастый халат и шлепанцы, махнула рукой в сторону арки и удалилась на кухню.

Олег прошел через зал в смежную комнату, постучал и вошел.

На кровати сидела хрупкая девочка в солнцезащитных очках. Первая мысль Олега была: «Что-то с глазами. Получила травму перед началом учебного года?»

— Привет! — как можно беззаботней поздоровался он, внимательно разглядывая свой первый «объект» на своем новом поприще. И по привычке попытался представить ее глаза. Какие они? Какого цвета, какой разрез, какой блеск в них.

— Меня зовут Олегом Владимировичем, — представился он, не называя свою фамилию. Пока он не знал причин, по которым девочка забросила школу, но подсознательно угадал, что виной всему ее агрессивная, с прокуренным голосом и отпечатком пьянства на припухшем лице, мать — опять же скорый и, может быть, поспешный вывод. Но главное — начать беседу. — Я работаю в вашей школе.

Сказав это, молодой специалист не понял, обратился он к девочке на «вы» или на «ты». Понял другое — что в самом начале беседы начал путаться. Решил взять себя в руки.

— Поговорим? — предложил он. И только сейчас увидел на столике возле кровати какие-то таблетки, тюбики с мазями; пришел к выводу, что комната девочки похожа на больничную палату с характерными запахами. — Я вот тоже на неделю задержался, получил нагоняй и первое задание. Как считаешь, в такой ситуации нам будет легче решить наши дела? — И без перехода продолжил: — Тебе тринадцать, мне ненамного больше. Ты можешь называть меня просто Олегом. В школе я работаю психологом — новая единица.

— Вам? — впервые услышал он ее мелодичный голос.

— Что — вам? — не понял он.

— Единица.

— Наверное, ты права, — улыбнулся он. — Для начала мне следует поставить кол. Да и фамилия у меня начинается на эту оценку.

— Значит, вы совсем не доктор? — спросила девочка.

— Не совсем. Скорее — прозектор, — неуклюже пошутил Олег. — Копаюсь в душах, ищу изъяны.

— Но не лечите их, правильно?

Она посмотрела на него поверх очков.

У нее были красивые глаза с миндалевидным разрезом и густыми ресницами, изящно изогнутые брови.

— Если вы не доктор, я, наверное, поговорю с вами. Только недолго. А то мама будет ругаться.

— Ты набедокурила? Загулялась с парнем?

И снова ее глаза скрылись за темными стеклами очков. Казалось, она вся спряталась за ними...

— ...Потом мы долго молчали. Я как дурак вспоминал какие-то термины типа «психоаналитического воздействия на подсознание человека»... Короче, я разговорил ее — сам не знаю, как это получилось и почему она доверилась мне, пацану, по сути, только что закончившему институт. А может, именно поэтому. Она рассказала мне, парню, про свои «женские» дела. Держала ли в голове то, что разговаривает с психологом? — Олег пожал плечами. — Не уверен. Наверное, ей необходимо было выговориться... В месячных она заметила какие-то слизистые выделения, сказала об этом матери. Та повела ее к знакомому гинекологу. Врач осмотрела пациентку и неожиданно объявила матери, что у девочки сифилис. На голову девочки посыпались обвинения, оскорбления: сука, шалава, проститутка. В этот же вечер мать, не желая слушать объяснений дочери, избила ее. Напилась и снова избила. Как часто бывает в таких случаях, чтобы избежать огласки, она стала лечить ее на дому, достаточно свободными в продаже средствами. Когда я пришел к ним, лечение уже продолжалось месяц, а результатов не было. И не могло быть. Ирина клятвенно заверила меня, что не вступала в половую связь. По ее словам, она целовалась всего-то пару раз. Я договорился с врачом из вендиспансера, и на следующий день, когда матери Ирины не было дома, мы сходили на прием. Никаких венерических заболеваний у нее не обнаружилось. Когда мы остались с венерологом вдвоем, он посоветовал сводить девочку к онкологу.

— К онкологу? — переспросил Тульчинский.

— Да. У нее был рак...

— А дальше?

— Дальше?... Дальше я повел ее в поликлинику по месту жительства, взял направление в онкологический диспансер. Она прошла курс химиотерапии, ей сделали достаточно щадящую операцию — в то время это было уже возможно. Довольно поздно, но все же сделали. Потом меня забрали в армию. Отслужив, я решил навестить свою подопечную...

...Снова сопротивление матери, снова ее неожиданная уступчивость. Когда Олег вошел в квартиру, увидел на столике фотографию Ирины в траурной рамке. Он только и смог спросить, с трудом проглатывай подкативший ком: «Когда?» — «Полгода назад», — ответила женщина.

— Я не пойму, ты что, винишь себя? — удивился Тульчинский. — Не можешь простить? Но за что? Ты-то в чем виноват?