Грязный Гарри - Филип Рок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ходит слух, что вы обвиняете полицию Сан Франциско в преследовании и жестокости. Это соответствует действительности, сэр?
Человек медленно задвигал губами. Его речь была смазана и неразборчива.
— Я клянусь… Что это правда. Бог мне судья.
— Но зачем им так поступать? Для чего?
— Я не знаю… Мне пытались приписать… дело Дикон. А теперь пытаются меня убить… Коп… преследует меня везде… выслеживает… бьет меня.
— Вы видели, кто это делал?
— Да… Встретил меня… в кино… на Стоктоне… Велел встретится с ним позже… В пакгаузе… Мол, очень важно.
— И вы пошли?
— Да сдуру вот доверился…
— И кто этот человек?
— Детектив… Отдел убийств… Здоровенный парень по фамилии Кэллаген.
В городской больнице Сан Франциско в тот солнечный день находился ещё один человек, судьба которого газетчиков не интересовала. Чико Гонсалес. Его длинное мускулистое тело в хорошей форме. В тенниске и спортивных шортах он стоял в физиотерапевтическом кабинете, изо всех сил пытаясь поднять левую руку выше собственного носа. Это пока не удавалось, но он уже был близок к успеху.
— Это было неплохо, Чико. Просто замечательно, — говорила терапевт молоденькая, хорошенькая негритяночка, двигавшаяся с легкой грацией теннисистки.
— Мне бы хотелось, чтобы вы поработали, сжимая резиновый мяч, минут пятнадцать, и затем полчаса в бассейне. Хорошо?
— Ладно, — хмуро буркнул Чико. — Как скажете.
Норма Гонсалес, бойкая блондинка на восьмом месяце беременности, сидела в дальнем углу уютной светлой комнаты, вязала детский свитер и болтала с Гарри Кэллагеном.
— Он очень быстро поправляется, — лгал Гарри.
— Он мог бы посильней стараться… Ведь он всегда был таким активным.
— Это требует времени.
— Он слишком терпелив, я полагаю.
Она на миг нагнулась над своим вязанием, а затем ровно и спокойно сказала:
— Он собирается уйти в отставку.
— Скажите ему, чтоб он спал спокойно и не волновался по этому поводу. Он хороший человек, и я люблю его.
Она взглянула снизу вверх на Гарри, лицо её было печальным.
— Я тоже, мистер Кэллаген. Это моя вина, что он увольняется. Я думала, что смогу с этим смириться, но не смогла.
— Не переживайте.
Она резко покачала головой.
— Нет. Нужно что-то особое, чтобы быть женой полицейского. У меня этого нет. Я бы хотела, чтобы он нашел спокойную интеллигентную работу. Я не могу смотреть, как он уходит из дому, и каждый день переживать и сомневаться: увижу ли я его опять — живым. Не знаю… Может, я не права? И только я так думаю? Это не сводило с ума вашу жену?
— Когда-то сводило.
— Вы имеете в виду, что она привыкла?
— Она погибла в автокатастрофе, прежде чем смогла решить, что и как. Мы были женаты очень недолго.
Она взглянула на него, затем опустила глаза на клубок пыльной голубой шерсти, лежавший на коленях.
— Я очень сожалею.
— Ничего. Все нормально. Это было очень, очень давно.
Он покосился на часы.
— Ладно, мне пора. Скажите Чико от меня, что он поступает правильно. Я его ни в чем не виню. Это жизнь.
Она облегченно и благодарно улыбнулась.
— А почему вы остаетесь служить, мистер Кэллаген?
Гарри покачал головой.
— Не знаю. Я действительно не знаю.
Вечерний выпуск газет и четырехчасовые телевизионные новости совпали по времени. В мэрии они произвели эффект разорвавшейся бомбы. Поднялась суета. Телефоны звонили беспрерывно. Когда разразилась эта буря, Гарри Кэллаген и Френк Ди Джорджо делили в буфете сэндвич с арахисовым маслом. Скрипучий голос по внутренней связи потребовал Гарри явиться к шефу.
В кабинете было душно, и Гарри расстегнул пальто, прежде чем сесть. Шеф принялся критически его разглядывать, в его бледно-голубых глазах светилось непреклонность и жесткость.
— Чем вы занимаетесь в свободное время, Гарри?
Гарри, не дрогнув, встретил суровый взгляд шефа.
— Следил за подозреваемым по делу Дикон.
— Бывшим подозреваемым, Гарри.
— Ладно, я следил за бывшим подозреваемым по делу Дикон.
— Знаешь, что случилось с ним прошлым вечером?
— Слышал, его кто-то избил.
— Он обвиняет тебя.
— Пусть он обвиняет кого угодно, но я его даже пальцем не тронул.
— Ты его видел прошлым вечером? Он тебя видел?
— Да. Он меня видел. Я потерял его в кинотеатре порнографических фильмов в Стоктоне. Кассир заявила, что видела, как он выходил и остановил такси. Я в этот момент входил в зал.
Шеф постучал карандашом по столу.
— Это правда, Гарри. Он взял такси до Кэтти Бейсон и Берри стрит. Согласно сообщениям газет, таксист вспомнил: пассажир рассказал ему, что едет на встречу с полицейским по фамилии Кэллаген. Ты встречался с ним, Гарри?
— Нет. Я же говорил, что он от меня ускользнул.
Карандаш продолжал выбивать мерную дробь.
— Начальство в бешенстве… и мэр тоже.
— Они что, действительно верят, что я избил парня?
— Нет… Я не думаю, что они в это верят. Но пресса разыгрывает свою партию, и в спектакль вовлечено множество политических сил. Ты же знаешь, до выборов осталось два месяца. Что действительно волнует окружного прокурора, так это шумиха о нарушении прав личности. Ты преследовал парня и не можешь этого отрицать.
— Даже не пытаюсь.
— Бреслер это одобрял?
— Я не спрашиваю у лейтенанта, что мне делать в свободное время.
Шеф сжал губы и покачался в кресле.
— Я так и думал. Просто Гарри Кэллаген проворачивает свои маленькие делишки.
— Хотите забрать мою звезду?
— Нет. Едва ли это пойдет на пользу. Все что я хочу, положить этому конец и запретить надзор над невинным человеком.
Гарри фыркнул.
— Это как раз то, чего он добивался.
Шеф повернулся к столу и швырнул карандаш на блокнот.
— Что тебя заставляет так думать?
— Причина в том, что он снова собирается совершить убийство. Я это чувствую. Он напряжен, как сжатая пружина. Он собирается убить снова. Единственный вопрос: кого, где… и как.
9
Звезды пробуждаю, но не принуждают. Это факт… Это логично. Звезды определяют наше предназначение… Мое и его. Если пути наших звезд пересекаются там, в темной бесконечности, это определяет наше противостояние. Это судьба. Наши жизни определяются движением звезд… моя… его… всех. Все там, в Козероге… Лире… Скорпионе…
Он стоял с обнаженной головой под дождем, изучая аккуратно расставленные бутылки в витрине. Из магазинчика вышла женщина, в руках бумажная сумка с двумя бутылками содовой. Бутылка шерри была уложена в сумочку. После того, как она ушла, внутри не осталось никого. Улица была пустынной, только какой-то автомобиль прошуршал шинами по асфальту.
Он поднял воротник пальто, вошел в магазинчик и стал нерешительно продвигаться вдоль полок с бутылками. Человек за стойкой оторвался от расписания бегов и стал наблюдать за посетителем. Это был крупный мужчина, жирный и обрюзгший, с маленькими подозрительными глазками.
— Чем могу быть вам полезен?
— Понимаете, я ещё не определился.
Он подошел к стойке, внимательно рассматривая ряды бутылок. Глаза были глубоко упрятаны в распухших веках, нос и губы покрывали тонкие черные шрамы, там где были швы.
— Я не знаю, что мне выбрать.
— Не торопитесь, — владелец магазинчика не мог оторвать взгляда от изувеченного лица.
— Если не обидитесь на мой вопрос, то скажите, что за чертовщина с вами случилась?
Посетитель туманно улыбнулся.
— Проиграл бой в Денвере. Я боксер… легковес. У меня был прескверный вечер.
— Я вижу. Как это было, он что, бил тебя стулом?
— Он был слишком ожесточен. Мексиканский парень. Мексиканцы — жесткие ребята.
— Боже, этот уж точно был жестким, — хозяин пожал плечами и отвернулся. — Ладно, выбирай не торопясь. Если я могу помочь, только свистни.
— Я так и сделаю… Видите ли… я боксер и не пью. Я никогда в жизни не пил спиртного. А сейчас я приглашен на вечеринку и хотелось бы принести что-нибудь приличное. Что-то качественное, понимаете? В пределах десятки.
Хозяин приободрился.
— Как насчет французского коньяка? Импортирован из Франции. Всего восемь баксов, но чертовски приятный подарок. Подумайте… Это произведет отличное впечатление.
— Прекрасно. Я беру.
Хозяин взял бутылку коньяка с нижней полки и поставил её на стойку.
— "Реми Мартин". Знаменитая марка. Хочешь, чтобы я упаковал? У меня замечательная бумага.
— Нет, не стоит.
Он поиграл с коробкой жвачки, лежащей перед кассой, наблюдая за хозяином, укладывающим бутылку в пластиковую сумку.
— Не о вашем магазинчике я читал, что его грабили очень много раз?
Хозяин угрюмо осклабился.
— Точно, четырнадцать раз за три года. Последние два раза их выносили на носилках. Я набил руку, стал отличным стрелком и держу малышку под рукой.