Карантин - Сергей Малицкий

Посидев пару минут с закрытыми глазами, он отключил телефон, затем вставил в него карту Томки. На ее номере оказалось сообщение от неизвестного абонента. «Паша! Я в беде!» Отправлено пару часов назад, когда Павел был в милиции.

Некоторое время Павел смотрел на страшные, но ожидаемые слова, затем попробовал прозвониться. Номер был выключен. Павел позвонил Жоре. Голос гиганта был холодным, но сквозь холод угадывалось сдерживаемое бешенство.

– Ты где, идиот?

– Я уже прошел освидетельствование? – раздраженно осведомился Павел. – Или это и есть та причина, по которой меня крышевала твоя служба? Одно непонятно: почему я об этом ничего не знаю? Или ты собирался выставить счет сразу лет за пять?

– А простое дружеское участие отвергаешь с ходу? – процедил Жора. – Или ты до сих пор думаешь, что живешь в лучшем из миров? Открой глаза, мальчик! Научись принимать добро с благодарностью, тогда и горевать попусту не придется. Где ты сейчас?

– Где я? – Павел накинул ремень на плечо, поднял стекло автомобиля. – Никогда не поверю, что Томкин телефон ты не отслеживаешь.

– Ты крепко вляпался, парень, – вздохнул Жора. – Нет, ты, конечно, не дурак и с такой сноровкой, пожалуй, с недельку еще побегаешь, но лучшим выходом для тебя было бы дождаться меня где-нибудь в укромном местечке, где бы мы могли обсудить все, что с тобой происходит.

– Да, – согласился Павел. – Я бы с удовольствием обсудил с кем-нибудь, что со мной происходит, вот только не хочется после такого разговора остаться в камере. Я пока еще не нашел Томку. Так что наша быстрая встреча все еще невозможна. Но за предложение спасибо.

– Не дури, парень! – повысил голос Жора. – Да еще день, и у тебя земля будет гореть под ногами! Так ты Томку не найдешь. Что ты натворил в отделе?

– Ну всего рассказывать не буду, чтобы не прослыть идиотом окончательно, – усмехнулся Павел, – но сломанный нос Бабича – на мне. И поверь, Жора, он легко отделался. Все остальное – не моя работа, но сожаления об этих трупах у меня нет.

– Ты еще и смеешься? – удивился Жора. – Да на тебя уже сегодня будет спущена вся ментовка! И прокуратура заодно. И им будет плевать, как погибли их коллеги, – им нужен крайний. И крайним будешь ты! Поверь мне, я могу кое-что, но я не всесилен. До тебя доберутся, и я больше чем уверен, что ты будешь уничтожен при задержании. Это уже не страйк, дорогой мой. Пули – не шарики!

– Это все, Жора? – спросил Павел. – Новости по Томке есть какие?

– Есть новости, – зарычал Жора. – Но не по Томке. Новости есть по судьбе некоего Ильи Георгиевича Губарева. Имя ничего не говорит?

– Имел с ним с беседу, – подтвердил Павел. – Оказалось, что год назад он пытался захомутать Томку, вот я и пришел обсудить этот факт его биографии. Он меня Бабичу и сдал. С ним-то что? Большой человек, с большой собакой, как минимум с пятью большими охранниками. Неужели я и его успел обидеть?

– Успел, Паша, – прошептал Жора. – Сильно обидеть успел. К счастью, семейство Губарева далеко сейчас, жена на островах где-то, а сынок в Англии учится. Думаю, только поэтому они уцелели. А Ильи Григорьевича больше нет. А ты не знал, что ли? Над ним, похоже, мясник поработал. И над его собачкой. И над пятью охранниками. Ничего не напоминает? Что ты там рассказывал недавно про тесаки? Один водила уцелел – тот, что отъезжал в магазин. Так вот он сказал, что перед отъездом видел тебя, а когда вернулся, тебя не застал, зато нашел трупы. Вместе с отделом уже девять покойничков!

– Жора, я этого не делал, – отчеканил Павел. – Меня Бабич задержал на усадьбе Губарева. Браслеты на руки надел. И увез. Губарев был жив.

– Ты это браткам будешь объяснять, – прошипел Жора. – Старый хрыч в большом авторитете был. Уверяю, они тебя ищут с неменьшим старанием, чем менты. И я не думаю, что у них меньше возможностей тебя вычислить, чем у меня. Что касается твоего алиби, ты плохо знаешь Бабича. Ему как раз выгодно подвесить Губарева на тебя. Зачем ему головная боль? Ему сломанного носа до твоей кончины хватит. Конвоиры мертвы, а водила ментовский на участке не был, ничего подтвердить не может, да и не пойдет против Бабича.

– Я этого не делал, Жора, – повторил Павел.

– Хорошо, – еще понизил голос Жора. – Кто тогда? А Костика помнишь? Его кто зарубил? Да, да, Костика-весельчака! Он чем тебе не угодил? Ты с ним тоже обсуждал какой-то факт его биографии? А ведь убит он точно так же, как и Губарев. Вроде далековато Костина дача от губаревского амбара, но уж больно почерк похожий. Тут уж надо быть последним идиотом, чтобы в одну папку два таких дела не подшить. Ориентировки с утра уже по всем отделам. Сейчас к ним добавится твоя рожа. Худая и плечистая фигура злоумышленника даже мне уж больно похожей на твою кажется, и машина что-то напоминает, пусть даже грязью номера замазаны. Хорошо уходишь, Павлик, вот из отдела хорошо ушел, в шляпе, хотя дежурный и так тебя не увидел – загипнотизировал ты его, что ли, но долго гулять не сможешь. Тебе мало того, что я сказал? А ты знаешь, какая у отца Кости служба безопасности?

– Я не убивал Костю, – отрезал Павел.

– Допустим, – нехорошо засмеялся Жора. – Тогда кто?

– Не знаю. – Павел снова почувствовал тошноту и звон в ушах. Скривился от боли. Завел машину. – Не знаю, Жора. Может быть, те, кто украл Томку. Но зачем это нужно, я не знаю.

– Бросай все, парень, и приезжай туда, куда я скажу! – почти закричал Жора. – Это единственный способ для тебя остаться в живых!

– Может быть, – задумался Павел. – Но чуть позже. Я так понимаю, твои ребятки уже выехали в мою сторону? Времени у меня мало? Поспеши тогда, приготовь бумажку. Ручку. Запиши номер.

– Что это за номер? – не понял Жора.

– С этого номера сегодня в полдень на Томкин телефон пришло сообщение с текстом «Паша! Я в беде!», – бросил Павел. – Меня интересует, чей это номер и где этот телефон. Выясни, я перезвоню через два-три часа. И вот еще, обрати внимание на запястье Губарева. Там странный ожог. Приглядись.

– Это все? – пробурчал Жора.

– Почти, – пробормотал Павел. – Я бы, конечно, с удовольствием покопался в собственной жизни, в жизни Томки, тестя. Но, боюсь, сейчас времени нет.

– Время пока еще есть, – ответил Жора. – Успокойся. Главное – не дури.

– Не у меня. – Павел нажал отбой и тронулся с места.

Темная машина с тонированными стеклами влетела на стоянку супермаркета, когда он с нее уже выезжал. Телефоны вновь были спрятаны в термосе. Непосредственная опасность ему пока не угрожала, но явно угрожала Томке. И он все еще не знал, что делать. И все-таки оставалось еще что-то. Что-то, что он упустил и что не давало ему покоя.

– Ну что, брат-шизофреник? – спросил Павел сам себя, повернув маленькое неудобное вазовское зеркало. – Исчезают твои преследователи или нет? Или все это глюки? А была ли у тебя любимая жена? Или и она тоже сумасшедший и прекрасный глюк? И кто тогда Жора-гигант? Крепкий санитар из дурки?

В зеркале отражался худощавый седой тип, смахивающий на держателя какого-нибудь подпольного притона. Павел снял очки и тут же понял, какой кусочек мозаики не давал ему покоя.

Человек в сером и в первое, и во второе появление говорил с ним именно на Томкином языке.

17

– Смотри-ка… – Павел пощелкал мышкой по открывшейся странице. – Тут написано, что твоих соплеменников и не осталось вовсе. Последний носитель ливского языка умер в две тысячи девятом году.

– Осталось еще с полтысячи. – Томка стояла у окна и разглядывала начинающуюся зиму. – Пусть даже все они не носители, а говорители-энтузиасты. Да и не стоит верить всем сетевым ресурсам подряд. К тому же не все люди склонны кричать о своих корнях. Я, конечно, далека от мысли, что ливский язык можно оживить так же, как евреи оживили иврит, но, если ему суждено исчезнуть, пусть это произойдет не на моих детях.

– Разве я против? – Павел прищурился, пробежался по ссылкам. – А тут много интересного. Так ты кто? Ливка или ливонка? Кстати. Многое становится ясным. Народ был весьма воинственным.

– Добавь моего папку, – усмехнулась Томка. – Он из уральских казаков. Тоже не подарок!

– А как твою маму занесло в Вильнюс? Она же, должно быть, из Латвии?

– Да, – кивнула Томка. – Из-под Риги, но училась в Вильнюсе, как и отец.

– И как она не побоялась к нему подойти? – спросил Павел.

– Он подошел… – Томка запнулась. – Тогда он был еще другим. Наверное, потому что не успел потерять ее. Ты не переписывай алфавит. Не пригодится. Учи язык на слух.

– Ладно, – отложил ручку Павел. – Тем более что почти все буквы тут с закорючками и крючками. На слух проще.

– Просто слушай меня и говори со мной.

Она присела напротив, положила руки ему на колени и повторила то же самое на ливском:

– Просто слушай меня и говори со мной.

И он повторил ее слова, стараясь совпасть в произношении, повторил несколько раз, пока они не осели в голове, не закрепились надежно и прочно. И тут же вспомнил уже выученное: «Извините, сейчас никого нет дома, но если вы оставите сообщение…»