Повесть дохронных лет - Владимир Иванович Партолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я не люблю толстых, — не унималась Катька, тут же откусывая от пирога, — ещё в детсаде Хансу говорила, если останется толстым, не выйду за него. Так он с каждым годом все больше распухал. Мне на зло, так не хочет на мне жениться, как будто я всеми фибрами за замужество. Прикинь, в последнее время худеет — это от того, что влюблён в меня по уши. Хиреет бедняжка.
Катьке, несмотря на то, что была настоящим сорванцом, прочили завидное будущее. Чуть ли не с пелёнок рисовала кукол и наряды всякие им придумывала, сейчас моделированием одежды занималась, если не профессионально, то талантливо. Хотя ни одну, насколько я знал, «сочинённую тряпку» сама своими руками не материализовала — шила (ей и себе) Мальвина. Ходили по школе в нарядах одинаковых, как близняшки. Они и в самом деле очень похожи друг на друга, только одна — красавица-хохотушка, другая — милый пострелыш. Рисовала тряпки не на компьютере — плакарами и цветными гелевыми ручками по бумаге. Особенно удавались ей эскизы лейблов и карлеток, по рисункам которых, уже на одежде, вышивала Мальвина. Я свою куртку — настоящую, военного вертолётчика (дядя Франц подарил) — доверил на полную её волю художественного воображения, так она с великолепной детализацией изобразила по спине несколько боевых вертушек самых последних моделей, летать на каких, я только мечтать мог. Изгалялась. Это уже и по тому видно, что вышивала те вертушки не Мальвина, а сама лично, и затребовала за работу аж двадцать ананасов. Я не соглашался, предлагал штуку, сошлись на трёх. Кстати, парубки на злополучных джинсах с фланелью — её вышивка. Я возмутился, почему на места колен помещены. «А оригинально, на ягодицах банально» — ответила. Осень, зиму и весну вышивала, сегодня, чуть ли не летом, надел в первый раз — обновил, так сказать. Все, и родные, и посельчане, думали, если не известной, то, во всяком случае, знаменитой модельершей на Новой Земле станет. Если, конечно, вернётся сюда после учёбы на материке. Катька нисколько никого в том не разубеждала. А с месяц назад я случайно попал в её «закуток». Сестра с семи лет установила «заступ» перед дверью своего «закутка» — этого личного помещения в доме; сама виновата — дверь на веранду оставила открытой. Здесь я узнал, что все помыслы и устремления Катькины связаны вовсе не с «тряпками», с Космосом. Вместо обычного бедлама в спальне, в закутке царили порядок и необычайность в оформлении интерьера. Стены и потолок сокрыты чёрной тканью, натянутой от потолочного фонаря до полу по замкнутому от входа кругу. По ткани россыпь светодиодов — звёзды. Некоторые созвездия я узнал. С теми, что заглядывали через потолочный фонарь, они составили в интерьере закутка ночной небосвод, наблюдаемый где-нибудь среди поля. В центре помещения располагались стол с «HP-персоналкой», подключённой к ресурсам моего «PO TU», и станина с телескопом в тысячу крат. От экрана включённого монитора гуляли отсветы по никелированным частям кресла. К своему изумлению, в нём я узнал зубоврачебное кресло, которое прошлым летом при странных обстоятельствах исчезло со склада сельпо. Катька украла? И как вообще смогла эту махину сюда в закуток тайно доставить? Предположил, дядя Франц купил и подарил. Словом, всё в закутке выдавало то, что интерьер Катька преобразила в космическое пространство с импровизированной рубкой управления звездолётом. Я ещё тогда подумал, что всё это так — детская забава-однодневка. Эйфория от побед в освоении землянами Марса и Венеры давно прошла, к звёздам ещё не летали. Да и никогда сестра на людях не проявляла внимания к чему-либо космическому. В спальне у неё по стенам ни одного портрета женщин-космонавтов, а только, как обычно, у девчонок её возраста, рип-певцы и стэп-гуру. Скоро случай закрепил моё открытие. Как-то сестра не вернулась со всеми домой в школьном автобусе (я в тот день последние уроки прогулял), маме позвонила предупредить, что будет на занятии в стэп-клубе, сама же оказалась в поселковом планетарии и просидела здесь до закрытия. Мне позвонили братья Карамазовы, они маму, служащую планетария, поджидали у ресепшена, Катьку и увидели. Мне звякнули, удивившись тому, что администратор выдал сестре пласткарту доступа в тренажёрный отдел космических полётов, туда не всякого лётчика пускали, вертолётчиков, разорителей Колизея, подавно. Я примчался и не без помощи братьев и их мамы договорился — дежурил за мониторами охранной сторожки старший брат Доцента — проследить за сестрёнкой. Затребовал тот же файл, что она заказала. Ни черта не понял. Тупо взирая на бесконечные колонки из цифр, я ещё засомневался — подумал, Катька с тренажёрным отделом всё подстроила — спровоцировала мою слежку и теперь водит за нос. Но, когда проследил её подключения к имитаторам, понаблюдал за тем, какие астро-навигаторские ребусы разрешала в пилотировании звездолётом, в тренажёрку к которым доступ не всякому курсанту Академии Роскосмоса возможен. Конечно, возникло подозрение в профанации всего происходящего — очередная Катькина афера, сотрудники планетария в сговоре с ней. Запросто могла совратить, как то, должно быть, случилось с товароведами и продавцами сельпо, что зубоврачебное кресло для закутка ей добыли. С этими понятно, эскизами «тряпок» своих соблазнила, с сотрудниками планетария наверняка повозилась: все как одна — старушки-одуванчики, даже та что за стойкой ресепшена: им мода не интересна когда созвездиями, да пилотами звездолётов с юности увлечены. Я отмёл все сомнения и пришёл к выводу: Хансу с его скрипкой места в Катькиной жизни не будет, замужество было помехой в осуществлении сестриной мечты. Врёт. Я-то знаю — по другой совсем причине Ханс получил отворот.
Как только Катька закончила излагать «свои личные домыслы» по поводу того, почему подавляющее число разных животных худы, а, например, бегемоты — толсты, и открыла рот откусить от остатка пирога, я снова попытался её прогонять.
— Всё? Иди, жуй к себе. И подправь бегемота: в пасти у них не лошадиные зубы, как ты нарисовала, а клыки… чтобы была возможность питаться салом своих собратьев-бегемотов. Мочат и солят их в болоте. Маршака помнишь: «Тащили бегемота из болота».
— Чайковский автор, браток, — уличила меня в ошибке Катька, — и писал он так:
— Ах, нелёгкая это работа из болота тащить бегемота.
На что я немедленно отреагировал:
— Автор — Корней Чуковский, а Чайковский — великий русский композитор. Классическую музыку надо
