Повесть дохронных лет - Владимир Иванович Партолин

Не упуская интеллектуального превосходства, я вытолкал упиравшуюся Катьку на антресоль и закрылся на замок. К двери ближе, будучи уверенным в том, что сестра осталась подслушивать, придвинул магнитолу. Добавив чуть громкости, покрутил рукоятку настройки каналов, проскочил и вернулся к звукам виртуозных каскадов фортепьянных опусов. «Может быть, музыка Брамса» — порадовался я такой удаче и ещё подвернул громкости.

Подключая в сотофоне и викаме ячейки Батыя и Плохиша, решил подождать пять минут и, если никто из них сам не выйдет со мной на связь, позвонить Стасу. Зуммер вызова зазвучал тут же, но звонили мне по «умному дому», домашней внутренней связи. Катька наверняка. Надоело слушать Брамса, вот и решила проделать очередную попытку заработать ананас. А возможно и мама: магнитола мешает Леночке уснуть. Но звонил отец. Сидел он за компьютером в тепличной конторке, увитой огуречником, щурился от дыма сигареты и бегал пальцами по клавиатуре.

— Ты слушаешь Брамса? — бросил он на меня взгляд из-под полей великолепной чешского фетра белой шляпы — подарка Дяди Вани в день и в знак их примирения, великолепней той английской, что преподнёс другу у ёлки в Рождество.

— А это Брамс? — спросил я и быстро придвинулся к викаму с намерением закрыть собой у отца на экране местонахождение источника фортепьянных звуков. Странным ему показалось бы не моё увлечение Брамсом, а магнитола у двери, хотя и не на всю мощь включённая, но прислонённая своей акустической панелью к двери — в час, когда Леночку укладывали спать.

— А разве не Брамс?.. Не громко? Мама Леночку присыпает… Ты не знаешь, где Катька могла достать майских жуков? — Отец, сосредоточено проводя какие-то расчёты, в экран викама не смотрел. — У неё их было два… Первый мне стоил в тысячу триста монет, не знаешь, — где второй?

— Помер, — лаконично ответил я. Мне стало не по себе: тысяча триста!

— Точно знаешь?

— Точно, — заверил я отца и про себя подумал, а жив, любой ценой у Катьки выманить и умертвить.

— Я тебе чего звоню… В понедельник по утру — со школой я договорился — полетим в управление «гибэвэдэ»… Парубка персонализируют… Не ешь ничего острого и пахучего… Ногти почисть, придумай себе мину выражения лица… Запомни у зеркала. Ещё — экзамены… Готовься. За пилотирование я спокоен, но вот воздушные знаки… Вот она… Вот ошибка! Исправить как?

Обрадованный удаче в проверке расчётов, взволнованный, отец снял шляпу и почесал по тюбетейке. Как и Дядя Ваня к шляпам, какие носил и после как сделал подсадку волос на лысину, отец за время ссоры с другом привык к этой самой тюбетейке. Подчёркнуто её носил, выбросив все шляпы, ранее ему подаренные. На помойку угодили и галстуки от Дома Кроля, которые закупил впрок, дарить Дяде Ване.

— Поубавь звук, — напомнил мне родитель, отключаясь.

И тут же подключилась мама, она прошептала:

— Франц, нашёл время Брамса слушать. И зачем так громко? Леночка проснётся.

— Мама, я сейчас же убавлю звук, — пообещал я. Того, что и она могла увидеть магнитолу у двери, я не опасался: звонила на мой викам с сотофона, без функции видеоряда. Брамса музыку узнала, она может — в консерватории училась.

Отключилась. Я в полном недоумении поспешил к магнитоле. Звук мной был установлен не настолько сильным, чтобы с третьего этажа, да ещё через дверь, музыка была слышна в зимнем саду первого этажа. В фикусах птички поют, в фонтане вода журчит — должны отвлекать от звуков с антресоли. У меня возникло подозрение, и я, не трогая магнитолы, осторожно провернул щеколду замка и тихонько приотворил дверь. Так и есть, Катька.

У ног сестры прислонённым к порогу и ларингофоном прижатым к двери, предположительно в месте нахождения по ту её сторону магнитолы, лежал мегафон. Колоколом был направлен в сторону листьев фикуса, по колонам антресоли «приползшего» из зимнего сада на мой третий этаж. Брамс, прилично усиленный мегафоном, устремлялся по фикусу вниз к фонтану, к целующейся в нём парочке Родена. Засранка! Просто пенделя дать — мало, и я снял решительно кроссовку.

Катька стояла ко мне спиной, чуть согнувшись и присев, придерживала колокол мегафона, в другой руке держала бутерброд. Тянулась к нему ртом, языком пытаясь подхватить свисавшую поверх масла длинную филейную полоску осетрины. Ничего не слышала и не замечала. В пику медленным фортепьянным аккордам она пыталась выдать рэп: «Тим-трим-тум-бум». Мотала головой в бигудях и отбивала тапочкой по полу, совсем не в такт ритму. Другая нога в одном носке украшенном дыркой, явно специально вырезанной под большой палец. Позади сестры в листьях фикуса сидел Гоша с открытым клювом — слушал и запоминал. Взгляд отвёл в сторону, скосил глаза: попка недолюбливал меня за то, что в его разборке с бойцовским вороном Доцента занял сторону противника — успел открыть тому форточку.

Рубаха Катькиной пижамы теперь была надета задом наперёд, рисунок поправлен. У бегемота — а то был, несомненно, бегемот — глаза скрыты пенсне с черными стёклами, в широко раскрытой пасти — четыре клыка с распятой на них толстенной жабой. Нарисовано было так выразительно отталкивающе, что я поморщился. Катька задницей виляла, но я бы кроссовкой приложиться не промахнулся. Да вспомнил, что ещё предстояло дознаться о судьбе второго майского жука. С сожалением остановил себя. А какой бы этой «не каменной попе» был довесок кроссовкой против папиного лаптя! Гоша посмеялся бы. Недолго и не злобно: Катьку он обожал.

Я нагнулся и осторожно несколько раз нажал на одну из кнопок мегафона. Звук убавлялся, но сестра и этого не слышала: осетрина была вкусной, а классическую музыку она в упор не слышала.

Раздался зуммер сотофона. Я осторожно прикрыл дверь — так, чтобы щеколда замка не сработала, и устремился назад к тахте. На сей раз звонил Батый.

Я не сразу понял, что он так здоровался — Добрый, — услышал я в трубке. Голос совсем не юноши, мужской.

— Ты это о чём?

— Вечер — добрый.

— А-а. Ну, это кому как.

— Я звонил тебе, потом твоей сестре. Ждал ответа, но пришлось на время отключиться: отец с Квартальным воспитывали. Ждём: на связь с нами выйдет моделатор нашей разборки Истребитель… Ты догадался, сообразил?

— Конечно.

— Подляна, конечно. Но получилась случайно. Ты не думай чего, маху мы с Запрудным дали. Я хочу предложить тебе выход из положения.

— Если мировая — так это не выход.

— Я понимаю. Стас выдал идею. На поединок мы выйдем в костюме с пустыми рукавами, руки заведены за спину. Ладони склеим двусторонним скотчем. Сами склеим, как только наденем