Первая экспедиция - Антон Первушин

— Повреждения есть?

— Правое переднее колесо свернули. Будем садиться жёстко.

— Ну, не в первый раз, — вместо утешения заявил Боря.

Приходя в себя после всего этого воздушного цирка, Плюмбум опять подивился хладнокровию юных сталкеров. Они относились к этому… как к игре? Да, именно — они действовали так, будто искренне верили в свою неуязвимость или даже бессмертие. Шли напролом. И в случае с бандитами, и в случае с миротворцами. Но ведь пули и осколки не из пикселей сделаны, и умереть сегодня было много поводов. Теперь вот ещё и шасси отвалилось. «Будем садиться жёстко». — «Ну, не в первый раз».

Плюмбум не мог понять подобного пренебрежения опасностью. В духе нормального сталкера — красться, сторониться и хорониться. Зона требует уважения к себе, опасливой любви. Если этого нет, она карает быстро и беспощадно. А лихие ребята не только четвертый год по ней бегают, но и процветают. Тут была какая-то странность. Аномалия. Тайна. И в этом тоже нужно разобраться, но потом… потом…

Интересно, а как встречает нас Зона? Какой погодой?…

Плюмбум хорошо помнил древнюю примету: с каким настроением встретит сталкера Зона, с таким ему в Зоне и проходить. Встретит пасмурно тихим дождем — будут слезы, горе и боль. Встретит бурей и молнией — будет такая чехарда, что ни прилечь, ни перекусить. Встретит ярким солнцем и легким ласковым ветерком — путь будет легким, принесет много хабара, а бандиты и мутанты обойдут тебя стороной… Чепуха, суеверия, конечно. Яйцеголовые ему сто раз уже объяснили, что физической основы тут нет никакой, а есть сплошная психология. И что полагаться на психологическое ожидание успеха — самое последнее дело. Гробились ведь наверняка и те, кто по солнышку пришел. Может, даже чаще чем те, кто в бурю, — только разве они расскажут, если угробились? То-то и оно!… Только вот не мог Плюмбум избавиться от веры в приметы — хотел бы, но это было противно его сталкерской натуре, взращенной в крови и грязи, среди аномалий и мутантов. Слишком часто ему приходилось полагаться на интуицию и невнятные предчувствия, слишком часто зависела от них жизнь, чтобы вот так просто согласиться на вполне разумные доводы учёных и отбросить знание примет как нечто несущественное.

Итак, погода…

Погода удивила Плюмбума. Пересечение границы Зоны прошло незаметно. Как светило Солнце, так и светит. Как не было в небе ни облака, так и нет. Хотя вечная «болдинская» осень — вот она, на месте. Как и три года назад. Как и десять лет назад. Как и двадцать лет назад… Но Зона не подала сигнала новоприбывшим — она встретила их тихо и умиротворенно, словно прирученный зверек. Значит ли это, что миссия пройдет успешно?… Или Зона просто приветствует старых знакомых?…

Болото выглядело, как всегда, уродливо, но вызывало щемящее чувство ностальгии. Черная вода, высокие камыши, пожелтевшая осока, скользкие кочки. На относительно сухом участке паслось стадо кабанов. Один мутант поднял массивную голову и даже побежал за бегалётами, но почти сразу отстал.

В этом безрадостном пространстве Плюмбум прожил без малого два года, потерял здесь многих друзей, а жадная трясина поглотила его первые иллюзии и робкую надежду на то, что когда-нибудь Зону удастся подчинить человеческой воле. И всё же он с нежностью хранил воспоминания о тех годах, о полковнике Лебедеве и команде «Чистое небо» — сталкерах-идеалистах, научивших выживать в Зоне, дружить с Зоной, менять Зону…

Чёрт! Плюмбуму опять пришлось побороться с собой, отгоняя непрошеные воспоминания. Зона вернулась в его жизнь, но это вовсе не означало, что он должен позволять ей брать себя за душу.

Он громко кашлянул, потом сказал, обращаясь к Грозе:

— Это всё было очень эффектно, ребята. Мне ещё предстоит отстирывать штаны. Но я так и не понял, зачем мы поперлись напролом? Довольно рискованный выбор. Ведь мы могли обойти пост километрах в пяти севернее.

— Не могли, — кратко отозвался Алекс.

— Тогда поясните. Что мешало?

— «Панцирь» мешал. Эти установки поставлены так, чтобы закрывать всё воздушное пространство над Периметром. Окна, конечно, есть, но только на восточном направлении. А тут запад. Кроме того, «Панцири» создавались специально для борьбы с низколетящими малозаметными целями — он засек нас на подлете и готовился сбить.

— И ведь почти сбил! В чем ваша тактика?

— Всё очень просто. У Бориса на машине стоит глушилка — военное устройство для создания сильных помех на частотах радиолокационной станции. Действует она кратковременно — «Панцирь» умеет быстро пресекать это дело, меняет частоты, нейтрализует помеху.

— И что мешало воспользоваться глушилкой на расстоянии?

— Энергетика. На бегалёте невозможно разместить глушилку достаточной мощности — она занимает слишком много места. В этом и была наша тактика. Подойти к «Панцирю» максимально близко на высоте ниже трех метров — зона недоступности для его ракет и пушек. Затем врубить глушилку, и пока PЛC перестраивается, проскочить над миротворцами.

— Всё равно это было очень рискованно.

— Мы с Борей любим риск.

— Я заметил. Кстати, ещё заметил, что вы не использовали свои лазеры. Только дымовые гранаты. Почему?

Алекс хмыкнул.

— А вы кровожадный человек, господин Свинцов. А если честно, то есть две причины. Первая, но не главная, — опять же энергетика. Весь заряд мы истратили на банду. Перезарядка зет-батарей в полевых условиях невозможна. Вторая причина — мы с Борей не стреляем в миротворцев. Даже когда они стреляют в нас. Мы считаем, они здесь нужны. Тянут солдатскую лямку как могут. И сдерживают Зону — не за ради бабла, а во имя мира.

— С такими мыслями тебе прямая дорога в «Долг», — серьёзно сказал Плюмбум.

— А вот «Долг» мы не любим, — неохотно признался Алекс.

— Почему? Они ведь тоже сдерживают Зону. Но у них порядки попроще, чем у военных.

— Знаю, что вы состояли в «Долге», господин Свинцов. Но ведь ушли. Почему?

— Это длинная история.

— Понятно. А у нас — короткая. «Долг» слишком много на себя берёт. Слишком привык устанавливать правила. При этом ни за что не отвечает. Много слов, мало дел. «Долговцы» претендуют на то, чтобы стать хозяевами Зоны, но на самом деле это просто сталкеры, которые так устроились, чтобы успешнее её грабить.

Алекс Гроза вновь удивил Плюмбума. Его представления о юных сталкерах уже начали складываться в некий непротиворечивый образ — вот есть на свете такая неразлучная парочка раздолбаев, которых Зона почему-то любит, отмечает и привечает. Поэтому им везет, как везло когда-то Семецкому, который хотя сталкером был никаким и миллион раз должен был накрыться медным тазом, всегда умудрялся без единой царапины выбираться из самых жестких переделок. Потом Семецкий, по слухам, всё-таки погиб где-то в районе Саркофага, но превратился в одну из легенд Зоны — его видели то там, то тут, обычно после выдающихся попоек, что, конечно, могло поставить под сомнение все известные истории о его существовании, но кому интересны детали? Гроза и Молния при их возможностях и фантастическом везении тоже тянули на полноценную легенду, но в том-то и дело, что от такой легенды не ждешь здравомыслия и рассудочной холодности. Семецкий, к примеру, никогда такими качествами не отличался… А вот Алекс, несмотря на молодость и бесшабашность, выносил суждения, до которых не способны дойти своим умом иные седовласые мужи. Юный сталкер очень точно описал причину, по которой и сам Плюмбум некогда покинул ряды «Долга». Но чтобы понять, почему эта влиятельная группировка не способствует установлению человеческого контроля над Зоной, а скорее препятствует ему, Плюмбум потратил почти пять лет. Как Алекс сказал? «Много слов, мало дел». Очень точная характеристика! Это у него природный ум такой? Или опять даёт о себе знать атмосфера, в которой выросло новое поколение?… Плюмбум не мог однозначно ответить на эти вопросы.

— Серьезный подход, — сказал он вслух. — Вижу, что вы, ребята, не только смелые, но и умные. Но тогда я совсем не понимаю, что вы делаете в Зоне. Есть ведь и другие сферы для самореализации.

Плюмбум знал, что последнее замечание некорректно. Нельзя спрашивать сталкера, что он делает в Зоне. Таков ещё один неписаный закон. Можно спросить, как человек сюда попал, и выяснить, если тот сам захочет рассказать, жизненные обстоятельства, которые довели и привели, но прямо говорить о том, что есть где-то лучшая доля, — моветон. Человек пришел в Зону и остался? Значит, он что-то имел в виду…

Плюмбум грубо нарушил правило. Но времени оставалось совсем мало, а выяснить хотелось как можно больше.

— Нам здесь нравится, — отозвался Алекс, помолчав. — Только здесь и чувствуешь себя живым.

— Алекс, — вмешался в диалог Боря. — Хватит трепаться. По курсу аномалии. Следи за детектором.