Междумирье - Сергей Росстальной

В сопровождении психолога Плесковы пошли знакомиться и забирать детей. Они поднялись на третий этаж, и вошли в комнату, где дети Лебедевых ждали своей участи.

Сева и Людмилка сидели на скамеечке в комнате ожидания и уже молчали, ни о чём не разговаривая, когда за дверью послышались шаги. Дверь открылась и в комнату вошла та самая тётка-психолог, которая все эти дни промывала им мозги, и ещё двое – девушка и молодая женщина.

Женщина и девушка были одеты в одежду, напоминающую походную экипировку: обе были в штанах и лёгких подпоясанных куртках светло-зелёного цвета, из грубой ткани, вроде холстины. На ногах у них были мягкие кожаные ботинки со шнурками, напоминающие мокасины. Русые волосы у обоих охвачены пояском и заплетены в косы. У женщины на плече висел небольшой коричневый рюкзак, а у девушки – кожаная сумка на ремне.

– Здравствуйте, – тихо сказала детям девушка.

– Здравствуйте, – так же тихо сказала женщина.

Удивлённые дети молчали.

– Детки, – улыбаясь, сказала психолог, – это Валентин Валерьевич, – и она указала на девушку.

Девушка улыбнулась и подмигнула детям.

– А это Мария Кирилловна, – психолог представила женщину, – или Маша.

Дети напрочь потеряли дар речи.

– Мы немножко посидим наедине и пойдём, – сказала «Валентин Валерьевич» психологу.

– Да, да, конечно, Валентин Валерьевич, познакомьтесь. Я буду в коридоре.

И психолог вышла.

Когда дверь закрылась, странные гости подошли к детям поближе и присели перед ними на корточки, ласково улыбаясь. У обеих, и у девушки, и у женщины, были совершенно одинаковые глаза.

– Мы вас знаем, – доверительно сказала женщина, – ты Сева, а ты Людмила. Мы знаем вашу маму и вашего папу. Но сейчас мы не можем вас отвести к ним. Сейчас мы можем только увести вас отсюда. Если вы не уйдёте с нами, вас заберут другие люди. И никогда не вернут.

– Так вы хотите отдать нас маме и папе? – обрадовались Сева и Людмилка.

– Тихо! Хотим. Но этого никто не должен знать, иначе нам не позволят это сделать. Сейчас мы все уйдём отсюда. Не надо с нами разговаривать. Просто идите с нами. Но если что, то я – «Валентин Валерьевич», а она – «Мария Кирилловна».

Они поднялись, и дети тоже встали со скамеечки. Девушка взяла сумку с их вещами, и все направились к двери.

За дверью их ждала психолог.

– Севочка, Людочка, вы познакомились с Валентином Валерьевичем и Марией Кирилловной? – спросила она дружественно у детей.

Те одновременно кивнули.

– Очень располагающие детки, – сказала ей девушка.

– Ну, вот, вы найдёте общий язык! – обрадовалась психолог, – Я сделала всё, что смогла.

– Вы сделали немало, спасибо вам, – ответила женщина, – Ну, теперь мы пойдём.

– Думаю, вы, Валентин Валерьевич, будете прекрасным отцом! – мило улыбнулась «Плескову» тётка-психолог.

Потом психолог излилась изысканными прощаниями и пожеланиями счастья, после чего дети и странная пара, забирающая их, направились к выходу. За этой сценой наблюдала из-за угла Марина. Она была весьма озадачена: по данным местной агентуры, детей должны были забирать семейная пара – мужчина и женщина, а тут она увидела только две молодые женщины, одна совсем молодая, и одеты во что-то вроде униформы. Марина быстро помчалась к запасному выходу, чтобы продолжить слежку снаружи.

Все четверо уже подходили к воротам детского дома, чтобы покинуть его территорию, и столкнулись, нос к носу, с Бьёрком Инвиком, который только что выскочил из машины. У него в руках была папка с новыми документами детей Лебедевых. Там, в Швеции, подсуетились, и смогли выслать документы уже сейчас. Вот и хорошо, детей уже можно будет отправлять. Теперь Бьёрк торопился в кабинет Гусича. Он обошёл стороной четверых угрюмых парней – подростков из детдома, которые направлялись к воротам, засунув руки в карманы, и быстро направился к админкорпусу. На парней он больше не оглянулся. А двое из четверых «парней» – девушка и женщина – только посмотрели ему вслед, усмехнулись, и повели детей дальше. Они вышли на улицу и молча пошли по ней куда-то. За ними выглянула Марина, дождалась, пока они удалятся на безопасное расстояние, и отправилась за ними.

Гусич сидел у себя в кабинете и думал про Плесковых. Странно, как он мог забыть про таких солидных клиентов? У него такое ощущение, будто он только позавчера с ними познакомился.

И, вдруг, вошёл Бьёрк Инвик со своей переводчицей, поздоровался, и положил на стол папку с документами.

– Детти, – сказал он, – Лебедефс.

И ещё что-то добавил.

– Документы для детей Лебедевых, – сказала переводчица, – Детей отправляем немедленно.

Гусич заглянул в папку. Томас и Эдда. Гусич закрыл папку, и сообщил, что детей уже усыновили, увы.

Не стоит описывать грандиозный скандал, который разразился в кабинете директора. Сначала Бьёрк ругался с Гусичем, потом ругался с переводчицей, за то, что она плохо переводит его нецензурную брань, и требовал, что бы она доходчиво перевела все его угрозы. Но Гусича это не страшило. Он знал, что с должности его не уберут, потому что на вышестоящее начальство у него был неслабый компромат: Гусич несколько раз «угощал» их детдомовскими старшеклассницами, из тех, что сами не прочь залезть в чьи-то штаны. При необходимости, это всегда можно доказать.

Бьёрк ушёл, хлопнув дверью. Ничего страшного, но пренеприятный осадок остался. Ладно, это пройдёт. Зато он провернул чисто своё дело, без участия всяких бьёрков. Гусич выдвинул ящик стола, чтобы полюбоваться результатом и успокоить себя. Сверху лежала пластиковая папка-конверт с документами Плесковых. Это гарантия законности акта усыновления. Он открыл папку. Что это? Внутри лежало несколько сложенных газет. А где документы? Здесь были справки о жилплощади, о доходах, о судимостях, и состоянии здоровья, психиатрические сертификаты, и прочее другое. Гусич порылся в ящике и ничего этого не нашёл. Странно! Как сюда попали старые газеты, и куда делись документы?

Озадаченный Гусич открыл стенной шкаф и запустил руку в карман висящего там пиджака. Вот две пачки денег. Он вытащил их. В своих руках он увидел перетянутые бечёвкой резанные газетные листы. Гусичь больно глотнул исчезающий, почему-то, воздух, и начал тщательно перелистывать резаную газету. Он разорвал бечёвку на обеих пачках, но не обнаружил там ни одной настоящей купюры! Это была даже не «кукла», куда вкладываются, для вида, несколько настоящих денежек, а самая натуральная… – в голове были только короткие слова. Как он так мог!? Как его так смогли!? Где эти Плесковы!? Немедленно поднять их данные! И, вдруг, Гусича совершенно прояснило: он никогда не слышал ничего ни о каких Плесковых, он действительно знает их всего несколько дней! Никогда раньше, никогда, они здесь не появлялись!

Гусич вспотел, как гусь в духовке, истекающий соком. Он вышел из кабинета, утираясь платком, и сказал секретарше:

– Мне все данные на усыновителей Плесковых! Быстро!

Через пять минут растерянная секретарша доложила, что никаких данных о Плесковых в архивах и базах нет, и никогда не было.

Гусич вызвал к себе всех, кто занимался детьми Лебедевых, и других ответственных лиц. Половина из них уже познакомились с Плесковыми, но… только пару дней назад. До того никаких Плесковых не существовало.

Гусич не помнил, как все ушли, и он остался один в своём кабинете, в глухой прострации. Он влип – детей похитили. Через несколько дней проверочная комиссия должна будет наведаться к Плесковым по указанному адресу проживания, а никакого такого адреса-то и нет! И самих Плесковых нет! Он звонил в справочную – нет таких. С него спросят, кому он отдал детей. Где дети!? Это же подсудное дело!

А по всему кабинету были разбросаны нарезанные газетные листы из пачек «денег».

Глава 7

Загадочные люди – девушка и женщина – вели Севу и Людмилку дальше, по улице.

– Мы скоро придём. Ещё немного осталось, – говорили они, успокаивая детей.

Детский дом находился на городской окраине, улица Бажова, и в конце улицы начиналось предлесье. Дальше, за редкими деревьями уже виднелся полумрак густой чащи. За спиной остался последний уличный забор, они сошли с дороги и вошли в кустарник. Пройдя ещё немного, они остановились. Женщина негромко свистнула, и в кустах, со стороны леса, послышался шорох. Что-то большое двигалось с той стороны. Вдруг, над кустами показались две лошадиные головы, а потом кусты раздвинулись, и на полянку, где стояли люди, вышли два вороных коня под сёдлами. Они обрадовано фыркнули и повернули свои морды каждый к своей хозяйке. Сразу стало видно, кто чей.

– Ну, теперь познакомимся, – сказала женщина.

– Это Яркий, а это Месяц, – девушка представила детям коней, и засмеялась: – Коней представили, а сами нет! Моё имя Лада.