Дорога в никуда. Часть третья. Мы вернёмся - Виктор Дьяков

  Переход получился нелегким. Пришлось преодолевать северные отроги Тянь-Шаньского хребта, по высокогорью, где зима была в самом разгаре. Иван во главе сотни шел в составе кирасирского полка. Впрочем, сейчас в его сотне не набиралось и пятидесяти человек, а во всем полку всего чуть более двух сотен бойцов. Иван регулярно наведывался в обоз, где на одной из крытых повозок ехала Полина. Наконец, измученные и намерзшиеся люди преодолели хребет и оказались в городе Хами. Здесь кирасиры с удивлением увидели, что атаманцы еще не покинули временный лагерь, а ждут их. Они сообщили неожиданные новости...

  В это трудно было поверить: как только основные силы анненковцев отошли от Тучана, китайцы блокировали конвой Анненкова, после чего арестовали и самого атамана. Анненкова обвинили в систематическом непослушании китайским властям и в инциденте, случившимся в рождественскую ночь с 6-го на 7-е января 1921 года. В ту ночь атаман со своими конвойцами подрались с китайцами. Причем лично Анненков изрезал кинжалом несколько человек...

  Командование обоих полков стало обсуждать, как быть. Представители китайских властей требовали продолжать движение на восток. Собрали общий сход обоих полков, мнения разделились. Атаманцы, многие из которых воевали с Анненковым либо с германской войны, либо с начала восемнадцатого года, призывали вернуться назад и силой освободить атамана... Кирасиры, только что завершившие тяжелейший горный переход, в основном возражали. На импровизированную трибуну поднимались один за другим ораторы... Взял слово и Иван:

  - Братья-казаки, поймите, назад мы все равно вряд ли дойдем. Вспомните эти горы, после которых у нас в обозе полно больных и обмороженных, и главное, нам китайцы на обратную дорогу не дадут продовольствия и фуража. К тому же у нас почти нет оружия. С чем вы думаете отбивать атамана, с одними револьверами!? Мы только усугубим и свое и его положение. Подумайте братцы. А если сделаем, как велят китайцы, то дойдем до Манчжурии, и там каждый решит, как ему быть. А атаман, я думаю, с китайцами сумеет договориться, и его все одно скоро освободят...

  В своей речи Иван излагал примерно то же, что говорили до него ораторы из его полка, как бы объединив все приводимые ими аргументы воедино. Конечно, он не стал говорить, что ему с женой надо, во что бы то ни стало добраться до Харбина, и лучше всего это сделать в составе полка, с официального разрешения китайских властей, чем идти на свой страх и риск. В то же время от Анненкова они с Полиной сейчас желали как можно скорее отделиться. Полина, стоявшая тут же рядом в толпе казаков, потом горячо шептала на ухо мужу:

  - Молодец Ваня!... Сейчас они уже точно назад не пойдут...

  Внесли или нет перелом в настрой казаков слова Ивана, но в конце-концов трезвый взгляд на сложившуюся обстановку возобладал, и колонны двинулись дальше. Возле города Аньсиньчжоу их расквартировали в пещерах возле местного буддийского монастыря. Слава Богу, наступила весна и люди не так мерзли. Через месяц власти разрешили анненковцам двигаться дальше... но только небольшими группами, опасаясь что такая большая и по-прежнему боеспособная людская масса может устроить бузу уже в центральных районах Китая. Атаманцы и кирасиры продали лошадей и по 20-30 человек отправлялись дальше. До города Баотоу шли пешком, дальше по железной дороге...

  В конце мая 1921 года поезд Пекин-Харбин остановился у перрона харбинского вокзала. На платформе, в здании вокзала ходили русские железнодорожные служащие в русской дореволюционной железнодорожной форме... гимназисты в кителях и фуражках, гимназистки в форменных платьях и фартуках, дамы в шляпах и модных платьях, мужчины в сюртуках и котелках, их окликнул извозчик в картузе и поддевке: "Куда изволят господа...". На лице Полины выступили слезы, при виде этой долгожданной картины. Казалось не было ни ужасов гражданской войны, ни рек крови, ни каких насилий, унижений, голода, холода, и все это лиш долгое кошмарное сновидение. Кошмар кончился, и они снова попали в старую, до боли сердца любимую ими Россию...   

13

    Ввиду того, что большая часть хлеба урожая 1920 года в Бухтарминском крае не убрали и он погиб на корню, Усть-Бухтарма, урожай собравшая, никак не могла избежать тотальной продразверстки. Вместе с тем проводить продразверстку в такой многолюдной станице было делом рискованным. В уездном ревкоме решили назначить ответственным за это "мероприятие" Бахметьева...

  На Павла Петровича, хоть он и намеренно ушел в "тень", и не рвался на первые роли, все одно постоянно "стучали". Он подозревал "пригретую" им Лидию Грибунину, недовольную тем, что он фактически тормозил расследование дела о расстреле коммунаров. Павел Петрович не то чтобы тормозил, но прибывшему после гибели Малышкина новому начальнику уездной ЧК, человеку со стороны, он на правах местного старожила, осторожно разъяснил, что спешить с этим делом не стоит, пока советская власть на местах не достаточно укрепилась. Но когда стала ясна судьба основных виновников того расстрела: Степан Решетников пленен, Щербаков со Злобиным погибли, ничто уже не мешало проведению окончательного расследования и суда, чего неустанно требовала Лидия Грибунина.

  То, что его позиции окончательно пошатнулись, Павел Петрович почувствовал в самом конце 20-го года, когда его и без того под завязку загруженного работой в отделе образования, редакции уездной газеты, профбюро... вдруг неожиданно назначили особоуполномоченным упродкома по продразверстке. Должность, на которой "крестов" на грудь не получишь, но шансов голову потерять "в кустах" более чем достаточно. Видимо верхушка уездного ревкома решила-таки избавиться от чрезмерно мягкого и интеллигентного коммуниста, смотревшегося "белой вороной" в среде не шибко грамотных, но зато беспощадных к врагам советской власти партийцев военной закваски. В мандате, выданном Бахметьеву, говорилось: "Немедленно, в порядке боевого приказа приступить к усиленной ссыпке хлеба, причитающегося к сдаче из расчета по разверстке хлеба... Производить аресты и смещение членов волостных и сельских советов и отдельных граждан... У лиц, не подчиняющимся распоряжениям по выполнению разверстки и укрывающим хлеб, производить конфискацию имущества и хлеба, каковые поступают в фонд государства...".

  Большевики окончательно вводили в Бухтарминском крае те же порядки военного коммунизма, что уже с восемнадцатого года царили в Европейской России - отъем хлеба у производителей, не давая ничего взамен, чтобы спасти от голодной смерти рабочий класс, приведший их к власти, и избежать голодного бунта в городах.

  Недоброжелатели Бахметьева в уездном комитете партии не сомневались, что этот хитрец неминуемо "сгорит" на таком задании - хлеб отнимать, это тебе не газетенку редактировать, или в страховой конторе подпольщика изображать. И конечно, как само-собой разумеющееся, Бахметьев возглавил продотряд, на которой возлагалась задача по проведению разверстки там, где имелись наибольшие хлебные запасы, в Усть-Бухтарме. Правда, как такового продотряда не было. Как и в прошлый раз обязанности по проведению продразверстки в станице возложили на местный гарнизон. Бахметьев, прибывший в станицу всего с несколькими помощниками, сначала этот вопрос всесторонне обсудил с начальником гарнизона Вальковским. Потом собрали станичный ревком, на котором Павел Петрович зачитал приказ Упродкома о разверстке. Несмотря на то, что члены партъячейки от разверстки освобождалис, они выслушали приказ с далеко не радостными лицами. После затянувшейся паузы, секретарь партъячейки выразил общее мнение:

  - Вот что, товарищ комиссар, хош нас всех тут заарестовывай, а казаки добром, за твои расписки хлеб не отдадут. Оне, конечно, и бунтовать сейчас не будут, но и хлеба не дадут... уже попрятали по заимкам, да по сараям. Всю зиму искать будем...

  - Так...- задумчиво пощипывал бороденку Бахметьев.- Я слышал, во время Большенарымского восстания, советской власти помощь в деле агитации казаков против поддержки восстания оказал бывший станичный атаман Фокин. Как думаете, товарищи коммунисты, если вновь его привлечь? Он еще не утратил доверия у казаков, послушают его?

  - Прослушают, послушают! Мы и сами хотели его просить,- наперебой загалдели с мест члены партъячейки.

  Бахметьев никогда не раскрывал своего тесного знакомства с бывшим атаманом. И сейчас он вел себя так, будто с самого начала вовсе не рассчитывал на его помощь, а пришел к такой мысли лишь на совещании со станичными активом, с их "подачи". Теперь уже Тихона Никитича, под конвоем двух красноармейцев проводили к Бахметьеву, после чего они уединились в бывшем атаманском кабинете.

  - Извините, Тихон Никитич, что я вас под конвоем приказал привести. Сами понимаете, мне никак нельзя афишировать наши с вами истинные отношения.