Монах и кошка (Кайдан) - Далия Трускиновская

Норико на коленях вползла в помещение.

– Интимная близость на рассвете полезна для тела и удобна, – очень тихо читала Акико. – В это время семя светлое, а польза от совокупления продолжительна. Если будет зачат ребенок, он будет богатым и знатным, проживет долгую жизнь.

– Если мне удастся родить государю сына, мой отец так наградит тебя, что все дамы умрут от зависти, – прошептала госпожа Кокидэн.

– Постойте, постойте, – прервала ее Йоко, заметив служанку. – Что еще случилось?

– Молодые господа посылают… – прошептала Норико, протягивая послание.

– Этого еще не хватало! .. воскликнула Акико и сразу зажала себе рот.

Больше всех испугалась юная супруга государя.

– Какой ужас! Если они нас подслушали, я не переживу этого…

– Успокойтесь, успокойтесь… – Акико повернулась к служанке. Немедленно скажи этим господам, что дамы уже легли спать, забыв потушить лампу. И никакого ответа не будет. А то они, чего доброго, действительно заглянут сюда и увидят госпожу Кокидэн! Если это случится… ох, лучше и не думать… Ступай!

Норико выскользнула наружу.

Зимой в императорских дворцах было лишь немногим теплее, чем на дворе, так что особого холода она не ощутила.

– Дамы уже спят, ответа на письмо не будет, – сказала она слуге и вернула послание.

– Вот уж это неправда! – рассердился Нарихира, когда ему передали ответ. – Не спят они вовсе, а чем-то занимаются.

– Если там новенькая, то все из-за нее. Скорее всего, она растерялась, застеснялась, а остальные ради нее решили притвориться спящими, – сказал То-Дзидзю. – Нужно послать письмо еще раз. Пусть служанка подождет!

Услышав его слова, Норико замерла. Это был приказ.

– То же самое письмо? – спросил Юкинари. – И упрямо добиваться ответа?

– Нет, пожалуй, – подумав, решил Нарихира. – Тебе не дали ответа, а это уже повод для жалоб. Женщины любят, когда мы жалуется на их жестокость. Тогда они сами себе кажутся невесть какими красавицами.

Минамото Митидзане посмотрел на него с большим недоверием.

– Как же прикажешь жаловаться? – Юкинари взялся за кисть и вздохнул. – Никогда еще в жизни не жаловался!

– Ну, во всяком случае, намекни на то, что дамы все-таки тебе ответят.

– Давайте-ка, я напишу, а Юкинари-сан перепишет своей рукой, предложил То-дзидзю, довольно опытный по части очаровательных жалоб.

И действительно написал:

– Ведь правду говорят – Как горько ожиданье У запертых ворот Зимою, ночью бесконечной, Пока откроют их тебе.

– Замечательно! – одобрил Нарихира. – Вроде и жалоба, однако тон уверенный… Перепиши-ка, Юкинари-сама.

– Нет, – вдруг возразил Юкинари, – не то! Я скажу иначе!

Он взял кисть и вывел строки:

– Наверно, радость Мне принесет в сновиденье Встреча с тобой! Но будет еще грустнее Тебя вспоминать наяву.

– Это уж вовсе некстати, – поморщился Нарихира. – Так пишут женщине, которая уже была твоей возлюбленной.

– Или женщине, о которой мечтаешь, – заметил То-Дзидзю. – Впрочем, стихи все равно не годятся. Мы пишем дамам, а не одной даме.

– Я пишу одной, – и Юкинари сделал знак слуге. – Отнеси и без ответа не возвращайся.

– Кончится тем, что о твоем безумии донесут государю, – сказал Нарихира. – Слыханное ли дело – искать по всем дворцам, среди всех дам, женщину, о которой знаешь лишь то, что она не дописывает до конца свои стихи! Учти, безумцу никто не даст даже шестого ранга, а в лучшем случае его свяжут и наймут ему заклинателя злых духов.

Получив второе послание, Норико совсем растерялась. Издали на нее смотрел Фудзивара Нарихира – ей пришлось опять вернуться в помещение, где госпожа Кокидэн и две ее дамы читали тайком книгу знаменитого врача Тамба Ясуери «Брачные покои».

Если бы кто-то из старших дам узнал, что юная госпожа Кокидэн пытается разбирать китайские иероглифы, ей бы вежливо, но непреклонно сделали строгое внушение. Женское дело – японское письмо «хирагана», которым пишут любовные послания и стихи. Можно, конечно, выучить и сотню иероглифов – чтобы отличиться в игре, когда по правой половине иероглифа угадывают левую. Нужно знать иероглифы «гэн», «то», «сэй» и еще несколько. С них начинаются, если писать по-китайски, такие знаменитые фамилии, как Минамото, Фудзивара, Киевара… Если член такой семьи имеет придворную должность, его более не по имени зовут, а по звучанию иероглифа и должности. Так принято – эти иероглифы и дамы знают. Но не более того. Китайский язык – мужское дело.

Бывали случаи, когда придворные дамы тайком читали китайских поэтов – обидно, когда мужчины вовсю цитируют несравненного Бо Цзюй-и, делать вид, будто понимаешь все тонкие намеки. Бывали… Но их по пальцам сосчитать можно было.

Вот почему три заговорщицы так перепугались.

В ту минуту, когда Норико появилась в помещении, они уже сговаривались продолжить чтение следующей ночью и прятали книгу в изголовье.

– Вернула послание? – строго спросила Йоко.

Норико молча поклонилась. Это злополучное письмо лежало у нее за пазухой. А снаружи ждали ответа молодые господа – в том числе и Фудзивара Нарихира.

– Раскладывай постель, – приказала госпожа, пока Акико сопровождала свою повелительницу в северные покои.

Йоко прислушалась – лишь шорох одежд, никто не проснулся, никто никого не окликнул, хотя вокруг ложа госпожи, огороженного с трех сторон великолепными плотными ширмами, лежит дюжина дам, а по углам спят еще служанки.

Тут появилась и госпожа кошка. Она подошла к огорченной Норико и по старой дружбе потерлась мордочкой о ее руку. Девушка приласкала милого зверька. Когда Акико вернулась и обе придворные дамы быстро улеглись, Норико так и осталась сидеть у догорающей лампы с кошкой на руках. Нужно было что-то предпринять.

Фудзивара Нарихира так надеялся на ее помощь!

Но помочь не удалось – и теперь приходилось выкручиваться.

Поразмыслив, Норика решила вскрыть письмо, как если бы дамы его читали, и повторить молодым господам прежний ответ – все уже засыпают, никто ничего написать не захотел.

Она развернула приятно шершавую бумагу, посмотрела на подобные свисающим ветвям строки. Кошка тоже потянулась к письму.

– Ну, посмотри, посмотри, – позволила ей Норико. – Может, хоть ты что-то поймешь?

Кошка повернула изящную мордочку и посмотрела мерцающими от жаровни бездонными глазами прямо в глаза Норико.

И тут девушке показалось, будто она летит вниз с огромной высоты, так что в ушах стоит свист. Это было страшно и все же изумительно. Дыхание захватило, кровь ударила в щеки и в губы. Норико в испуге зажмурилась.

Это уже было с ней однажды – перед самым рассветом. То же падение в пропасть, постепенно угасающее и перерастающее в полет, тот же огонь в лице и отсутствие иных телесных ощущений. И страх, граничащий с восторгом.