Монах и кошка (Кайдан) - Далия Трускиновская

– И влетело же тебе от господина… – прошептала Норико.

– Нет, – спокойно ответил Бэнкей. – Он же все знал. А теперь посуди сама – могу ли я желать тебе зла, когда ты так похожа на ту девушку?

– Не можешь, – уверенно сказала Норико. – А ты написал об этом стихи?

Монах уставился на девушку, как на привидение.

– Какие еще стихи? – изумился он.

– Знаешь, почтенный наставник, оказывается, по всякому случаю нужно писать стихи, – сообщила Норико и вздохнула. – Я сама это только здесь, во дворце, узнала. Ведь если так делает государь – значит, и нам тоже надо?

– Может, и надо, да только я за всю жизнь двух строчек не сложил, – признался Бэнкей. – Не мужское это дело.

И, вспомнив, что монаху не положено смотреть на женщин, он решительно отвернулся.

– А они тут пишут, пишут, сколько бумаги изводят! – пожаловалась Норико. – Только и знай – подавай им тушечницу, растирай тушь, бегай за веткой, чтобы привязать к ней послание! А сколько одежд они тут посланцам дарят! Принесет такой бездельник даме письмо от поклонника а она ему на радостях дарит красивое женское платье! Ну, зачем этому бездельнику женское платье? Чтобы пропить в городском кабаке? А он перекидывает платье через плечо и уходит довольный!

– Это от безделья, – уверенно сказал монах. – Ну так как же, узнаю я, что ты хотела мне сообщить ночью на постоялом дворе?

– Сперва скажи, кто убил гадальщика, – потребовала девушка.

Она, пока Бэнкей рассказывал свою историю, придвигалась к нему все ближе. Теперь девушка вскочила с настила и стояла вплотную у него за спиной. По взволнованному голосу Бэнкей понял – теперь девушка поверит той страшной правде, которую он сообщит.

– Гадальщик был нечистью, которая называется Рокуро-Куби, – мрачно ответил Бэнкей. – Погиб он потому, что на нем лежало такое заклятие. Если тело Рокуро-Куби сдвинуть с места, пока голова летает и жрет человечину, то с рассветом это чудище погибает. Если признаться честно, то я сдвинул его поганое тело. Но плохо другое – их там, в заброшенной усадьбе было пятеро. Пятеро людоедов, Норико! С одним я справился. Четверо приехали в Хэйан вместе с молодыми господами Фудзивара и Минамото.

– Тот старик, которого я видела из носилок? – удивилась девушка.

– Старик, молодой человек и женщина. Может быть, ты видела женщину и можешь узнать ее в лицо?

– Нет, благочестивый наставник, – девушка опять легко пустила в ход привычное обращение. – Видимо, она села в свою повозку уже после того, как меня усадили в носилки с госпожой кошкой. Однако как это печально…

– Еще бы не печально… – проворчал монах. – Эта нечисть орудует теперь в Хэйане, и не добралась бы она до государева дворца! Ведь голове ничего не стоит перелететь через ограду!

– Я о другом… Как печально, что ты не женился на той девушке, сказала Норико. – Ты ведь так любил ту девушку…

– При чем тут она?.. Это все было давно, и больше я ни о каких женщинах не помышлял…

– Больше ты ни о каких женщинах не помышлял… – повторил певучий голос.

Что-то в нем показалось Бэнкею странным.

Монах резко обернулся – и не узнал Норико.

Вроде бы только что перед ним стояла звонкоголосая круглолицая девушка в простом и опрятном, как положено дворцовой служанке, платье. Но лицо налилось испускающей свет белизной, черты его стали тоньше, нежные губы приоткрылись и тянулись к монаху. Это была Норико – и все же уже не Норико.

Юность этой женщины давно кончилась, ушла вместе с наивной прелестью полудетского лица. Она была сейчас такова, какой мечтает увидеть себя в зеркале любая из женщин, и в тринадцать лет, и в шестьдесят.

И не лунный же свет набросил на плечи красавицы несколько одеяний из прозрачного шелка едва уловимого весеннего цвета – цвета ивы, и не игра же теней вывела на китайской накидке, небрежно спущенной с плеч, легчайший узор!

Поверх невесомого шелка струились черные, как смоль, волосы, ниспадая до земли. С боков они были подобраны, открывая нежные щеки.

Главное же – на руках у красавицы не было более госпожи кошки! И нигде поблизости ее тоже не было.

– Норико? – изумленно спросил монах.

– Ах, как ты любил эту девушку, как ты ее любил… – повторяла красавица, протягивая к нему изумительной красоты руки.

И вдруг ее глаза широко распахнулись.

Бэнкей, проследив взгляд, резко повернулся – и увидел на краю крыши дворца Токадэн, возле украшающей угол кровли лепной рожи демона с разинутой пастью, черный шар.

Два злобных глаза сверкали из-под грязной повязки. Давно не стриженые волосы, которые повязка обжала на висках, торчали вверх, как метла. Рот растянулся до ушей, и Бэнкей явственно увидел, как блестят острые зубы…

Первым делом он прикрыл собой красавицу, особо не размышляя, кто это – Норико или оборотень. Посох его был далеко.

Страшная голова Рокуро-Куби не приближалась. Она только смотрела издали, очевидно, изучая обстановку.

Бэнкей соединил на груди руки. Нельзя было закрывать глаза – а ему так нужна была беспросветная тьма, чтобы в ней засветился и обдал жаром Пылающий меч Фудо-ме! Вдруг Бэнкей ощутил идущий сзади легкий холодок. Как будто две осторожные руки легли ему на плечи – и в плечах проснулась сила. Призрачные руки соскользнули до локтей.

Он понял – это поделился с ним своей жизненной силой оборотень.

Рокуро-Куби не двигался с места. Потом он медленно поднялся, проплыл над дорогой зеленой черепицей и перевалил за гребень крыши.

– Он следил за нами, – негромко сказал Бэнкей. – Он просто следил. Но теперь это чудовище знает, что мы встретились, и понимает, что мы говорили о Рокуро-Куби. И оно видело твое лицо… Если мы вдвоем обратимся к любому из чиновников государственного совета, вплоть до самого Левого министра, и расскажем о ночлеге в заброшенной усадьбе, нам поверят! Рокуро-Куби постараются уничтожить нас. Тебе ни в коем случае нельзя оставаться наедине. Постоянно будь среди людей! Как можно меньше выходи из дворца!

– О чем ты говоришь? – раздался за спиной у монаха звонкий голосок. – Почему я должна быть среди людей?

Бэнкей обернулся.

Перед ним стояла прежняя Норико, в простом платье, и держала на руках госпожу кошку.

– Ты ничего не видела? – резко спросил монах.

– Со мной творятся странные вещи, – призналась девушка. – Вот точно так же я вдруг ослепла и оглохла два дня назад, когда мне приказали отнести письмо. Мне показалось, что я сперва падаю, а потом лечу. Наверно, я больна. Может быть, ты разбираешься в болезнях?

– Немного, – сказал Бэнкей. – А тогда, когда меня нашли на дне водоема? Было с тобой что-либо подобное?

– Было, – призналась Норико. – Тогда было еще хуже. Оказалось, что я в таком состоянии вышла из усадьбы и дошла до водоема… Что же мне делать? Пригласить заклинателя злых духов?